Маг, хоть и не удостоенный взгляда, «тоже» мимо ушей не пропустил, но только собрался ответить — без сомнения, адекватно, хотя, может, и не совсем эквивалентно, как задняя дверь трактира открылась, и в зал вошел коренастый паренек.
— Петер? — оглянулся на парня хозяин. — Ты слышал?
— Что? — нахмурился юноша.
— Что настоящая доброта проявляется не в словах, а в делах! — выспренно проговорил Эрих и, оставив на столе в луже эля монету, зашагал к выходу. — Больная — значит, вылечим! В этом призвание сельскохозяйственного волшебника на Белом Свете, скромного и самоотверженного служителя оккульта! А Семолина, когда приедет, рассудит сама!..
* * *
Спать лукоморцы залегли с твердым намерением проснуться никак не раньше десяти утра: вынужденную остановку они решили использовать с максимальной пользой для хронически недосыпавшего в последнюю неделю организма. Но сладким их планам не суждено было сбыться. Едва забрезжил свет, как площадь под окнами огласил истошный вопль: «Воры!!!»
Иван вскочил и, протирая на ходу сонные очи, бросился к окну.
На улице, вопреки анонсу, никаких воров не обнаружилось, но зато вокруг металлического дерева, хватаясь то за голову, то за сердце, то за ветки, метался племянник хозяина постоялого двора.
Спросонья царевич не понял, из-за чего сыр-бор, дерево-то ведь на месте, но после нового вскрика остатки дремы вылетели из головы, и он понял, что на месте не дерево, а часть его. Хоть и большая. Веток, листьев и плодов, еще вчера склонявшихся почти до земли, сегодня не было и в помине.
При ближайшем рассмотрении, впрочем, ветки обнаружились. Они валялись кучей искореженного металла на земле, словно пропущенные сквозь чудовищную мясорубку, и если бы не изрядная доля воображения, за часть чудо-дерева признать их было бы совершенно невозможно.
Петер перестал носиться вокруг поруганного апельсина, остановился и вперил горящий взор в подоспевшего Иванушку:
— Это он! — обвиняюще прищурившись, прорычал вондерландец.
— Кто? — испугался царевич, лихорадочно раздумывая, пристало ли настоящему лукоморскому витязю придумывать алиби вороватому другу, или вороватый друг способен справиться с этим сам.
Но подвергнуть испытанию свои моральные принципы ему не пришлось.
— Он! Этот… фокусник-недоучка! — выплюнул со злостью парень. — Он всё сделает, лишь бы мой сюрприз испортить! А кто еще?! Некому больше!
— Но может, это был просто вор?
— Вор украл бы, а этот… этот… этот… — не находя эпитетов, отражающих в достаточной степени всю глубину, широту и полноту его чувств, Петер лишь скрипнул зубами: — …только всё изуродовал и бросил! Он издевался!
— Но, не зная наверняка, — поспешил на защиту безвестного мага Иван, — ты не можешь…
— …доказать, — договорил за товарища подошедший Волк. — Не пойман — не вор.
— Ну так я его поймаю!!! — прорычал юный суконщик.
— Сейчас поздно, — резонно заметил Сергий. — Он уже дрыхнет, поди, без задних ног. И если в кармане у него случайно не обнаружится завалявшийся медный листочек…
— А вот это мы сейчас поглядим! — багровый от возмущения и гнева, процедил парень и, сжав кулаки, бросился прочь.
Догадавшись, что путь взбешенного поклонника дочки пивовара лежал к жилищу мага, лукоморцы кинулись вослед.[2]
Бежать пришлось через всю деревню, и только на окраине остановились они у кособокого дряхлого домика. На стук калитки из окошка выглянула старушка, такая же кособокая и дряхлая, как ее домишко, близоруко прищурилась и улыбнулась.
— А, юный Петер!..
— Матушка Эльза! — без предисловий и приветствий сразу перешел к делу вондерландец. — Где это… этот… эт…
— Эрих-то? — бабулька или оказалась ясновидящей, или похожая ситуация повторялась слишком часто. — Эрих с вечера в кутузке сидит у шуцмана Готлиба.
— Что?..
— Пошел вчера в «Три ежа» — эля пропустить с устатку, с овцой-то весь день провозился, как проклятый, да повздорил с Хайнцем Колесником. Кучу посуды перебил, а заплатить не смог. Вот хозяин «Ежей» его в каталажку и сдал.
— А?..
Бабка явно была ясновидящей.
— Эрих ко мне присылал, не заплачу ли я за него, больше-то ему не к кому обратиться, но у меня откуда такие деньги. Он мне за квартиру-то месяц уже не плачивал, — старушка осуждающе поджала тонкие губы. — Так что пусть посидит до вечера, охолонёт.
— А-а… — разочарование и недоверие смешались на физиономии суконщика.
— Алиби, — со знанием дела договорил за него отрок Сергий.
— Вот видишь, Петер! — обрадованно проговорил Иван, — Эрих не виноват!
— Всё равно не верю, — ожег миротворца угрюмым взором вондерландец. — Всё равно это он! И я его, гадюку, всё равно поймаю!!!
— Караулить будешь всю ночь? — хмыкнул Серый.
— Буду! — процедил юноша, и глаза его кровожадно сверкнули.
— Мы тебе поможем! — вызвался Иванушка — не столько от реального желания посодействовать, сколько от беспокойства за судьбу шалопутного чародея, окажись тот неподалеку от апельсина раздора в недобрый час.
— Ты хотел сказать, ты поможешь, — кисло пробурчал Волк.
Склонность его друга подбирать и защищать сирых и убогих иногда действовала на нервы — когда просто не раздражала.
— Сергий, — мягко выговорил Иванушка. — Я всё равно никогда не поверю, что ты можешь допустить, чтобы невинному человеку предъявляли такое обвинение. И вообще хоть какое.
— Да я и сам не могу поверить… — брюзгливо пробормотал Серый, — …что опять благодаря тебе ввязываюсь в какую-то ерунду, из-за которой придется пялиться в темноту всю ночь как дураку…
— Я всегда знал, что у тебя очень добрая и отзывчивая душа, — пропустив мимо ушей «опять» и «ерунду», улыбнулся Иван.
Волк подавился возмущением, развернулся, сунул руки в карманы и зашагал на постоялый двор, раздумывая, завалиться ли сейчас досыпать или на оставшиеся деньги купить двух лошадей и убраться из этого Галлюцинофельда — или как там его, пока лукоморский витязь не вляпался — и не втянул его, самое главное — в очередную авантюру по поискам справедливости, добра и мира во всем мире.
* * *
Лукоморцы и Петер заступили в караул, как только полностью стемнело.
Черное одеяло ночи укутало утомленную деревню, гася в окнах светильники и разгоняя по домам задержавшихся гуляк. Провожавшие их собаки разошлись по своим сеновалам, а встречавшие женщины — по кроватям. Двери захлопнулись, ставни закрылись, занавески задернулись, домашняя живность вздыхала по сараям, досматривая десятый сон. Вся деревня унеслась в блаженное царство грез перед новым трудовым днем…
Вся — кроме троих.
С фонарем в одной руке и тяжелой дубиной в другой, Петер наматывал круги под апельсином и бормотал что-то под нос, время от времени взмахивая своей палицей — репетировал сцену встречи с коварным магом, не иначе.
Иванушка попытался было следовать за вондерландцем, но быстро сошел с дистанции и присел на мостовую, прислонившись к стене дома Семолины. Серый, постояв в сторонке минут десять, на одиннадцатую незаметно растворился в темноте, бормоча, что такое огромное количество караульщиков только спугнет предполагаемого вандала, и что со стратегической точки зрения будет мудрее, если он удалится в засаду где-нибудь в сторонке, но недалеко.
Надо ли говорить о том, что в его понятии такое чудесное местечко находилось как раз на кровати в его комнате.
Прошел час, другой, третий… Погас фонарь, масло было долито в резервуар и выгорело снова — а злоумышленник так и не появлялся.
Петер, почувствовав если не умом, то ногами, что хождений на сегодня было уже предостаточно, поставил светильник на землю, а сам приземлился рядом с Иваном, подтянув колени под подбородок и обняв их руками.
Тусклый, грязно-желтый свет выхватывал из темноты небольшой кусочек мостовой, ноги и лица товарищей по караулу, объединяя их в странное братство и словно подталкивая к задушевным разговорам.
— Никто не придет, Петер, — мягко глянул на вондерландца Иванушка. — Эрих не виноват. Да у кого бы рука поднялась на такую красоту!.. Хотя… я, конечно, не знаю про всех… если бы мне, к примеру, кто-нибудь сказал: перегрызи этот ствол зубами, и самая прекрасная девица Белого Света будет твоей…
Петер подумал[3] и пожал плечами.
— У кого-то поднялась ведь.
— Угу… — царевич не стал отрицать очевидное, хоть и невероятное, и перевел разговор на более приятную и понятную тему: — А Семолина сейчас где?
Лицо парня озарилось улыбкой, и в ночи будто стало светлее.
— Уехала с родителями в город к тетке погостить, но должна вернуться со дня на день.
— А… — Иванушка деликатно откашлялся и продолжил: — …какая она… Семолина?..
