«Наверное, – думаю, – страдает бедолага, отвлечь надо», – а по опыту знаю, что лучший способ заглушить мордорский синдром – напиться, хотя бы чаю, а лучше вина. «Почему бы и нет, – говорю сам себе, – ему разве много надо?». Поворачиваю на кухню, беру бутылку вина, разумеется, краденую, возвращаюсь, а он покрывало с кровати на полу расстелил, круглые вещи покидал и узлом завязывает. Я их, можно сказать, всю жизнь собирал, каждую царапинку знаю, каждую трещинку, а он, зараза, вот так, взял и одним махом присвоил?! Вот и делай добро, думай о ближнем! А он еще так противненько хихикает и фигу показывает. Вопрос, как говорится, встал ребром и набух.
«А ну брось, – ору ему, – не твое!», – а он заладил: «Мое!» да «Мое!», – и тащит добро к выходу, тащит, а сам язык показывает, и глаза словно мухи в банке, бешеные. Ну и зафигачил я в него бутылку, как раз в это место она угодила, на стенку, попасть не попал, но мелкий испугался. Сбежал, подлюка. Целый месяц прятался, и прощения не попросил.
Я окончательно погрузился в воспоминания и, бултыхаясь в них, задремал. Проснулся от того, что сильно-сильно зачесался нос. Никогда раньше такого не было – чешется и чешется, я чешу его, а он снова о себе заявляет, так и сверлит, словно туда шурупы насильно вкручивают! Глянул в окно, в то самое, на которое показал Федору, чтобы его успокоить. За окном темно, белеет окошко соседской норки, на искусственном небе мерцают искусственные звезды. Луна на другой стороне, ее не видно. Вскочил и понял, что происходят со мной ужасные вещи: тело чешется, голову ураганит, в животе беспорядки. По шее провел – а уже и не больно, на месте укуса два маленьких бугорка, отверстия затянулись. Какой вывод – иду на поправку? И верилось, и не верилось; вспомнил книжку библиотечную, строчку про исчезновения укушенных хоббитов, и скис. Хочешь-не хочешь, а придется проверить, на себе любимом.
Все только начинается, Боббер, и ты это знаешь. Иди, посмотри на себя, полюбуйся в зеркало, там ответы на все вопросы. Что? Страшно? Страшно?! Стра-а-а-ашно! Я испугался. Пошевелил лопатками, не растут ли уже крылья? Вроде нет. Провел языком по зубам – не заострились ли зубы? Есть немного… Вот! Вооот! Так и знал! Случилось! Превращаюсь! Делаюсь! Меняю сущность! Что будет? Вдруг покусаю всех – и бабушку, и сестру, и Урмана, хотя его и есть за что (взять хотя бы пятно на потолке), и Федора загрызу с удовольствием (причину сами теперь знаете), а если, не дай бог, встречу Алину? Что тогда? Осиновый кол мне в сердце и до свиданья, карьера агента? Прощай, База? Личное дело в архив и вечная память? Бросился в ванную, хлопнул по выключателю и уставился на зеркало, забрызганное белыми точками зубной пасты.
Ух ты… Ух ты… А что в моем зеркале делает косорожий гном, Шелоб меня укуси? Какого лешего он кривляется?
Гном.
ГНОМММ!
Это ж я, ребята…
– Ой, мама! – я отскочил и больно ударился копчиком о стиральную машину. Вот оно и случилось, вот и пропал хоббит, исчез.
Чую, интересный отчет о проделанной работе получится, всей Базой будут читать… Я совершил открытие. Теперь я знаю причину, по которой хоббиты, укушенные гномопырями, исчезают. Хоббиты перерождаются в гномов.
Я брел по темным закоулкам родного квартала, потирая щеки, и размышлял о ближайшем будущем. Под глазами появилась колючая щетина, повылазила, как травка, до самой груди, нос теперь был раза в два крупнее оригинального хоббитского, домашние штаны стали тугие, как оболочка на сосиске. Я брел, сам для себя чужой, а в норках ужинали счастливые хоббиты. Я слышал их разговоры, смех и ссоры, и делалось мне с каждым новым шагом тоскливее и тоскливее, будто бы я умер и маюсь в мире живых отвергнутым призраком.
Я ходил от норки к норке, как трусливый вор. Боялся стучать в калитки, просить о помощи, объясняться. Куда я пойду? Кто поверит? И чем поможет? К бабушке бессмысленно – испугается, побьет (она может, поверьте), прогонит. Урман с удовольствием испытает на мне новый электрошок, систему «Добрый хозяин» и прочие электронно-механические штучки против лихих гостей. В больницу? Исключено. Гоблины донесут шефу, и тогда хана карьере, хана надежде работать с Алиной, носить серую агентскую форму, открывать столовку ногой и путешествовать по Вселенной.
До чего же прекрасно быть хоббитом… Вот, например, Алина. Гномов не замечает, а к хоббитам очень даже добра, правда, ко всем подряд, и это большая ошибка! Как можно считать двуличного Брандакрыса милашкой, скажите, пожалуйста? Отъявленного бандита, наводящего страху на половину хоббиточьего квартала, безжалостного и беспринципного. Хоббиты видели его истинное лицо, при агентах оно другое. При агентах он щенок из коробки. Повяжите розовый бантик, и пускайте слюни. Фу, какая гадость! Вечно с ним носятся, кормят на убой, то у Брандика ножка хромает, то животик болит, то ноготок сломался. И, конечно, в первых рядах с ним носится Алина – девочка, не доигравшая в котят и зверят. Настанет день, и я выведу крысу на чистую воду – пусть агенты знают, кого пригрели.
Все переулки в квартале ведут к рыночной площади. Часам к трем искусственной ночи (гоблины называют ночь «временем энергосбережения») ноги сами завели меня в палатку с многообещающей вывеской «Под колпаком» и направили к барной стойке. Я уже рассказывал об этом замечательном заведении, оно существует вопреки действующим инструкциям и запретам. Выбор места его размещения не случаен: хоббиточий квартал – единственный район Базы, где беззаконие считается нормой.
Бармен по кличке Главбух (кличка, как вы понимаете, к бухгалтерии отношения не имеет), бочкообразный, медлительный бородач орудовал веничком за высокой стойкой, рассчитанной, пожалуй, больше на эльфов, чем на гномов и хоббитов, но, как известно, чем выше стойка, тем лучше защищен бармен. Я оказался единственным посетителем: в такую рань здесь можно было найти разве что парочку спящих забулдыг. Пришлось подождать, пока он закончит, разогнется и будет готов обслужить. Он закончил, разогнулся и буркнул:
– Все теплое, тебе чего, э****н? – Главбух – большой любитель крепких гномьих словечек.
Не знаю, как это вышло, но я вдруг машинально схватил оставленную на стойке пустую кружку и с размаху размозжил ее о башку Главбуха. Не задумываясь, он опустил другую кружку на мою башку. Вот и поздоровались – чисто по-гномьи. У них, бородатиков, так принято… Пока я приходил в себя и пытался осознать, почему я это сделал (не собирался же!), он молча достал чистую кружку, плеснул мутной дряни и протянул с выражением глубокого почтения на всей своей бородороже.
Я выпил, морда осталась ровной, хотя, судя по запаху, это был «Треск и скрежет», от которого на моей памяти скончалось три прожженных хоббита-алкоголика. Чисто гномий напиток, а для глупого хоббита – смерть. Все мы знали о запахе «треска» – не раз нюхали, а вот чтобы пробовать…
– С добавлением стрихнина, – гордо пояснил бармен, обновляя кружку. – Долбус, мой троюродный дядя по матери, и**********щ, говорит, что стрихнин помогает ему быть в мужской форме, ну, ты понимаешь, о чем я… – Главбух весело подмигнул и водрузил на стойку вторые поллитра. Муха, пролетая над парами «Треска и скрежета», сгорела заживо.
Я похлопал руками по животу, проверяя, не образовалась ли где дырка от выпитого. Странно, цел и почти трезв… правда, появилось ощущение легкой качки, но я не обратил на это внимания и смело употребил третьи поллитра.
Уровень настроения медленно, но верно пополз вверх, по-другому вспомнилась Ётунштрудель, ее нежная волосатость и эротичная носатость, и тут я понял, что уже во всю рассказываю Главбуху о нашей встрече в лесах Древней Скандинавии, правда, умалчивая о своем хоббитском происхождении:
– Борода – шелк! Бедра – бочки! Нос – наковальня! Руки – весла! Вот какая, осознал?
– Еще бы, конечно, п**к, осознал! Номер дала? Мне здесь как раз нужна ф*****я посудомойка, чтобы по совместительству вышибала, – хозяин кабака был под сильным впечатлением от моих описаний. – Как думаешь, сможет она разнять дерущихся пьяных троллей?
– А то! – меня раздувало от гордости, штаны трещали, хотелось приврать, приукрасить. – Бабища в одиночку поймала викинга, протащила через лес, меня схапала, жениться собиралась…
– Ты что, отказался? Я****ю!!!
– Не готов к обязательствам…
– Серьезная, надо встретиться. Устроишь? – Главбух уставился в одну точку, подсчитывая плюсы и минусы от появления в кабаке такой чудной работницы. – Надеюсь, она не носит эти развратные накладные ресницы и не выщипывает брови? У меня солидное заведение, кабак, а не р*********й водевиль…
– Ее бровями… – я провел пальцем по собственным и показал на веник, – ее бровями можно улицу мести, а ресницы на пиру сгорели, когда она, танцуя, в камин упала.
– Отличная баба. Мужик! – похвалил он и плеснул в обе кружки. – За счет заведения.
Назвать самку мужиком у гномов считается лучшим комплиментом.
