— Твоя часть сделки исполнена. Я ничего не буду делать.
— Это правда? — Вар уставился на Полчека с подозрительным удивлением.
— Чистейшая, — кивнул тут. — Скажите ему, юная леди.
— Я решила, что не буду подвергать опасности жителей Альвираха, — сказала Завирушка. — А Мастер Полчек согласился, что я имею право на такое решение.
— Полчек? Вот просто взял и согласился? Девушка, куда вы дели моего старого приятеля, и кто этот внезапно уступчивый господин?
— Успокойся, Вар, я всего лишь предоставил события их естественному течению. Естественному для Альвираха, разумеется.
— Эти твои идеи о «законе жанра», — поморщился Вар. — Представляешь, Талена, он уверен, что Альвирах имеет некую «драматически-игровую природу» и потому может считаться метасценой, на которой разворачивается бесконечное метапредставление.
— И что это значит? — озадаченно спросила девушка.
— Что любой событийный ряд у нас развивается по закону драматического искусства, — сказал Полчек, не прекращая улыбаться.
— Разумеется, это бред, — сказал Вар резко. — События определяются волей действующих лиц. Равнодействующей приложенных ими сил.
— Тогда сегодня не произойдёт ничего необычного, — пожал плечам драматург, — и волноваться тебе незачем. Процессия повозок достигнет ворот, они откроются, паломники войдут внутрь, оказавшись в центре безупречно выстроенной иллюзии, каждый из них расскажет что-то своей иллюзорной Вечне и довольный отбудет восвояси. Ты получишь то, что пообещал тебе Сидус, Сидус получит то, что ему нужно, я отправлюсь писать другую пьесу, Завирушка тоже найдёт, чем заняться… Почему же ты нервничаешь, Вар?
— Отстань, — отмахнулся тот, — твои бы слова да Вечне в уши.
— У неё нет ушей, — напомнил Полчек. — Она птица.
— Что это за суета? — спросила Талена. — Разве повозки не по другой улице должны приехать?
— По другой, — подтвердил Вар. — Эта слишком узкая.
— Тогда почему все разбегаются?
— Хороший вопрос. Полчек, это твои фокусы?
— Я стою тут перед тобой и совершенно ничего не делаю, — улыбка драматурга стала ещё безмятежнее.
Люди и иные разумные выбегают из боковой улочки с лицами испуганными и растерянными. «Идут! Они идут! — кричит кто-то. — Спасайтесь!»
— Да кто идёт-то? — с досадой спрашивает Вар, а потом видит сам.
— Да это же пираты-андеды! — восклицает изумлённо Талена. — Я думала, ими только детей пугают!
— Ой, — раздосадовано говорит Завирушка, — а я про них и забыла, дурочка такая!
— Это и есть твой план, да? — шипит в бешенстве Вар. — Дождаться андедов, чтобы было как на ладье Лодочника?
— Я же говорил, закон жанра, — спокойно отвечает Полчек. — События всегда развиваются самым драматичным образом из возможных.
— Нельзя допустить андедов к девушке! — кричит Вар.
— И как ты себе это представляешь? — спрашивает Талена. — Их даже пырнуть некуда, у них нет печени!
— Не знаю, но если она испугается и завизжит…
— Отря-а-ад! К бою!
Лязгнули, смыкаясь, щиты, высунулись из-за них хищные лезвия пик, с сытым чавканьем хорошо смазанного механизма взвелись курки на дробовиках, сухо щёлкнул затвор штуцера.
— Шаго-о-ом марш! — скомандовала Спичка и добавила удовлетворённо, перехватив поудобнее секиру. — Теперь-то ты от меня никуда не денешься, костлявенький!
«Каррегвенская десятка» затопала наперерез андедам, отжимая их от цели. Пираты выхватили ржавые сабли и тесаки, ускоряясь в атаке. Дружно грохнули барабанные «перечницы», но ущерб оказался невелик — большая часть картечи просто пролетела костяки насквозь, а выбитые ребра и пробитые мундиры не в счёт.
— В головы бейте! — кричит Спичка, раскручивая секиру.
Мертвецы грянули саблями в щиты кованых, и, хотя пики бесполезно пронзили воздух между рёбрами, шипастые шары моргенштернов взлетели в воздух и собрали первый урожай разбитых в пыль черепов. На широкой площади андеды охватили строй кованых, атаковав его сбоку, но их ржавые клинки лишь бессильно скрежещут по стальным телам. Отряд перестроился, убрав стрелков в центр, а пикинёры, оставив основное оружие, крушат черепа железными кулаками. Но Дебош Пустотелый не принимает участия в битве, он идёт напрямую к цели, ничуть не смущаясь, что между ним и Завирушкой стоит решительный Вар и напуганная Талена.
— А ну, стоять, тварь дохлая! — его путь преграждает отважная дварфиха. — Со мной сначала закончи!
Её секира взмывает в воздух, обрушиваясь туда, где только что был череп в треуголке, но Дебоша там уже нет. Одним размытым движением он оказывается за спиной Спички и наносит удар.
— Ах, ты, резвый какой! — возмущается та, когда клинок врезается в наспинную пластину кирасы. — А вот я тебя…
Дварфиха разворачивается, её оружие со свистом рассекает воздух, но пират снова быстрее, он уклоняется, отпрыгивает, отшагивает, пригибается, и даже деревянная нога не мешает ему быть быстрее сильной, но не слишком ловкой дварфийской леди. Его клинок ещё ни разу не пробил её доспехов, но с каждым пируэтом этой схватки Дебош оказывается всё ближе к Завирушке.
— Эй, ты собираешься что-нибудь делать? — спрашивает у Полчека Вар. — Где твоя хронургия, когда она так нужна?
— Ты забыл? — удивляется тот. — Я же только что поклялся не вмешиваться!
— Ах ты… — ругается полуэльф.
В его руках появляется призрачный лук, от стрелы которого камзол Дебоша вспыхивает, но, будучи не просохшим от морской воды, сразу с шипением гаснет.
Талена кидает в пирата один за другим метательные ножи, но они не наносят андеду никакого урона.
— Не вздумай колдовать! — кричит Вар перепуганной Завирушке. — Мы сами!
Вокруг них царит запоздалая паника. Всё случилось так быстро, что множество праздных зевак, собравшихся повеселиться на Церемонии Воссияния, оказались между сражающимися насмерть боевыми отрядами, и ещё неизвестно, кто страшнее — легендарные андеды или не менее легендарные кованые. Люди и другие разумные разбегаются куда глаза глядят. Больше всего суеты создают торговцы, пытающиеся спасти свой товар энергичнее, чем покупатели — свою жизнь. Жизнь на Альвирахе даётся бесплатно, а в товар для Дня Воссияния многие вкладывают все сбережения и залезают в долги, потому что во время праздника можно продать что угодно.
Ровно в десять утра, как и положено, грянул гонг, извещающий, что время Церемонии настало. Повозки, задержанные убегающей с площади толпой, так и не доехали до Гнездовища, но ворота его открываются вовремя. Увидевшие это паломники кидаются в щель между створками, уверенные, что на Альвирахе нет места безопаснее, чем под крылом Вечны Нашёптанной. Там возникает давка.
— Не надо! Вы сейчас друг друга затопчете! — кричит кто-то в толпе, но тщетно.
Ворота открываются мучительно медленно — так специально задумано для торжественности момента, и механизм работает сам по себе.
— Помогите! — кричит жалобный детский голос.
В нём столько страха и боли, что Завирушка, стоящая ближе всех, на секунду забывает о себе и об андедах. Она кидается к воротам, чтобы помочь ребёнку, и натыкается на продавца, изо всех пытающегося запихать в проход свою тележку. Торговец в панике, но не бросает свой товар, не замечая, что прижал бортом тачки маленькую девочку, которую из-за тележки даже не видно.
— Прекратите! Как вам не стыдно! — кричит ему Завирушка, хватая за рукав. — Вы же её задавите!
— Уйди! — вопит на неё торговец. — Это мои кумкваты! Помял — плати! Уронил — покупай! Надкусил — считай, съел!
— Это всего лишь кумкваты! — дёргает его за руку Завирушка.
— Всего лишь? — вопит тот, окончательно теряя контроль над собой. — Да ты знаешь, почём они мне обошлись? Туристы! Паломники! Вам только бы всё портить! А ты знаешь, сколько Консилиум за лицензию дерёт? Плевать! Забирайте! Топчите! Мните! Надкусывайте! Вот тебе мои кумкваты, девчонка! Вот! Получай! На! Жри лопатой!
