– Петь? Эльф хочет петь?
– А что тебя не устраивает?
– Да ты посмотри на него. Он же темный. Ему, скорее, в убийцы надо податься или в охрану каравана. Хотя… он смазливый. Бабы точно поведутся.
Хмурюсь, но не вмешиваюсь. Мне вот только мнения дилетанта и не хватало. Рей копается в оставленных на полу клавишах, пытается понять, как их вставить обратно в станок.
– Не отвлекайся. Пиши: серенады.
Слышу смех девчонки. Напрягаюсь, понимая, что просто обязан вмешаться.
– Что не так? – злобно изучаю недовольную рожицу.
– Я просто представила, как у меня под окном поет серенаду ночной убийца, которого считают монстром поголовно все дети мира. Заикание – обеспечено. Уверена, что после такого девушке останется только взять веревку, мыло и совершить самоубийство, не дожидаясь, когда за ней придет поющая смерть. О! А что – это идея. Как тебе название вашей группы?
– Какое название? Какая группа?
– Группа «Поющая смерть»! Уверена, все оценят.
– Я один пою. С гитарой.
– А он тут при чем?
Аид недовольно косится на палец барышни, которым на него указывают.
– Ни при чем. Просто… друг.
Зря я это сказал. Эльф потрясенно на меня смотрит, расширив голубые, как летнее небо, глаза.
– Темный и светлый дружат? Все, теперь можно умирать спокойно. В этой жизни я видела все.
– Заткнись и пиши. Тебе за это заплатят, и неплохо, – смущенно отворачиваюсь, стараясь не смотреть на Аида. Можно подумать, я сказал что-то необычное. Сам ведь вечно в друзья набивался. Его улыбки я так и не замечаю.
– Ладно. Диктуйте дальше, музыканты. Еще немного, и я готова буду содействовать бесплатно.
– С чего бы это?
– Да так… поющий серенады темный эльф… я хочу это увидеть.
Фыркаю и спрыгиваю вниз. Тоже мне, фанат моего творчества. Надо выйти наружу, пройтись. Пока я кое-кого здесь не придушил. Рей бежит следом. Я уже привык к тому, что она вечно рядом и всегда молчит. Такое ощущение, что я действую на нее… успокаивающе, что ли. Ну и ладно, главное, чтобы голова оставалась на месте.
Через час объявление готово. Мне его зачитывают, спрашивают мнение будущего исполнителя. Звучит эта ахинея примерно так: «Темный певец выступит за небольшую плату на свадьбе, дне рождения, споет серенаду под окном любимой, сочинит стихи для любовного письма, покорит публику внешностью темного эльфа! Обращаться по адресу: Малый переулок у Больших ворот, дом тринадцать».
– Ну? Как?
Отодвигаюсь от Аида, стараюсь прочитать все это еще раз и увидеть текст со стороны.
– В целом… ужасно. Может, лучше стихами? Напечатаем одну из моих баллад.
– Я вам не нанималась трактаты писать. Либо печатаем это, либо выметайтесь.
Кошусь на недовольную кошку. Н-да. Однако выбор небольшой. Неохотно киваю и возвращаю ей лист.
– Пятьсот экземпляров, пожалуйста.
Рука оборотня дрожит, лист красиво падает на пол.
– Сколько?
– Пятьсот, а что? Чем больше, тем лучше.
Рычание, суженные глаза, выпущенные когти.
– А ну выметайтесь отсюда, живо!
Вздохнув, отхожу на шаг назад.
– Какая же ты все-таки нервная.
Кошка шипит и прыгает. Я отшатываюсь, но тут между мною и оборотнем непонятно как появляется Рей. Меня ослепляет вспышка яркого света, после чего раздаются сильный грохот и вопль отброшенной назад девушки.
Хватаю Рей за плечи и, кашляя от дыма, выволакиваю наружу. Аид остается внутри, кричит, что заберет кошку.
У выхода уже собирается народ. Еще бы. Столько грохота и вспышек. Мало ли… пожар начнется.
Из клубов дыма выходит эльф и несет на руках трущую глаза кошку.
– Что там произошло?
– Твоя девочка врезала по ней заклинанием разрушения.
Подхожу к кошке, пытаюсь найти жуткие раны или хотя бы порезы.
– Она увернулась. – Светлый оборачивается назад и задумчиво смотрит на разгорающееся внутри типографии пламя. – Заряд попал в стену рядом со станком. Не знаю, уцелел ли станок.
– Пусти!
Кошка шипит и выворачивается из рук Аида, после чего бросается обратно.
– Сгорит ведь. – Хмурюсь и оглядываюсь на Рей, которая как ни в чем не бывало сжимает мою руку и довольно улыбается.
– Потушить можешь?
– Зачем?
– А затем, что объявление мы так и не напечатали. А я хочу начать петь.
– Или у него опять начнется депрессия, – кивает светлый.
Рей перестает улыбаться и смотрит на меня.
– Можешь или нет?
– Могу.
– Тогда туши.
Ребенок явно обижается, но все же идет в здание и тащит меня следом. Не то чтобы я сильно против… но на нас крыша не рухнет? Уж больно сильно грохнуло.
Через минуту мы стоим внутри обледеневшей типографии. Везде сосульки, снег, злая кошка рычит на меня, требуя, чтобы мы убирались.
Эльф, сложив руки на груди, этакой изящной статуей застывает у дверей.
– Подумай, теперь тебе этот золотой попросту необходим. Он покроет расходы по восстановлению типографии. А станок практически не пострадал.
С уважением смотрю на Аида. Спокойный, уравновешенный, одним словом – светлый. Даже разъяренный оборотень стихает, глядя на него и анализируя сказанное.
В итоге нам все-таки распечатывают двадцать объявлений, чему я безмерно рад. Правда, бумагу она дает далеко не самую лучшую и местами обгорелую, но текст хорошо виден, а это главное.
После выполнения заказа мы без возражений выметаемся наружу, и дверь с грохотом закрывается за нашими спинами. Рей надувается и с явным неодобрением оглядывается. Приходится уводить ее силой. Хорошо, что вообще здание не снесла. Иначе кошка нас точно убила бы да еще и стражу бы натравила.
Остаток дня мы ходим по городу и расклеиваем объявления. Рей клеит, так как у нее одной есть заклинание, которое неплохо крепит бумагу к чему угодно. Одно объявление я даже повесил на спину проходившему мимо троллю. А что? Он большой, ему вслед куча народа оборачивается.
Возвращаемся в дом уже ночью, купив по дороге овощей и рыбы. Палатки все еще стоят вдоль улиц, и Рей не так-то просто от них оттащить. Приходится уступить и купить ребенку сережки с серебристыми камушками. Аид, правда, настаивает на черном цвете, не догадываясь о том, что ее радужки не черные, а, скорее, серебряные, с разноцветными искорками в глубине.
– Ну что ж, могу сварить похлебку из рыбы, а могу надеть ее на палочки и пожарить над углями.
– Голосую за второй вариант. А разве эльфы едят рыбу? Мясо-то ты не ешь.
– Знаешь, с тобой не то что мясо, мокриц есть начнешь.
– Э-э-э… да?
– Да. Короче, давай помогай разделывать.
Недовольно смотрю на мокрое нечто с выпученными глазами и открытым ртом.
– Нож дать или сам справишься?
– Дать. Не буду я марать кинжалы об эту пакость.
– Ты что, рыбу никогда раньше не ел?
– Ее кто-то другой готовил. Да и у нас в горах мы предпочитали мясо. Добыть дичь на охоте – это достойно воина. А залезть в лужу и там копошиться… это как-то…
Светлый смеется и кидает мне нож.
– Что ж, поздравляю, все когда-то приходится делать впервые.
– А я могу?
– Что можешь? – удивленно смотрю на Рей.
– Помочь.
Надо же. А я уже привык к тому, что она сидит в углу и молчит.
– На, – отдаю и рыбу, и нож. – Дядя Аид научит тебя ее чистить.
Светлый только кривится, но не возражает. Я же довольно укладываюсь на матрас и поворачиваю голову к огню. Комната медленно нагревается. В котелке над водой, в которой эльф заваривает травы, поднимается пар. И депрессия, помахав ручкой, куда-то исчезает. Видать, решила подождать и вернуться чуть позже.
Сижу, жду клиентов. Аид с утра приводит нашу конуру в порядок. Рей активно ему в этом помогает. Мне велено не шевелиться и сидеть смирно, чтобы не испачкать одежду. Я, кстати, весь в белом. Белые штаны, белая рубашка.
– Куда это? – Рей указывает пальцем на мусор в углу. Вот ведь… вроде бы недолго тут живем, а уже так насвинячили.
Аид чешет затылок и уверенно указывает пальцем на улицу.
– Сейчас веник дам. Вот, держи.
Рей кивает и приступает к нелегкому делу выметания мусора. Я, сидя аж на трех матрасах, созерцаю светлую картину и радуюсь тому, что на этот раз не меня приобщили к этому нудному делу. Но так как сидеть довольно скучно, я не могу не комментировать сей процесс.
– Эй! Вон там пятно пропустили. А вон там соринка, там былинка. – В общем, всячески наслаждаюсь. – Эй, крась лучше. Не отвлекайся!
Аид, стоя на табуретке и пытаясь дотянуться кистью с ярко-зеленой краской до потолка, мрачно на меня смотрит.
– Ты бы вышел. А то заляпаю, – говорит угрожающе.
– Отстираю. Я просто не могу пропустить такое зрелище, как светлый, который красит потолок. Тем более что идея его перекрасить принадлежит тебе…
– Еще одно слово, и я тебя тоже покрашу.
– Не посмеешь! Тебе страшный зверь жаба не позволит. Этот костюм стоит целую серебряную монету!
– Мне уже плевать! Я не пацифист, мне можно.
– Ну-ну. Ты вон там еще не докрасил. И вон там! И вообще, потолок получился какими-то пятнами.
