Дождавшись пока Ловец отойдет от валяющегося на полу игломета подальше, тихонько продвигавшийся вперед Рэйс, снова создал иллюзию Карачуна. Вновь появившийся енот, быстро подобрал оружие и выпустил короткую очередь в спину медведя. Но иглы встретили лишь пустоту — словно почувствовав, что за его спиной находится противник, медведь снова включил Ауру и исчез в дымке. Которая, впрочем, тут же и исчезла, вновь материализовав Ловца; магической силы у белого медведя не осталось.
"Ну вот ты и попался, валенок ушастый. Кончились у тебя фокусы, карапузик, теперь ты весь мой, с потрохами", — довольный Рэйс сделал вместо енота рысь, которая резво запрыгала по уступам стены вверх и уселась в нише под самым потолком, уставившись немигающим взглядом на белого медведя.
— Хамелеон, су-у-ука-а-а!!! — проревел Ловец, и ослепленный яростью, уже ничего не соображая попытался снова создать Ауру. В итоге он обессиленно рухнул на пол, удивленно глядя, как растворяется в воздухе рысь; заклинание Ауры Обреченности, не найдя магических сил, использовала жизненные.
— Привет, мудак сутулый, — весело произнес Рэйс, входя в пещеру со стрелометом наперевес, — Сейчас ты мне, сука, за Карачуна ответишь.
Искоса посматривая за лежащим на спине медведем, маг дошел до упавшего при перевоплощении иллюзий игломета и подняв оружие, направил его на оборотня.
— Хотя… Ты, мудак, лично мне нахрен не сдался, пусть Карачун сам с тобой разговаривает, когда вернется. Но смерти после встречи с ним я тебе обещать не могу. Я придумаю за это время такую жуть, что ты будешь молить убить тебя немедленно. Ну, а пока полежишь бревном.
Рэйс нажал на скобу игломета и на теле медведя расцвел целый газон из оперений иголок.
* * *
Енот с диким криком вскочил с земли и закружился, держась обеими лапами за челюсть. Запнувшись о что-то твердое, Карачун тут же растянулся на рыхлой земле. Чертыхаясь и сплевывая набившуюся в пасть грязь, Ловец поднялся, окончательно приходя в себя.
"Ну Рейс… Помощничек, мать твою, примат жопорукий! Вернусь — пропитаю жгучим перцем ту книжонку, страничками которой ты задницу подтираешь!"
Кое-как отряхнув шерсть от налипшей земли, Карачун выпрямился во весь рост и огляделся. Сказать, что пейзаж вокруг был инфернальным — это бессовестно не замечать окружающую действительность. Он был намного хуже. Затянутое тяжелыми тучами ночное небо светилось кроваво-красным светом, превращая все вокруг в интерьер какой-то гигантской скотобойни. Красные, чуть маслянистые листочки раскидистых деревьев, словно сочились кровью на голую, бордового цвета землю, напрочь лишенную какой-либо растительности. Ну что ж, фокус с камнем удался. Он переместился именно туда, куда задумал. В преддверии смерти у него не было выбора; хорошо уже то, что он вообще вспомнил об этом пути за мгновения до смерти от падения с утеса.
Прис. Мир, погруженный в вечный сумрак, где день неотличим от ночи. Многокилометровый слой тяжелых облаков изрядно задерживал свет тусклого красного светила, освещающего этот мирок. Из-за сильнейшего парникового эффекта атмосфера Приса сильно отличалась от других миров Древа. В составе воздуха преобладали ядовитые для организмов оборотней газы, а постоянно высокая температура воздуха довершала картину местного филиала преисподней. Никому не удавалось долго выживать в этом мире; смерть от отравления ядовитыми испарениями настигала всех, кто долго находился вне убежищ.
Не имея ни малейшего понятия, где он конкретно появился, Карачун припустил трусцой вдоль кромки леса. Ядовитая атмосфера Приса странным образом воздействовала только на существ из других миров, уничтожая их красные кровяные тельца. Для местных организмов мир представлял собой теплый и уютный дом. Практически полное отсутствие ультрафиолета, излучаемого здешним светилом, и необычайно жаркая атмосфера создали идеальные условия для жизни насекомых. Некоторые представители здешней фауны вырастали просто до чудовищных размеров. На обильной кормовой базе расплодились и хищники, которым были нипочем любые каверзы здешней атмосферы.
Особенно расплодились в невиданном изобилии пауки. Эти полуразумные сверх-хищники поражали размерами и видовым разнообразием. В условиях такого климата они практически не старели, а растут пауки в течении всей жизни. Наиболее древние особи достигали веса в пару тонн, и размерами были способны конкурировать со зданиями в несколько этажей. Их толстая хитиновая броня могла выдержать прямое попадание из плазмоизлучателя. Всех попавших сюда переселенцев могло порадовать только одно обстоятельство — пауки по своей природе жуткие индивидуалисты, и не очень-то любят жить колониями. Охотничьи угодья были давно поделены, и хозяева не терпели на своих территориях соседей.
Отравленный воздух потихоньку начинал давать о себе знать. Сначала появилась отдышка и енот был вынужден каждые несколько минут сменять бег трусцой на размеренный шаг, чтобы дать измученным легким хоть немного насытить кровь кислородом. К сожалению, вместе с кислородом в организм попадали и вредоносные вещества, и каждая следующая передышка становилась длиннее предыдущей. Вскоре и вовсе от бега пришлось отказаться, полностью перейдя на быстрый, но размеренный шаг. Когда лес остался позади, и на горизонте стали проступать очертания скал, идти стало совсем тяжело. Приходилось делать длинные остановки чтоб надышаться. Не смотря на ничтожность пройденного пути, лапы Ловца налились свинцом, сердце бешено билось, а в глазах появились темные круги — верный спутник кислородного голодания.
Карачуну пока что везло. Возможно, хозяин здешних земель был сыт и пребывал в состоянии переваривания еды. Чем старше и крупнее паук, тем реже ему нужен корм. Те, что были размером с домашнюю собаку, могли обходиться без пищи пару месяцев, тогда как древние исполины и вовсе выходили на охоту раз в несколько лет.
Добравшись до подножья массивной скальной гряды, енот обессилено рухнул на крупный валун. Глотку жгло от ядовитых испарений, глаза резало, но перевести дыхание так и не удавалось. Кровь уже насытилась ядом и почти не разносила кислород, так необходимый мышцам. Конечности немели, пальцы на руках уже не слушались, отказываясь гнуться. Но чутье не обмануло Ловца, точно выведя его к ближайшей колонии нужных ему существ. Очертания входа в пещеру даже сквозь сумрак были хорошо различимы. Собрав последние силы Карачун поднялся на все лапы и побрел в гору, карабкаясь на высокие валуны и оскальзываясь на россыпях мелких камней.
С каждым метром продвигаться становилось все сложнее. Крупные камни закончились, а мелочь, которой был усыпан весь склон, норовила осыпаться при любом движении и утащить енота вместе с собой вниз. Спустя пару минут безумного штурма каменного склона, Карачун почувствовал, что он здесь не один. Оглянувшись, он увидел, как позади, аккуратно переставляя лапы, следом за ним лезет огромный паук. Судя по размерам арахнида, ему было минимум лет сто. Ощупывая поверхность длинными ворсистыми лапами, чудовище каким-то образом находило надежную опору и методично поднималось вслед за жертвой. Карачун из последних сил рванул вверх, уже не обращая внимания ни на боль в разодранных лапах, ни на дикое жжение в легких. Сил для обороны у него просто не было. Щебень на склоне предательски осыпался при каждом новом скачке енота, срываясь вниз целыми камнепадами и угрожая утащить его вниз. Но был в этом и прок. Сыплющиеся сверху камни мешали пауку, выбивая у того надежную опору из-под лап и дезориентируя шумом.
Когда Карачун дополз до твердого скального выступа, мохнатые лапы преследователя уже едва не цепляли его за хвост. Сквозь грохот осыпающихся камней отчетливо слышалось щелканье жвал, что придавало еноту нехилый стимул активнее работать лапами.
В отличии от Ловца, восьмилапый хозяин здешних земель не страдал от удушья, и выбравшись на ровную площадку замер, растопырив передние лапы. Арахнид, судя по всему, был абсолютно слепым, и ориентировался при охоте на колебания, издаваемые жертвой при движении. Чувствительные волоски на его лапах ловили мельчайшую вибрацию, а твердый скальный навес замечательно ее передавал. Енот замер, всего в каком-то десятке шагов от паука.
