— Этот у них за старшего, вроде, — шепнул Баламут. — Как там мудрец наш его назвал? Облакан?
— Улукхан.
— Да без разницы. Думаю, самое главное его первым выбить. Вряд ли у них запасной есть, что чёрное колдовство ведает.
Алексей кивнул:
— Убьём его и ритуал сорвём. Хотя бы на время.
— Ты посмотри на остальных, — сказал наёмник, — вроде сплошь слуги божьи, пусть и языческой богини зимы и смерти, но всё-таки. И все, что характерно, при оружии.
Напрягая зрение, Алексей понял, что Баламут прав. Все люди в балахонах были разномастно вооружены. У кого копье, у кого меч, у кого-то просто дубинка болтается на поясе.
— Подготовились, гады, к случайной встрече с теми, кто им решит ритуал испортить. На Мару надейся, а сам не плошай.
— Много их, — сказал княжич. — Что будет делать?
— Дело ясное, дело скверное, — сказал Баламут. — Предлагаю быстренько обсудить вопрос, на сколько сильно нам вообще та княжна нужна? Может, тебе какая другая сгодится? Слышал я, половецкие княжны довольно миленькие.
Алексей ткнул его кулаком в бок.
— Ай! — Баламут почесал ушибленное место. — Злой ты какой-то. Нервный. Почему ты вообще решил, что они ей зла желают? Может, сейчас попоют свои песни, потанцуют, отпустят её и разойдутся все радостные и довольные, откуда нам знать? Налетим мы на них, порубим мечами в капусту, а они невиновные, как зайчики на лужайке. Стыдно будет. Добрые люди, у них на лицах написано. Особенно вон тот, с клыками и рогами на шапке. Выглядит доброжелательным. А ты сразу — убьют княжну, в жертву принесут, спелись вы с этим стариком в башне. Ты всё время плохо о людях думаешь.
— Раз хитрого плана никакого у нас нет… — сказал Алексей. — Значит, просто пойдём и просто всех их перебьём.
— Просто и гениально. Я даже жалею, что я до такого не додумался. Кусаю локти от зависти. Почему всегда столь гениальные мысли приходят в голову только тебе.
Баламут шлёпнул себя ладонью по лбу.
— Их пара-тройка десятков. Нас всего двое. Так будем же убивать до тех пор, пока их не окажется меньше, чем нас. Ух! Невероятно!
— Ты ещё скажи, что это не сработает, — хихикнул княжич.
— Сработает, конечно, против такого суждения спорить тяжело. Только раньше я за тобой не замечал тяги биться так неразумно. Одно дело виверна или Горыныч там, тут понятно. Нас больше, их меньше. А сейчас-то с чего ты решил, будто у нас есть шансы на победу? Прости за прямоту, я бы на нас и ломаного медяка не поставил.
— Раньше со мной меча Сварога не было. Он мне даёт силу и опору. С ним — победим! Никак иначе.
— Говоришь вечно так, будто всё знаешь. Откуда нам вообще знать, чего на самом деле хочет Сварог? Может, он лучший друг этой самой Мары? Может, он ждёт не дождётся, когда Мара придёт на земли Руси? М-м-м? Не думал об этом? Следит за ними сейчас с небес или из кустов, или где там боги водятся, и в полном недоумении такой «что, черт побери, эти сопляки себе возомнили, ну я их сейчас молнией испепелю»?
— Слов мудреца тебе мало было? Что нам нужен меч, чтобы остановить Мару?
— Ты про того безумного дедулю, который всякие фокусы с дымом показывал? Да, извини, но что-то меня начинают терзать смутные сомнения.
— Прекращай балаболить, — сказал Алексей своим «взрослым» тоном, поднимаясь на ноги.
Он поправил плащ, стряхнул с одежды ветки и листья, выровнял шлем и проверил как ходит меч в ножнах.
— Пора славу ратную поиметь.
Баламут продолжил лежать на животе и подпёр подбородок кулаками.
— Пока не пообещаешь, что в былинах меня будут звать не просто Баламутом, — сказал он, — никуда не пойду. Знаю я тебя, всю славу себе заберёшь, а про меня забудут. Будут только потомки наши говорить, что в битве у каменных столбов был при великом князе Алексее Владимировиче бродяга какой-то. То ли Жирослав, то ли Мокроус. Так не пойдёт. Хочу себе красивое имя. Певучее такое, но чтобы грозно звучало, как боевой рог. Пусть в легендах об этой битве меня называют, скажем, Баламут Ясный Сокол. Или там, Баламут Красно Солнышко Красивое Личико. Не-не-не, подожди, придумал — Баламут Блудимирович Длинный Змей.
— Всё? Наговорился?
— Почти. Я только что понял, как ещё много мне надо высказать, пока оно из меня лезет. Не хочу помирать с таким грузом на душе.
— Никто сегодня не умрёт, — сказал княжич. — Ну, в смысле из нас с тобой. Или из княжон. Призывателей Мары, конечно, всех придётся порубить, тут ничего не поделаешь, они сами решили весь мир погубить, туда им и дорога.
— Ладно, — сказал Баламут, поднимаясь. — Не отговорить тебя, я так понял. Раз затеял устроить кровавую бойню этим чудным вечером, тут уж всё. Верхом поедем? Конный бой дадим? Потопчем погань копытами могучими?
Княжич оценивающим взглядом прошёлся по поляне.
— Нет, — сказал он. — Пешими биться будем. Места мало, внутри круга камней не разъехаться, не разогнаться для удара. Плохо. Да и сам погляди на это колдунство. Кони уже отсюда нервничают, как бой начнётся скинут нас в испуге и всё на этом. Мечами нечисть порубим, опомниться не успеют.
Баламут подошёл к своему коню. Обнял его за шею мягко, поцеловал промеж ушей.
— Прости за всё, друг мой. Надеюсь, свидимся ещё. Ты береги себя, если что. Не позволяй волкам съесть тебя.
Он полностью снял с коня все сумки и упряжь.
— Беги, если что. Меня не дожидайся.
Наёмник ласково потрепал коня по холке, стараясь не глядеть в грустные карие глаза Цезаря.
Баламут нервно проверял снаряжение. Одёрнул куртку, поправил железные бляшки, нашитые на кожу, проверил свободно ли ходит меч ножнах, десять раз перетянул перевязь.
— Ну, — поторопил его княжич. — Ты готов или нет? Или тебе ещё надо пообедать, помыться, сапоги почистить?
— Подожди, — сказал Баламут.
Он медленно выдохнул. Вытер ледяной пот со лба. Размял кулаки, повращал плечами. Забормотал что-то себе под нос. Княжич прислушался.
— Господь пастырь мой… И не убоюсь я зла, ибо ты со мной…
— Ты, никак верующий? — удивился Алёша. — Я-то думал ты язычник. Постоянно то старых богов поминаешь, то богохульствуешь.
— Бывает, — согласился Баламут. — Но раз есть в этих словах сила, что помогает успокоиться, то почему не использовать их? Плохо что ли? Хорошо.
— Добро, — ответил княжич. — Пора за дело. В бой.
Они вышли из леса, быстро пересекли поле, подходя к камням, где творился ритуал.
— Сдавайся, нечистая сила! — княжич заорал так, что казалось даже мегалиты задрожали от его голоса.
Баламут закатил глаза и покачал головой.
— Стоило бы догадаться, что начнёт перед девчонкой своей петушиться, — буркнул он себе под нос. — Нет чтобы тихо подойти, тайно. Раз-раз-раз их ножичками в спину. Нет ведь, не дождёшься разумения от него.
Главный шаман повернулся к ним. Лицо его, наполовину скрытое под низко надвинутым капюшоном, исказила гримаса ярости. Он взмахнул руками, сплёл пальцы в сложный знак, крикнул что-то на неизвестном мёртвом языке. Из его рук взметнулись в воздух синие всполохи, которые заплелись вместе, снова рассеялись и метнулись в сторону княжича и наёмника. Голубые щупальца хлестнули, как хвост змеи, ударили по юношам. Баламут покатился по земле, рядом упал княжич. На них тут же налетели прислужники, занесли копья…
— Не трогать их! — рявкнул Улукхан. — Они нам ещё пригодятся. Пусть Мара сама заберёт их души. Пусть наша госпожа порадуется, какой свежий дар мы ей приготовили. Я чувствую в этих смертных телах сильные души. Наша богиня порадуется такому славному подношению.
Подручные схватили Алексея с Баламутом, скрутили руки, не давая вывернуться и поволокли. Они оттащили их на полсотни саженей в сторону, поставили на колени, наставили копья. Одни из прислужников достал верёвку и споро связал им руки за спинами.
— Эй! — сказал Баламут. — С копьями любой дурак может, а вы попробуйте против нас на голых кулачках выйти, раз на раз? Струсили?
Прислужники ничего не ответили, один из них забрал их мечи и кинжалы, затем они отошли на пару шагов назад.
