— А ты не огрызайся, Алистер. Ты можешь сказать мне, почему на тебе след от пощёчины? — сам же видел. Зачем спрашивать?
Я принял серьёзное выражение и утихомирился. Негоже при Прародителе шутками забавляться. Если не вести себя с ним так же сосредоточенно и серьёзно, то будешь огребать отданную тебе вечность.
— Нет, не могу, Прародитель, — я опустил голову, но затем сразу же поднял. — А вы знаете, почему это со мной происходит? Мне сложно так работать. Не поймите неправильно, мне просто надо осознать, что же стряслось. Раньше было… по-другому.
— Я прекрасно осведомлён о твоей «проблеме». Но сначала тебе необходимо меня послушать. Ты сам догадаешься, где корень твоей так называемой «проблемы».
— Покорно слушаю, Виктор.
Хорошего предчувствия во мне не станет, оно лишь определяет, насколько плохо мне будет от того или иного действия.
— Зачем существует Мрак? В нём обитают Проводники. Кто такие Проводники? Проводники — существа, которые «проводят» человека к смерти. Это смягчение их безжалостной участи. Сами портят себе жизнь, а мы берём и снимаем часть их тяжести. Появления Проводника надо заслужить, поэтому нас не много и не мало. В последние сутки Проводники работают, помогают разобраться клиенту в своих ошибках или выговориться, выбор каждого. С вашей стороны должна исходить свобода, к которой живые так яростно стремятся. Вы — полноправные прислужники. Не забыл?
— Никогда не забывал. Я предан работе и вам, и никому боле. Нет кандидатур. Я всё так же преданно служу вам.
— А своду?
— Вы на первом месте, свод — на втором. Вы же его создатель, как и мой. Я обязан вам всем, что у меня есть.
— Правильно мыслишь, но жаль, что порой заблуждаешься. Когда меня нет, ты почему-то забываешь обо мне. Как Зрячие это называют? Эксперименты? Они позволительны, но не тогда, когда с ними явный перебор.
— О чём вы?
— О тебе, — направил на меня наконечник трости. — О ком же ещё?
Я чувствую себя детсадовцем, которого воспитатель ругает за сломанную игрушку. Мне стыдно бывает только с Виктором, вот прям конкретно. Он не впервой меня отчитывает, но сейчас как будто его терпение скоро лопнет.
— Слушаю, — покорно склоняюсь я.
— Ты надо мной издеваешься, — твёрдо забил гвоздём в меня Виктор.
— Никак нет.
— Ты только со мной ведёшь себя как послушный подчинённый. Переигрываешь. Где же твои искромётные шутки, как в начале? Уверен, и мне посвящена парочка. Стесняешься? Стыдно? Разумеется, нет.
— Ну, обстановка шибко неподходящая… — не ждал, что когда-то я стану мямлить. Исключительно Виктор способен вызвать во мне этакие чувства. А что я оправдываюсь… Я же сам беру на себя вину происходящего с клиентами. Я не в своей форме.
— Это твой дом. Неподходящая? Или ты согласен пообщаться в Тихом? Там удобно?
— Не режьте меня, Прародитель.
— Потом ты захочешь, чтобы я резал. Правда всегда такова, это-то ты осознаёшь: натренировался с клиентами. Правда ранит, и она не пройдёт мимо тебя. Ты столько натворил, что я буду смаковать твой приговор.
— Приговор? У вас интонация злодея из сказки.
Виктор усмехнулся и смахнул чёлку со лба, воззрясь на меня с загадочным выражением. Радужки у него серо-белые, зеркальные, глаза миндалевидные. И здесь меня обошёл. Посмотрите на мои глаза — в обморок упадёте. Запомните меня до конца жизни!
— Ты стал мягким, до отвращения самонадеянным. Думаешь, почему у тебя три задания подряд связаны с детьми? Второе было «экспериментом». С Шарлотт правда было непросто, но почему ты решил своим долгом браться за Банжамин? Ты принципиально должен был забыть о ней. Что тебя так заинтересовало в ней? Добрая, сломленная, глупая, доверчивая… Она не твой клиент и не чей больше.
— Она же…
— Умерла? Она всего лишь упала из окна. Не утрируй. После твоего исчезновения она задышала. Ты по таким критериям выбираешь союзников? Весело, ничего не скажешь. Они не вонзят нож в спину по твоим думам, выводам, надеждам. Но откуда надежда? Когда она в тебе взялась? Почему ты её принял? Алистер, опрометчивое решение. Мы не знаем слов «надежда», «вера» и все их составляющие. Проводники — психологи. Тоже забыл?
— Я помню.
— Сколько детей разочаровали тебя за эти два с половиной суток, кроме меня, Ефима? Я насчитал три.
Три? Он, верно, ошибся. Акира — один, Банжамин — два… Ни за что, он не третий. Я не разочаровывался. И точка.
— Мне озвучить?
— Не имею необходимости.
— Замечательно. Но мне дико захотелось. Итак, это ещё не всё. Не закатывай глаза.
Я не умею их закатывать… Что за чертовщина?..
— Ты их закатил, да. — Монстр какой-то. — Практика с детьми плохо на тебя влияет, — как ни в чём не бывало продолжил Виктор. С чего ты решил, что им можно доверять? Становишься глупыми, как и они. Банжамин обязана была стать для тебя предупреждением, но ты всё-таки пообещал защищать меня до конца. Как мило, — скривился.
— А ты хорошо играл. «Песочек, песочек…» — Я возвращаюсь в себя.
— Благодарю. Как ты бы выразился «Я не отчаялся», а я — «Лишился моего, Виктора, дара». Я тебя создал, я ты в свою очередь непростительно пользовался мной. Твой разум оскудел. Дети его поели. Не взрослые живые, а малолетние. Они сделали тебя податливым и водяным.
— Водяным?
— Ты забыл свои настоящие обязанности. И к слову, Жак изменял Шарлотт. — Я сдержался от того, чтобы открыть рот. — Твоё упущение. А ты его защищал, то есть стоял за себя. И, погоди… Не выпучивай на меня глаза. Молчи, тебе как будто девяносто лет, будь взрослее. Отвечу сразу на вопрос, который не мог не всплыть в тебе: в чём заслуга Шарлотт? Она спасла кошку от голода в детстве, дав ей поесть. Та померла на следующий день, но и это подойдёт.
— Ты издеваешься? Виктор, это не причина! Ты понимаешь хоть, как я натерпелся? Ты специально. Ты специально подсунул мне этих низких людей! — с укором выразился, наконец, я. — Ты следил за мной.
— Потому что ты перестал справляться со своей работой. Да, спасение кота — не причина. Всего лишь повод, хлипкий, но хоть что-то. В моих обязанностях наказывать подчинённых. Только потом я понял, что тебя полезно держать на коротком поводке. Ты больше не сбежишь. И мечтай о свободе.
Мой пыл, как явился, так и источил себя. Я вмиг перестал соображать. Как же?.. Я же Проводник… Я всегда справляюсь… Нет никакого блядского приговора! Виктор отыгрывается, он издевается надо мной, ищет, чем посильнее придавить; ломает и прогинает, как только вздумается. Виктор беспощаден по своей натуре. Он Прародитель.
— Чего замолчал? Ах, ты же стал самонадеянным. И кстати, я следил за тобой только эти последние полтора суток, захватив какой-то час твоего пребывания в Ниигате, к счастью для тебя, согласен? — Я так и остался с закрытым ртом. — Обожаю, когда ты молчишь. Я ещё не начал, а ты по́уже перебираешь в памяти все свои проколы. Как прелестно.
По правде, нет. Я слишком волновался, чтобы что-то вспоминать. В такие моменты надо слушать Виктора внимательно, ибо он не заставляет себя повторяться. Чем больше слушаешь его, тем страшнее ты себя чувствуешь. Я нахожусь на том знаменитом обрыве. Нагулялся же на грани — получай то, что заслужил.
Словно я в каком-то дешёвом фильме-детективе, в котором злодей в конце раскрывает свой злодейский план. Но мой начальник хитрее, и он не злодей. Мы поменялись местами. Я стал злодеем, которому озвучивают приговор. Не хочу участвовать в таком плохом фильме.
— Свод правил Проводников.
Сколько он ещё будет бить меня словами?
— В его знании ты переиграл самого себя, а в итоге проиграл по полной программе, — хриплый смешок вышел из его ехидных губ, но затем он вернул своё нормальное состояние — до жути холодное. — Правило номер четыре: «Не жалеть клиента в секунды перед смертью». Ты сам можешь напомнить себе, с чем связано моё недовольство, связанное с четвёртым пунктом.
Я закусил губу — привычка.
— Что это сейчас было?
— А? — на многое меня не хватило.
