Полностью вымерший реликт был радостно вытащен на берег, лишен шкуры и разрублен наточенными о камни лопатами на порционные кусочки — филейчики, ребрышки, шейку (ну о-о-оч-чень длинную!), грудинку и тому подобные вкусности.
Что с ним надо было делать дальше, бояре не знали.
— Потушить бы его сейчас?.. — нерешительно предложил боярин Порфирий.
— В чем? — мрачно поинтересовался боярин Никодим.
— И на чем? — уточнила боярыня Варвара.
Окинув пытливым взглядом при свете догорающего недельного запаса свечей пляж и берег озера, усеянные черными и серыми камнями, бояре не нашли ничего более, что могло бы гореть, или хотя бы коптить.
— А вы тут лес увидеть ожидали? — хмыкнул Никодим.
— Может, его сырым съесть? — нерешительно предложил Рассобачинский.
— Сырым?!..
— Ну, уж нет — помирать буду, а сырое мясо есть не стану!..
— Никто сырое мясо не ест!..
— Ты что, граф — дикарь какой?..
— …Али собака?
— Ты на мое фамилие намеков не делай, боярин Никодим, а то ведь я лопатой-то не только чуду-юду вдарить могу!
— Конечно, ты только лопатой орудовать и можешь, чем еще-то!..
— Ну, ты меня довел, Труворович трепливый!..
— Босяк худородный!..
— Не шшорьтешь, не шшорьтешь у воды — примета плохая!
— Что за примета?
— А вот штарые люди говорят, што ешли у воды шшоритьшя…
— Что, опять со страшной рожей помрешь?
— Нет. Шай невкушный будет.
— Чай… — мечтательно проговорил кто-то из женщин, и над озером снова повисло задумчивое молчание.
— Я тут недавно одну книжку читала, — несмело нарушила тишину Наташа Конева-Тыгыдычная, — про Вамаяси. Записки купца…
— И что твой купец пишет про добычу огня из камней? — кисло поинтересовался боярин Селиверст.
— Нет, про это он ничего не пишет… — Наташа засмущалась еще больше.
— А что он пишет, деточка? — поддержала ее Конева-Тыгыдычная. — Расскажи нам всем, не стесняйся.
— Ну… Он пишет, что вамаясьцы рыбу, к примеру, вообще не жарят. Они ее сырой кушают. И я тут подумала: чудо-юдо ведь в воде жило, и плавники у него есть, значит, его можно рыбой считать… А если оно — рыба, и вамаясьцы ее сырой, как мы — морковку, едят, то и нам ее сырой есть не зазорно…
— Хм…
— Вамаясьцы — дикий народ, — набычившись, покачал головой боярин Никодим.
— С чего ты взял, что дикий?
— Ну, раз они рыбу сырую едят.
— Они бумагу изобрели.
— И фарфор…
— И воздушных змеев…
— И мандарины…
— Не мандарины, а мандаринов…
— Сам дурак…
— Лучше бы они изобрели спички, — не столь решительно, но все еще упрямо возразил потомок Трувора.
Бояре снова замолчали и неуверенно зачесали в затылках.
Голод-голодом, но есть сырую чудо-юдину…
— А вот я, когда мы отсюда выберемся, намерен отправиться в путешествие и посетить Вамаяси, — объявил ранее молчавший боярин Демьян. — И готовиться к этому намерен прямо сейчас. Чего откладывать.
— Это как?
— А когда в чужой дом приходишь, свои правила не диктуешь. Вот и мне придется рыбу сырую там есть. А я вот сейчас и потренируюсь. Чтоб там гримасой невзначай хозяев не обидеть, честь лукоморскую не уронить.
И, пока не передумал, Демьян решительно выбрал кусок поменьше и впился в него зубами.
Бояре замерли, как в цирке при исполнении смертельного номера.
— Ну, как?.. — шепотом произнесла боярышня Арина.
— Объедение! — радуясь, что поблизости нет свечей и не видно нецензурного выражения его лица, соврал Демьян.
Но, хоть все всё и без свечей поняли, на третий день скитаний под землей сырая чудо-юдина все же лучше, чем никакой чудо-юдины, и это тоже понимали все…
— Честно говоря, я тоже уже давно о такой поездке подумываю… — почти незаметно скривившись, потянулась к мясу боярыня Варвара.
— Куда это ты без меня-то собралась? — опередил ее супруг.
— Говорят, любопытная страна — Вамаяси…
— Надо съездить, надо…
— Всегда мне было интересно, как это они фарфор делают…
— И прикупить воз-другой не помешало бы…
— К тому же, раз тут дело чести…
Кусок за куском, реликтовый деликатес начинал расходиться.
* * *
— …На тебе, получи, получи, получи!!!…
Хрусь.
Дзынь…
— Ах, забодай тебя комар!!!.. Лопату сломал!..
— Ну, пусти меня теперь, граф Петр, — пробасил боярин Артамон, и Рассобачинский с готовностью сделал несколько шагов назад, обходя боярина Ефима со свечкой и пропуская молодого боярина к неуступчивой чугунной двери с замочной скважиной, похожей на скривившийся в насмешке рот.
Тот уперся ногами в полузатоптанный коврик, размахнулся во всю свою оставшуюся силу и стал со звоном лупить в непробиваемый уже двадцать минут замок.
— А, может, ну его?.. — донеслось сквозь гул и грохот нерешительное предложение боярыни Настасьи. — Дальше пойдем?..
Расположившиеся кучкой на земле бояре встрепенулись.
— Да ты что, милочка! Это ж наша надежда — первая дверь за два дня!
— Да, но за предыдущей был склад шахтерских инструментов, а мы сломали об нее лом и две лопаты!
— Зато у нас теперь есть масляная лампа и три кайла!
— Зачем нам масляная лампа, если у нас нет масла?..
— …И сыра, и колбасы, и булочек…
— БОЯРИН ДЕМЬЯН!!!
— Но ведь мы же договаривались не говорить о еде, а не о ее отсутствии, — смущенно попытался вывернуться Демьян.
— Считай, что эта договоренность распространяется на ВСЮ еду, отсутствующую и присут… — перед мысленным взором боярина Порфирия встала ненавистная сырая чудо-юдина, и он, мучительно скривившись, решительно договорил: — Особенно присутствующую.
Бом, бом, бом, бздынь…
— Шего они там колотятся, Ларишка, ашь?
— Дверь нашли, даже с замком настоящим, вот и стучат в нее.
— И никто не открывает?
— Бабушка, так некому открывать, это же подземелье!
— Ешли не открывают, знашит, дома никого нет.
— Шутница ты, боярыня Серапея… — остановился передохнуть Артамон и обессилено навалился на боковую стенку узкого коридорчика, заканчивавшегося лопатонепробиваемой и ломонепокореживаемой дверью.
— Ешли я куда ухожу, я всегда клюш под ковриком оштавляю, — не моргнув глазом, продолжила старушка. — Там ешть коврик?
— Еш… то есть, есть.
— Вот и пошмотри, вьюноша, шем двери-то шужие ломать, — строго проговорила старая боярыня.
Артамон прикинул, на что уйдет больше и так не бесконечных сил — на пререкания с занудной старушенцией или на то, чтобы разыскать в грязи и перевернуть почти втоптанный коврик, и выбрал последнее.
— Надо же… Ключ… — изумленно проговорил он, вертя в руках замысловатый кусок железа. — А я, кажется, замок помял…
— А ты попробуй, попробуй! — боярин Ефим со свечой нетерпеливо придвинулся поближе.
— Что там, что там? — подоспел и граф.
— Ключ нашел, — хмуро буркнул Артамон и, налегая всем телом на затейливо изогнутую штуковину чтобы превозмочь ржавчину, повернул ее в замочной скважине.
Замок заскрежетал, заскрипел, щелкнул несколько раз и открылся.
— Что там? Что там? — бояре повскакивали с земли и устремились к открывшейся двери.
Коллективный вздох разочарования вырвался из всех грудей и загасил огонек свечи.
— Опять клад… — кисло выразил всеобщее настроение боярин Никодим.
Это был уже седьмой клад, обнаруженный за время их подземных скитаний.
Первый они нашли на берегу подземного озера, где в недобрый для себя час напало на них чудо-юдо.
Побросав мясо, они стали рассовывать золото и серебро по карманам, шапкам и кошелям, сооруженным из шуб, пока не начали рваться подкладки и трещать швы.
Довольные и разбогатевшие, обошли они с шутками-прибаутками весь небольшой выступ-берег и вернулись к провалу, через который сюда попали, чтобы разобрать завал и двинуться дальше по оставленному ими так поспешно коридору.
Там степень их довольства начала медленно снижаться: оказывается, разбивать кучу камней с карманами, полными золотых самородков, было чрезвычайно неудобно. Без шуб было холодно. Нести в одной руке тяжелую, так и норовящую порваться шапку, а в другой — лопату было неудобно. Но все бы было ничего и терпимо, но через несколько часов почему-то снова захотелось есть.
И казавшийся несколько часов назад нелепым выбор был сделан, не задумываясь.
Высыпав в грязь драгметаллы, бояре, не упоминая о них более ни словом, вернулись на берег озера и набили связанные из легких кафтанов кошели (прочные и теплые шубы снова заняли место на их плечах) мясом.
Это было шесть кладов назад.
— Смотрите, смотрите, радость-то какая!!! — ахнула боярышня Арина, как только боярин Ефим снова зажег свою свечу.
— Ну и что?