Генри О. - Джон Том Малый Медведь

Вариант перевода рассказа «Атавизм Джона-Тома Малого Медведя» (The Atavism of John Tom Little Bear)

Джон-Том носит костюм, лакированные ботинки, изъясняется на прекрасном английском и работает вождем День-Ги-Ва-Ши-Бу-Дут-На-Ши. Но иногда в нём просыпается ирокезский воин в оленьей шкуре.

ПЕРЕВОД И ОБРАБОТКА К. ПОЛИВАНОВА

РИСУНКИ П. АЛЯКРИНСКОГО

МОСКВА — ЛЕНИНГРАД 1930

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

Джон Том Малый Медведь, индеец племени Чироки, был моим старым другом в то время, как я жил на индейской территории. Он был воспи­танником одного из этих колледжей Восточных штатов, которые так успешно обучают индейцев пользоваться сковородкой вместо того, чтобы поджаривать свои жертвы на костре. Если бы Джон Том был англичанином, он считался бы медно–красным, но как индеец он казался мне самым белым человеком, которого я когда‑либо встречал. И по правде сказать у этого Чирокийца не было ни малейшего желания: возвращаться к своему первобытному состоянию.

Мы с Джоном Томом сошлись и решили за­няться производством лекарств. Мы хотели при­дать вид законности своему жульничеству и за­ниматься им спокойно, не поощряя глупой бди­тельности полиции и жадности более крупных предприятий. У нас было около пятисот долларов сбережений, и мы жаждали умножить их, как делают все порядочные капиталисты.

Итак, мы изобрели проект, который должен был быть таким же убедительным, как проект о золотых приисках, и таким же прибыльным, как благотворительная лотерея.

Не прошло и месяца, как мы уже странство­вали по Канзасу с красным походным фургоном и парой быстрых лошадей. Джон Том — вождь племени Гони–Моне–Ту — знаменитый и милосерд­нейший индейский врач, Мистер Питерс (это я)— управляющий делами и пайщик предприятия.

Мы изобрели множество чудесных средств до­бывания денег. Одно из них было магическое мыло для удаления сальных пятен с платья и монет из кошелька. Второе было волшебное индейское ле­карство «Воо–даа», настоенное на травах прерий. Оно было открыто Великим духом во сне его любимому врачу, а также двум чикагским постав­щикам бутылок: Гаррити и Зильберштейну. Была еще вольная система выманивания денег из кар­манов канзасцев, принесшая многим лавкам из­рядный убыток. Подумайте только! Пара шелко­вых подвязок, толкователь снов, дюжина англий­ских булавок, золотой зуб и книга «Расцвет ры­царства» — и все это, завернутое в японский пла­ток подлинного искусственного шелка, мистер Питерс предлагал прекрасным дамам за ничтож­ную сумму пятьдесят центов!

Таким образом Джон Том Малый Медведь в полном костюме индейского вождя отвлекал толпы от торговых обществ и купеческих соб­раний.

Однажды вечером мы расположились на окраине маленького городка к западу от Салины. Как всегда, мы раскинули свою палатку на берегу ручья. Иногда мы распродавали все наши запасы лекарств, и вождь должен был срочно увидать «вещий» сон, в котором великий Маниту прика­зывал ему наполнить несколько бутылок «Воо–ды» в наиболее подходящем для этого месте.

Было около десяти часов, и мы только что закончили наше очередное представление в го­роде. Я сидел в палатке, освещенной фонарем, подсчитывая наши дневные барыши. Джон Том расположился перед костром, наблюдая за чу­десным куском бифштекса, жарившимся на ско­вородке.

Внезапно из темноты кустов раздается звук, похожий на щелканье хлопушки, и Джон Том, чертыхаясь, извлекает из своей груди маленькую пулю, вдавившуюся ему около ключицы. Затем он ныряет в кусты по направлению этого фейер­верка и возвращается, таща за шиворот мальчишку, лет девяти, в бархатном костюме. В руке он держит никелированное ружье, величиной нс больше вечного пера.

— Ну, ты, пузырь! —говорит Джон Том, —с чего это ты вздумал стрелять здесь из своей гаубицы[1]? Ты мог бы попасть кому‑нибудь в глаз. Выле­зай‑ка сюда, Джефф, — обращается он ко мне, — и присмотри за мясом. Не дай ему пригореть, пока я допрошу этого чертенка с его пугачом.

— Трусливый краснокожий! — произносит ма­лыш, будто говоря из любимой книжки. — Посмей только сжечь меня на костре, и бледнолицые сметут тебя с лица прерий, как… ну, как что-нибудь там… Ну, а теперь пустите меня… Я маме скажу…

Джон Том сажает мальчишку на складной стул и становится перед ним.

— Ну‑ка, отвечай великому вождю, — говорит он, — зачем это ты вздумал всаживать пули в дя­дю Джона? Ты что, не знал, что эта штука за­ряжена?

— А вы индеец? — спрашивает мальчишка, глядя с высокомерием на оленью шкуру и орли­ные перья Джона Тома.

— Да, — говорит Джон Том.

— Ну, так вот, затем, — отвечает малыш, бол­тая ногами.

Я так поразился дерзости этого юнца, что чуть не поджег говядину.

— О — о! —говорит Джон Том. — Я вижу, ты мальчик–мститель. И ты поклялся избавить страну от диких краснокожих. Так ведь, сынок?

Мальчонка нерешительно кивает головой и сразу делается мрачным. Недостойно было вы­рывать из его груди тайну, пока хоть один хва­стливый краснокожий не пал от его игрушечного ружья.

— Теперь говори, где твой вигвам, пузырь? — говорит Джон Том. — Где ты живешь? Твоя мама будет беспокоиться, что тебя так долго нет. Скажи мне, и я отведу тебя домой.

Мальчишка усмехнулся.

— Вы ничего от меня не узнаете. Мой дом за тысячи и тысячи километров отсюда. — Он по­кружил рукой в направлении горизонта. — Я при­ехал на поезде, — говорит он, — один. Я вылез здесь потому, что кондуктор сказал, что мой билет больше не годится.

Он подозрительно взглянул на Джона Тома.

— Бьюсь об заклад, что вы не индеец. Вы говорите совсем не так, как должны говорить индейцы. Вы похожи на них с виду, но все ин­дейцы только и могут сказать: «Умри, бледноли­цый!» Ручаюсь, что вы один из этих поддельных индейцев, которые продают лекарства на улицах. Я один раз видел такого в Куинси.

— Тебе нипочем не угадать, кто я: настоящий индеец или нарисованный на картинке… Но с то­бой‑то что делать — вот вопрос, который теперь предстоит решить «совету»… Ты удрал из дома. Ты начитался приключений. Ты не сумел с до­стоинством выполнить роль мальчика — мстителя, собираясь застрелить мирного индейца. Ты не успел даже сказать, как подобает: «Умри, красно­кожая собака! Ты слишком часто становился мне поперек дороги»… Ну, что же ты думаешь обо всем этом?

Мальчик с минуту размышлял.

— Я полагаю, что сделал ошибку, — сказал он. — Мне нужно было бы идти дальше на запад. Там, в Каньонах, наверное, еще есть настоящие дикие.

И маленький плут протягивает Джону Тому руку.

— Пожалуйста, извините меня, сэр, за то, что я стрелял в вас. Надеюсь, я не очень больно вам сделал? Но, правда же, вам бы надо быть более осторожным. Потому что, знаете, когда белый разведчик видит индейца в боевом одеянии, его ружье должно действовать!

Тут Джон Том начинает громко хохотать и, гикнув, схватывает мальчишку и высоко подни­мает его. Затем он сажает его к себе на плечи, а беглец теребит его бахрому и орлиные перья, преисполненный горделивой радостью, той ра­достью, которую испытывает американец, попи­рая ногами «низшую расу».

Ясно, что Джон Том и мальчишка стали друзьями с этих пор. Маленький отступник выкурил трубку мира с дикарем, и было видно по его глазам, что он уже мечтает о томагавке и о паре мокасин детского размера.

Наконец, мы сидим за ужином в палатке. Ма­лыш смотрит на меня и на Джона Тома, как на заурядных храбрецов, исполняющих незначитель­ную роль на театре военных действий. В то время как он сидит на ящике из под «Воо–ды», перед сто­лом, доходящим ему до подбородка, и уплетает бифштекс, Джон Том спрашивает, как его зовут.

— Рой, — говорит малыш, жуя и причмокивая. Но когда его спрашивают об адресе и фамилии, он качает головой.

— Так я и скажу, — говорит он. — Вы пошлете меня домой… Я хочу остаться с вами. Мне нра­вится эта лагерная жизнь. Дома, на заднем дворе, была палатка у нас — мальчиков. Они звали меня Рой — Красный Волк. Это и останется моим именем. Дайте мне еще кусок говядины, пожалуйста!

Пришлось нам мальчишку оставить у себя. Мы знали, что где‑то из‑за него происходит пере­полох, и что мама, дядя Гарри, тетя Джен и на­чальник полиции сбились с ног, отыскивая его следы. Но он нам ничего больше не хотел ска­зать о себе. Он принес необыкновенную удачу нашему предприятию, и через два дня у нас была уже тайная надежда, что владельцы малыша нико­гда не найдутся. Когда в красном фургоне начинался деловой день, он был там и, преисполненный гордости, передавал мистеру Питерсу всевозмож­ные бутылки и другие товары.

Как‑то Джон Том спросил малыша об его отце.

— У меня нет никакого папы, — ответил он. — Он удрал и бросил нас. Из‑за него мама плакала. Тетя Люси сказала, что он потерял образ…