Евгений Якубович - Made in USSR

В научно-исследовательский институт пришла разнарядка на место в компартии. Райком тщательно соблюдал установленный процент присутствия в партии всех слоев населения. И вот оказалось, что для сохранения баланса райкому требуется молодая, но незамужняя девушка со среднетехническим образованием, кореянка по национальности. По каким принципам было вычислено, что только незамужняя кореянка из техникума могла укрепить ряды районной парторганизации не партийному человеку не понять. Но нужна была именно она, и никто другой.

Так или иначе, но нашлась у них такая кандидатура. Подходила по всем параметрам. Девушка кореянка, со звучным именем Маргарита, окончила техникум мелиорации, и работала в отделе техником. Замужем не была, и особых шансов на удачное замужество не имела, по причине невыразительной внешности, застенчивости, вызванной неумением вести себя на людях и, скажем так, общей недалекости. Не то, чтобы она вообще не рассчитывала выйти замуж. Жила она в пригороде, в корейском совхозе, и конечно там ей уже приготовили жениха. Но Маргарита героически ездила на электричке на работу к нам, в столицу, и мечтала выйти замуж за сотрудника НИИ, чтобы получить городскую прописку. По возрасту она уже упиралась в верхнюю проходную границу, но надежды не теряла. Партком, ее возраст, похоже, тоже устроил. Разнарядку на место в партии упускать было нельзя ни в коем случае, и местный партийный босс принялся за подготовку нового члена.

В отделе, как было принято, все сидели вместе в одной большой комнате, и были друг у друга на виду. Кстати, именно так тогда и говорили: «Я сижу в комнате номер пятнадцать» или «мы сидим на втором этаже». Сколько лет я проработал в разных НИИ, но нигде не слышал, чтобы кто-то сказал «я работаю на втором этаже». И вот, отрывают как-то эту девицу от сидения, и вызывают в партком. Это они потом уже узнали, что в партком. А так — просто кто-то позвонил по внутреннему телефону и попросил Маргариту. Она подошла к телефону, взяла трубку, ойкнула, минуту послушала и ответила — да, конечно, сейчас приду. Положила трубку, как-то странно посмотрела на всех, сказала, что ненадолго выйдет, и убежала. Местный остряк Борька не замедлил процитировать вслух: «Графиня изменившимся лицом бежит пруду», за что удостоился улыбки красавицы-интеллектуалки Леночки и осуждающего взгляда профорга отдела. О чем с ней там говорили, что и как объясняли — неизвестно. Но через пару часов Маргарита вернулась, запыхавшаяся от волнения.

— Товарищи! — говорит. — В моей жизни произошло знаменательное событие.

Ну, бабы естественно оживились: переглядываются, перемигиваются. Глава женского коллектива, старший техник Калугина, тут же включилась в разговор.

— Вот и хорошо, милочка, а то засиделись вы, прямо говоря, в девицах! А кто же вам предложение сделал? Рассказывайте, рассказывайте!

Маргарита замялась. Она совершенно не была готова к подобной встрече. А предводительница тем временем продолжала.

— Не стесняйтесь, мы здесь все свои. Вы же знаете, как мы все вам добра желаем. Я всегда говорила, что наша Маргарита непременно выйдет замуж.

Так умеют разговаривать только женщины, выращенные в серпентариях НИИ. У них разработан свой код. В расшифрованном виде слова предводительницы следовало понимать так: «Ну и кто же этот дурак, который на тебя польстился?». Обычно такой женский коллектив раздирают постоянные склоки и выясняловки — кто, кому, когда и что сказал. Но в любой момент они могут сплотиться, если перед ними оказывается жертва. И горе неподготовленному человеку, против которого выступит такая сборная команда. В данном случае внимание отдела была обращено на Маргариту. От неожиданности она позабыла тщательно составленное для нее в парткоме и заученное наизусть десять минут назад торжественное сообщение. Бедная девушка не выдержала обиды, покраснела и с полными глазами слез выбежала за дверь.

Кто-то из особо чувствительных попыталась вступиться за Маргариту.

— Ну, что вы, Людмила Поликарповна, ну разве можно так!

За что получила в ответ.

— А что такого я сказала?! — что на том же условном коде означало — Ты что, милочка, хочешь оказаться на ее месте? Это я тебе сейчас живо устрою!

И адвокат, пожав плечами, уткнулась в какую-то бумажку. Минут через десять Маргарита вернулась. Она молча подошла к своему столу и, не глядя ни на кого, уселась. Вслед за ней вошел парторг. Последовала длительная пауза, после которой парторг в доступных, но корректно-официальных выражениях объяснил, как же они были не правы.

Большого собрания устраивать не стали. Ограничились получасовым собранием отдела. Все остались на своих рабочих местах, только пересадили Борьку, чтобы дать место парторгу, да из своего закутка вышел начальник отдела и сел рядом с профоргом. Калугиной, в наказание, поручили вести протокол. Парторг зачитал решение парторганизации института о выдвижении Маргариты кандидатом в ряды коммунистической партии. Затем начальник отдела поведал о том, каким замечательным человеком и работником является Маргарита. Невнятно упомянув о ее достижениях в общественной жизни отдела и всего института, начальник предложил резолюцию собрания об одобрении решения парткома. Все, как водится, проголосовали «за». После этого парторг поздравил Маргариту, обвел всех строгим взглядом, объявил собрание оконченным и, наконец, ушел. До конца рабочего дня все молчали.

Со следующего дня весь коллектив, затаив дыхание, наблюдал метаморфозы, происходившие с Маргаритой. Для начала она перешла на «Вы» в обращении со всеми сотрудниками и прекратила все разговоры, не связанные с работой. На работу она стала приходить со свежим номером газеты «Правда», и первую половину дня посвящала ее чтению. В перерыве она обязательно включала радио, чтобы послушать новости. По вечерам дома она смотрела программу «Время». Новая информация произвела неизгладимое впечатление на открытый, почти девственный ум девушки. Она выросла в среде, где газет просто не читали, а по телевизору смотрели только Штирлица и Голубой Огонек по праздникам. Она не имела того иммунитета ко всей этой болтовне, который кто-то приобретал вместе с высшим образованием, а у кого-то вырабатывали ехидные, и удивительно меткие высказывания соседей по коммуналке или собутыльников в пивбаре. Так или иначе, она оказалась абсолютно неподготовленной к той ударной дозе пропагандисткой чепухи, которая неожиданно обрушилась на ее голову. Это не могло не иметь катастрофических последствий. И они не замедлили наступить, как водится, ударив рикошетом по окружающим.

Поскольку Маргарите было строго-настрого запрещено вести с сотрудниками посторонние разговоры, она немилосердно страдала. Склонившись в своем уголке над газетой «Правда», она с тоской вслушивалась в беседы сотрудниц. Сплетни о сослуживцах и новости локального институтского масштаба интересовали ее значительно больше, чем политическая ситуация, сложившаяся в Гондурасе, и высказывания главы компартии Японии. Некоторое время она крепилась, но природу насиловать нельзя. Маргарите хотелось поговорить. Наконец, этот ужасный коктейль из нереализованных желаний и абсолютно чуждой ей информации сделали свое черное дело. Она, как ей казалось, нашла компромиссное решение. Она, вполне здраво рассудила, что если она заведет разговор о текущей политике, то никакой парторг не осудит ее за это, а может быть, даже похвалит за политическую активность. И вот, дождавшись паузы в общем разговоре, Маргарита сказала заранее составленную фразу. Тема для начала разговора была выбрана неслучайно. Она действительно тревожила Маргариту со вчерашнего вечера.

— Я вот вчера смотрела по телевизору про Америку. И так расстроилась. Бедные американские безработные, что же они кушают?

Вопрос застал общество врасплох. Повисла напряженная тишина. В своей простоте и наивности Маргарита затронула тему, по общему молчаливому соглашению считавшуюся в НИИ запретной. В отделе, на треть состоявшем из евреев, и на треть из сочувствующих, публичное обсуждение жизни в Америке было под негласным запретом. Новости от родственников и знакомых в Америке рассказывали под большим секретом, шепотом, с глазу на глаз. При этом они все равно мгновенно распространялись по институту. Но официально никто ничего не знал и не говорил. Публичное упоминание безработицы в Америке допускалось только с трибуны актового зала института во время общих собраний.

Не дождавшись ответа, Маргарита продолжала.

— Я вчера целый вечер переживала за них. А еще вот у них негры…

Неожиданно в разговор вступила Калугина. Предыдущим вечером она принимала в гостях начальника своего мужа. Стол был отличным, выпивки хватало, поэтому сидели долго. Когда наступило девять часов вечера, начальник спохватился, что он не успевает домой к началу программы «Время» и предложил посмотреть ее здесь, всем вместе. Таким образом, Калугина тоже увидела душераздирающий репортаж из Америки о растущей там безработице. Знаменитый советский журналист-международник, прославившийся своими критическими очерками о США, брал интервью у безработного прямо на одной из улиц Нью-Йорка. Безработный, был одет действительно очень бедно: на нем был ношенный джинсовый костюм «левис» и недорогие адидасовские кроссовки. На нормального советского зрителя, это и в самом деле производило удручающее впечатление, но совсем по другому поводу — по ценам черного рынка, такое одеяние в СССР стоило минимум три месячные зарплаты старшего инженера. Рассказав о своей тяжелой жизни, безработный закончил интервью словами о том, что он не может долго разговаривать, так как спешит занять очередь на бирже труда. Корреспондент повернулся лицом к камере и стал рассказывать о бедственном положении безработных. Неудачно расположенная камера показала на заднем плане, как за спиной у корреспондента безработный подошел к стоявшему неподалеку старенькому форду, сел за руль и уехал.