Иван Стаднюк - Максим Перепелица

У своего батьки, колхозного кузнеца, Кондрата Пере­пелицы, и матери Оксаны я, Максим, единственный сын. Да вот дела до этого никому нет в нашем селе Яблонивке, что на Винничине. Не очень нравлюсь я людям. Говорят – ветерок у меня в голове посвистывает.

Но я с этим не согласен. Ну, действительно, Максим Перепелица – не как все хлопцы. Люблю я порассуждать, люблю везде первым быть. Нравится мне, когда я у всех на виду. Шутки всякие мне по душе. Так что в этом пло­хого? Почему же прозвали люди меня ветрогоном? И так прилипла ко мне эта дурная кличка, что даже на комсо­мольском собрании не стесняются обзывать ею Максима Перепелицу, если критикуют за поведение.

Но должен сказать, что критикуют за сущие пустяки. Подумаешь, яблоки обнес в садку деда Мусия! Или по-собачьи залаял среди ночи под окном тетки Явдохи. Так кто же не знает Мусия? Более сварливого деда во всей области не найти. А Явдоха? Это же явная спекулянтка! Она умеет наторговать денег даже за капустные листья, которыми масло обвертывает, когда несет на базар!

Посмеиваются надо мной в селе еще и потому, что не понимают толку в значках различных. Сдал я, например, нормы «Готов к труду и обороне». Привесил себе значок. А рядом с ним примостил значок альпиниста, который нашел в Виннице на вокзале. Так это ж в шутку – в честь того, что я раз в неделю покупаю себе дорогие папиросы «Казбек»!

Значки спортсменские дело, конечно, не пустяковое. Но это ничто по сравнению с тем, чего можно добиться на военной службе. Вот уйду в армию, там покажу себя! В Яблонивке еще увидят, каков есть Максим Пе­репелица!

Долго дожидался я этого счастливого дня. И вот он не за горами: завтра уезжаю служить в пехоту. Эх, быстрее бы завтрашний день! Быстрее бы военную форму надеть!

И тут случилось такое… Страшно даже подумать… Не видать мне армии, как ушей на своей дурной голове! И это Максиму Перепелице – первому парубку на всю Яблонивку!.. Нет, где же правда? Где совесть людская? Почему никто не беспокоится, что я могу не перенести этого?!

А произошло все вот как.

Сегодня на работу в колхоз я уже не ходил – по слу­чаю отъезда. Раз так, решил пораньше выйти на гулянку. Ведь последний вечер в родном селе!..

Оделся во все новое, значки свои к пиджаку привин­тил – и за порог. А хата наша стоит на пригорке, у всего села на виду. Осматриваюсь… Хороший вечер! По ту сторону Бродка (так наша речка называется) садится над лесом большое красное солнце. Такое красное!.. Прямо похоже на горящую бочку. И вроде в эту бочку полным-полно малинового сока налили. Катится бочка по небу и яркий сок расплескивает – на облака, на стены сельских хат, на сады яблонивские. Даже вода в Бродке не уберег­лась, не укрылась в тени кучерявых верб. И ее окрасил малиновый сок.

Да-а, красота какая вокруг. А вон в садку виднеется хата Маруси Козак. Во всем селе лучшей хаты нет! Еще бы. Там же моя Маруся живет!

Славная дивчина Маруся. Многие удивляются, как могла она полюбить такого хлопца, как я, – ветрогона и хвастуна. Но Маруся умеет разбираться в людях. Знает она цену Максиму Перепелице. Еще бы! Кто в селе лучше меня пляшет? Никто! А поет? Тоже. И не лентяй Максим. Работаю в колхозе исправно. В основном, конечно, ис­правно. Но дело не в этом.

Смотрю я на Марусину хату, на садок Марусин, и так в груди моей защемило! Должен я сегодня проститься с Марусей на три года. Не шутка – на три года! Дождется ли меня Маруся? Уж больно красивая она, и многие хлопцы засматриваются на нее. А вдруг не дождется?.. Не будет тогда мне жизни на белом свете без Маруси!

Задумался я крепко. Маруся, конечно, обещает ждать меня, даже честное комсомольское слово дала. Но три года!..

И тут вдруг пришла мне в голову одна смешная идея. Даже расхохотался я, – так мне весело стало от нее.

В основу своей идеи положил я проделку с обыкновен­ной тыквой. На Украине тыкву гарбузом называют. Растут они у нас всевозможных размеров и самых причудливых раскрасок. Огромные, продолговатые, как поросята, они бывают желтые или зеленые, белые или оранжевые, зеле­ные в желтую крапинку или желтые в зеленую крапинку. Словом, узорчатые на разный манер.

Добрый харч для скота эти гарбузы! Сырые, печеные или вареные, они по вкусу даже самой привередливой корове, не говоря о свиньях и другой скотине. А кто не пробовал поджаренных тыквенных семечек? Хороши! Без них даже самая малая вечеринка в Яблонивке не об­ходится.

Для разного дела гарбуз может пригодиться. Я, Мак­сим Перепелица, когда еще хлопчиком был, не один раз выдалбливал из гарбуза лодку, корабль; или чем плохо усесться посреди огорода на большую гарбузину, точно на лошадь, раскачиваться и во всю мочь песни спивать?

И вот этот обыкновенный гарбуз решил я использовать в своих сердечных делах…

Когда-то в Яблонивке придерживались такого обычая. Если парень (а по-нашему – парубок) собирался жениться, он засылал к дивчине, которая ему полюбилась, сватов. Иногда и сам шел со сватами.

Сваты несли с собой буханку хлеба и, придя в хату невесты, клали хлеб на стол. Дивчина, если она согласна выйти замуж, ставила рядом свою буханку. Это значило, что дело на мази.

Ну, а если она не любила хлопца, не хотела стать его женой? Сказать об этом напрямик при всех как-то не­ловко. Тогда она бежала в погреб (а летом – на огород) и выбирала там гарбуз побольше. Затем вносила его в хату и клала на стол рядом с буханкой неудачливого жениха. Сваты и жених, завидев гарбуз, хватали свои шапки и пятились к порогу. Для них все станови­лось ясным… А на селе после этого начинались суды-пересуды.

Старинный это обычай. Сейчас его никто не придер­живается. Теперь ведь другие женихи пошли, да и невесты не те. Прежде чем свататься к девушке, каждый парубок заранее заручается ее согласием.

Но бывают же девчата с характером козы! Никак с ней не сговоришься. Ни да ни нет хлопцу не скажет, а все хиханьки да хаханьки. Парень томится, мучается, а потом – была не была – идет свататься. И тут тебе – получай! Здоровенную гарбузину подносит дивчина, а если и не подносит, а просто отказывает, то на селе все равно говорят: «Поднесла парубку гарбуза».

И вот я прикинул в своей голове, кто из наших хлопцев может ухаживать за Марусей в мое отсутствие, и решил каждому из них поднести от ее имени гарбуза. Так сказать – отказ всем вероятным женихам в аванс! По­может или не поможет, но проделка веселая. Будет же смеху на все село! А это я люблю.

Нужно бежать до моего дружка Степана Левады. Мы с ним вместе на военную службу едем. Правда, друзья мы со Степаном не очень большие. Характеры у нас раз­ные. Я поговорить люблю, а он молчит. Молчит, даже когда свою Василинку – есть у нас одна такая быстро­глазая дивчина – домой провожает. Молчит, и точка. Да и неповоротлив он. Плясать стесняется. Раз прихожу к нему домой и со двора слышу, как хата Степанова гудит. Что за чудо? Подхожу к окну и вижу… Степан сам себе на губе играет и гопака отбивает. Чуть не умер я от смеха. Оказалось, тренировался дружок мой. Но дальше тренировки дело не пошло. Так и не плясал он ни на улице, ни в клубе.

Вспомнил я все это и решил, что Степан не подходит для такой операции, как доставка гарбузов на дом паруб­кам. Пришлось обратиться к своим малолетним друзьям – хлопчикам.

Решено – сделано. Вышел я на улицу, заложил пальцы в рот, свистнул три раза. Вначале собаки по всему селу загавкали, потом хлопчики-подростки начали сбегаться.

Поставил я хлопчикам задачу, для верности дал на каждых трех по значку «Готов к санитарной обороне» (благо, завезли их дюжину в нашу лавку, и я оптом ку­пил), и машина закрутилась.

Через полчаса во рву за колхозным огородом появи­лась гора тыкв. На каждой я выцарапал ножом соответ­ствующую надпись, и ребята начали разносить по селу гарбузы, развешивая их на воротах адресатов.

А я – руки в брюки, папиросу в зубы – и следом. Надо же посмотреть, как хлопчики выполнили мое за­дание.

Иду по улице, важный, задумчивый, вроде мне и дела нет до всего, что вокруг делается. Вижу, у ворот двора тракториста Миколы Поцапая собралась толпа хлопцев и девчат. Хохочут все. Только подхожу к ним, как из калитки сам Микола показывается. Разодетый, в сапогах хромо­вых, чуб из-под кепки ниже уха спадает.

– Над чем смеемся? – добродушно спрашивает Микола и затягивается дорогой папиросой. И вдруг он увидел на своих воротах тыкву. Как коршун на куропатку, бросился на нее. Сорвал и смотрит, точно на гадюку. А на тыкве нацарапано: «Парубку Миколе Поцапаю от Маруси Козак».

– Чего ржете?! – сердито спрашивает Микола. – Не видите – мать повесила сушиться!

– А надпись тоже мать сделала? – поддеваю его.