Анатолий Трушкин
Кто на свете всех смешнее?
Что уж лукавить, хочется быть первыми во всем, везде и всегда: первыми высадиться на Марс, первыми найти верное средство против моли; хочется, чтобы первым снежным человеком, вступившим с людьми в контакт, тоже был наш снежный человек.
Что касается смеха, то у нас и здесь есть неплохие шансы на успех. Конечно, китайцы будут спорить до хрипоты: «У нас смеются больше всех, нас полтора миллиарда»; англичане упрутся: «Наш смех – самый тонкий»; пигмеи: «Наш ближе всех к природе»; кто-то из Африки вправе сказать, что их юмор – самый черный в мире, и прочее, и прочее.
Не исключено, что все окажутся правы. Но если брать смех по богатству оттенков – смех сквозь слезы, смех без причины, стыдливый смех, притворный, отрезвляющий, смех в пользу бедных и так далее, – то кто же сравнится с нами?! Никто. Даже смешно говорить об этом.
Есть у нас свой шанс, есть!
Когда случится что-то, а ты не знаешь, смеяться тебе или плакать. И чтобы не рисковать, чтобы о тебе не подумали дурно, начинаешь одновременно и смеяться, и плакать.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Доктор...
– Фамилия?
– Петров. Доктор, у меня это месяц назад началось...
– Талон.
– Пожалуйста, и понимаете, сперва ничего...
– Вашей карточки нету. Сходите в регистратуру.
– Доктор, я сходил, вот карточка.
– Фамилия?
– Петров. С месяц назад началось. Сперва ничего, только насморк...
– Талон.
– Я вам отдал. Только насморк был...
– Слушаю вас.
– Я говорю...
– Та-ак.
– Я говорю...
– Та-ак.
– Я говорю...
– Та-ак. Еще на что жалуетесь?
– Месяц назад насморк.
– Та-ак.
– Мне посоветовали закапывать настойку из мухомора, и насморк прошел.
– Хорошо-о.
– Но один глаз прикрылся совсем.
– Хорошо-о.
– Что хорошо?
– Что один.
– А еще, когда глотаю, в ноге отдает.
– Та-ак.
– Мне один посоветовал спать на колючей проволоке...
– Та-ак.
– И глаз открылся. Но по телу пошли пятна.
– Та-ак.
– Мне один посоветовал сажей натереться...
– Та-ак. Стул нормальный?
– У него?
– У вас.
– При чем здесь стул?
– Слушайте, мне за два часа надо принять сто человек, а вы время тянете. Что у вас? Та-ак.
– Я сажей натерся. Меня так трясти стало, что зубы начали выпадать.
– Та-ак.
– А главное, насморк вернулся. Только теперь как чихнешь, так по всему телу пятна и ноги подкашиваются.
– Та-ак. Психическими болезнями никто в семье не страдал?
– Нет.
– Головой никто ни обо что?
– Нет.
– Женаты?
– Нет.
– Во-от оно что. Тогда так. Зубы будете чистить только пастой «Весна».
– У меня все выпали.
– А на поясницу – перцовый пластырь. Через неделю покажетесь. До свидания.
– До свидания.
– И позовите Петрова.
– Это я.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Талон.
– Я вам отдал.
– Слушаю вас.
– Я говорю...
– Та-ак. И давно это у вас?
– С месяц. Я самолечением занимался.
– Так-ак.
– Все болезни появились, а стул пропал.
– Окулисту показывались?
– Показывался.
– Что он?
– Велел больше ходить.
– Так идите.
– Петрова позвать?
– Обязательно.
– Петров, заходи!
Особенности национальной охоты
– А это не у вас вчера завалили банкира?
– Не-ет, ты что?! Откуда? У нас кто водится: депутаты, владельцы ресторанов, казино. Банкирчиков нету. Если только подранок забежал. Вряд ли.
– А чиновники у вас водятся?
– Есть. Раньше пугливые были, а сейчас из рук берут.
– Да ты что?!
– Ей-богу! Люди кругом – они не боятся ничего, берут, хоть бы что им.
– Из рук?!
– Из рук прямо! Сколько ни дай, всё возьмут. А у вас разве не водятся чиновники?
– Нет, у нас политики больше. Столько развелось их – ужас! В том году весь урожай сожрали.
– Да ты что?!
– Ей-богу! Мы их на аплодисменты ловим. Хлопнешь в ладоши – и вот он выскочил уже откуда-нибудь и давай петь. До чего красиво поют! Такие трели выводят! «Дрю-дрю-дрю, та-та-та и дрю-дрю-дрю».
– Да ты что?!
– Ей-богу!
– И дрю-дрю-дрю?
– И дрю-дрю-дрю. Да хоть как! Про зарплату может спеть, про жилье, про пенсии. Стоишь думаешь: «Ведь тебя убивать пора», – а сам заслушался.
– Что же, они опасности не чуют, что ли?
– У них чего-то не хватает, у политиков. Кожи, что ли. У них, когда рот открывается, уши закрываются.
– Надо же!.. Да-а, природа-мать! Кого только в ней нет...
– Да-а. Сами же мы и виноваты. Мутанты уже появились. Спереди смотришь – политик, а сбоку глянешь – киллер!
– Да ты что?!
– Вот те крест.
– Господи, спаси и помилуй!
– Не знаешь, на кого охотишься. Ну, ничего – бог не выдаст, скоро уж пойдем на депутатов.
– Рано еще. Что, они только приступили, еще не набрали ничего, навара не будет. И с ними сейчас тоже умаешься.
– А что такое?
– Следы перестали оставлять.
– Как – перестали?
– «Как»... Вот депутат, вот деньги. Все смотрят в упор – вот депутат, вот деньги. Никто глаз не сводит – вот депутат, вот деньги...
– Ну?
– Вот депутат...
– Дальше что?
– Всё, денег нет уже.
– Да ты что?
– Ей-богу!
– Твою мать-то!
– А одного депутата стали травить, он на них бросился, они давай палить, а у него пули ото лба отскакивают.
– Такие пули?
– Такой лоб... А так у нас водятся челноки, бомжи, нищие, эти... которые совсем уже... о, память-то... врачи, инженеры, учителя. На них никто не охотится.
– Да. На что они? Для забавы если. И то какая охота? У нас они прямо на огород забегают... Морковка там, картошка. Лопатой шлепнул его по башке, вот и вся охота.
– Да. Что они? Еле ноги носят.
– Значит, это не у вас вчера банкирчика завалили?
– Не-ет, ты что?! Одни разговоры... Не та охота стала, не та.
Первого апреля разыграли меня здорово. Говорят: «У вас сзади брюки порваны – хвост торчит».
Я еще засомневался сперва: «Какой хвост-то?» А потом поверил все-таки. Вертелся, вертелся – смеху было.
Второго апреля думаю: «Ну всё, слава богу, позади День смеха». Тут звонок в дверь. Гляжу в «глазок» – трое амбалов стоят в кирзовых сапогах... с цепями, гаечными ключами.
Спрашиваю:
– Чего?
Они:
– Вам денежный перевод.
Я еще засомневался сперва, думаю: «Откуда вдруг?!» Но очень у меня тогда с деньгами плохо было. Сейчас-то еще хуже. В общем, я открыл дверь.
Когда сознание вернулось... тридцатого апреля, я понял, что разыграли опять. Унести ничего не унесли... Из одежды кой-чего... что на мне было.
«Зато, – думаю, – слава богу, апрель кончился!» Что-то я апрель не очень люблю. И еще, конечно, у меня после этого нервы сдали.
Дергаться стал во сне. Ну что, совсем уже верить некому!
Нашел по объявлению целителя. Говорю:
– Диплом покажи.
Он сразу три диплома вытащил. В одном написано, что его слюна вызывает у всех аппетит, в другом – что его перхоть убивает грибок, а его грибок убивает все остальное, в третьем – что у него моча с витаминами А, В и С.
Я еще засомневался сперва. А он уже всё свое целебное в одной баночке смешал, говорит:
– Три раза в день.
– Сколько дней?
– Сколько протянете.
Я два дня протянул. Во время агонии приходят двое:
– Зачем вам помирать... одному в двухкомнатной? Давайте обменяемся. Мы доплатим, как раз вам на гроб хватит.
Я говорю:
– Жулики вы все, я вас теперь насквозь вижу. Ничего я не подпишу без нотариуса.
Тут входит еще один человек, говорит:
– Ой! Извините, у вас дверь была открыта, а я квартиры перепутал: ваша восьмая, а мне нужна четыреста сорок четвертая. А вообще я – нотариус. Если что, могу заверить любой документ.
И заверил. Я пошел по новому адресу: Красная площадь... квартира один.
Что еще рассказывать?.. Вчера приятель мой, доктор наук, профессор... тоже бомж, говорит:
– Бежим, облава!
Разыграть хотел!.. Конечно, я остался на месте.
В предвариловке сижу вместе с вьетнамцами. Они то ли скупили всё, что нам самим позарез, то ли еще что. Короче, выдворяют их восвояси в двадцать четыре часа.
Я-то рыжий сам, два метра ростом, глаза голубые, каждый с блюдце. Меня с вьетнамцем даже в спешке не спутаешь. Правда, сержант с утра смотрел, смотрел на меня, потом говорит:
– Доигрался, косоглазый!
И как-то я засомневался: русский ли я, в России ли живу... вообще – живу или всё это мне снится. Но сегодня же опять первое апреля, посмотрим, что завтра будет.
Сосед надо мной евроремонт делает. Сверлят с пяти утра до четырех ночи. Я к нему поднялся, говорю:
– У тебя совесть есть?
Он говорит:
– Совести... нету.
Ах, нету! Я – в милицию. Там говорят:
– Ты чего, законов не знаешь? Он тебе дуло в ухо вставит – мы не можем вмешаться. Вот когда выстрелит, тогда приходи.