Я никогда в жизни не представлял себе, что может быть что-то лучшее, чем служба. У меня была сильнейшая тяга к тому, чтобы было на кого опереться и чувствовать за собой реальную силу. Я видел изможденного, тогда еще молодого, дедушку, который приезжал из довольно длительных командировок, сразу ложился спать. Однажды вытащил у него из кобуры пистолет и впервые увидел, как лицо человека может не просто побледнеть, а стать таким зеленым, как лист растения. Он тогда, как бы играя, вытащил у меня из рук пистолет, а потом вечером ходил вдупель пьяный.
Но на удивление, такие вещи, как знакомства с людьми любого чина, ранга и должности, у меня в жизни всегда проходят довольно хорошо. Не знаю, хвастовство это или нет, но в процессе своих жизненных метаний у меня появилось много знакомых в самых разных министерствах, в основном силовых. Это необычно, тем более что сейчас не очень нужно. В целом я нравлюсь людям, и, наверное, то, что я ничего нигде не добивался, кроме сегодняшнего бизнеса, — это просто моя вина. Уж очень мощные я действия предпринимаю и больно быстро потом остываю.
Тогда все прошло на удивление хорошо. За исключением того, что я не сказал, что мажусь таким образом от армии. Опять-таки ко мне отнеслись нормально, поговорили. Я просто откровенно сказал, что хочу быть частью чего-то большого, что мне нужно чувствовать свою причастность, чтобы избавиться от вечного одиночества. Человек в костюме откинулся в кресле, посмотрел на меня очень внимательно и… сказал, чтобы я оставил свой телефон.
Меня несколько раз потом спрашивали, есть ли у меня проблемы с армией. Я до момента своего визита в ФСБ прошел мандатную комиссию и подозревал, что документы ушли в Москву. Мой куратор (к тому времени мне уже назначили того, кто меня бы вел) говорил, что это вообще ерунда, — если есть проблемы, просто скажи. И вот тогда я совершил ту глупость, которая навсегда в корне изменила мою жизнь.
Я НЕ сказал, что у меня проблемы с армией, я подумал — все будут знать, что причина моего прихода в органы — это банальная причина отмазаться от армии. И все, типа выгонят. Позже, в апреле-мае 2005 года, я позвонил Орехову, попросил его узнать, ушли ли мои документы в Москву. Он ответил — да, ушли.
Я сказал об этом моему куратору и помню его плохо скрываемую злость, явную такую, — он объяснил, что, если бы документы были в Уфе, все решили бы махом, а вот так, уже в Москве, — они бессильны что-то сделать. Все это время мы работали вместе, меня определили по каким-то признакам в аналитический отдел, а не в оперативный, но туда не прошел по причине близорукости.
Писал отчеты о ситуации на всяких там Востоках, потом отчеты о состоянии дел в Башкирии. Это были скорее, по большому счету, сводки аналитика, я учился понимать суть происходящего в мире и нашей суверенной республике, открывал для себя все новые способы чтения новостей и понимания того, что показывают по ТВ.
Мне нравилось там, действительно нравилось. Люди в костюмах, «своя» атмосфера. Особенно нравились зарплаты и офигенно нравились пенсии. Мой дед сейчас может легко переплюнуть по пенсии зарплату большинства из вас. Мне нравились кабинеты, тихие ковры, люди за компами.
Так что в целом я отмазывался от армии почти два года Но все равно туда попал, потому что каким-то непостижимым образом понимал, что все такие вещи обязательно случаются именно со мной. От армии до депрессии и тяжелых болезней в будущем. Какое-то ощущение нестандартности своего мира опять нахлынуло на меня с новой силой. Как тогда в 10 классе на уроке литературы учительница спросила наш класс: «Дети, а есть ли среди вас так называемая „белая ворона“», и Миша, наш заводила, указал именно на меня. Я до сих пор помню, что сидел и писал в этот момент очередную историю о шпионах на последней странице тетради.
А проверка в органы происходит довольно забавно. Потом соседи ходили с многозначительными взглядами — их кто-то о чем-то расспрашивал. На заводе начальник смотрел странно, тоже к нему кто-то приходил. Проверили родителей, проверили всех, кто со мной когда-либо контактировал более-менее близко. Похоже, я оказался истинным арийцем с безупречной историей и генами. Но, блять, все мои достижения на поприще нестандартных решений и знакомств, как обычно, канули в Лету по причине моей глупости. И главное — мои друзья мне скорее всего так и не поверили, что меня призвали просто из-за такой фигни.
Конечно, сейчас я уже не пошел бы никуда, да и со справкой от психиатра были бы большие проблемы, хотя скрытая депрессия сейчас убивает каждого второго, но все-таки как необычна жизнь, да? Никогда, никогда, никогда не зарекайтесь. То, что сегодня и сейчас вам кажется истинным, буквально через минуту может стать иллюзорным. И в мире всегда есть только один человек — это вы. А все остальное — ваши проекции.
Солдаты российской армии не носят берцы, это привилегия офицеров. Конечно, некоторые старослужащие умудряются носить высокие зашнурованные ботинки, просто с попустительства командира роты или взвода. Да и то, не все солдаты понимают, зачем им нужны берцы. Большинство, привыкнув к кирзачам, так в них и остается.
Это очень удобная, ноская обувь. Она легко чистится, не капризная. Там, где ботинки давно бы уже нахлебались грязи, сапоги просто пачкаются. Мало кто носит портянки, разве что молодые призывники. Потом многие переходят на носки, зимой шерстяные носки. Но, впрочем, это на любителя. Хочешь носить портянки — стирай вовремя, иначе тебе их засунут под подушку.
Громадное количество вопросов, на которое в гражданской жизни родители, учителя, воспитатели тратят несметное количество времени, здесь решается за один день. Парень приучается к самодисциплине, гигиене, уходу за собой, прямой осанке, постоянным физическим упражнениям и боли. Миф о том, что солдаты российской армии — неухоженны, небриты или просто ходят грязными — несостоятелен на 100 процентов. За вонь, щетину, нечищенные зубы, грязную форму, ногти, сальные волосы дрючат по полной программе.
Всего этого потом парням очень недостает в обычной жизни. Трудно представить себе, насколько дисциплина приучает человека к правильному к себе отношению, насколько режим потом благотворно сказывается на общем развитии. Призывники приходят разные — хлюпики, толстые, нервные, дерганые, обрюзгшие, спесивые, лениво-апатичные-изведавшие-все-на-своем-веку. Выходят они через два года (тогда было два года) нагловатыми циничными парнями, которые реально понимают, за что и как отвечает человек и как можно использовать других людей.
Я подъехал на такси к военному городку. Таксист спокойно предупредил меня, что въезд на территорию ему запрещен.
Интересно, что милиции он тоже туда запрещен. За все время моей службы я понял одно — на первом месте здесь командир части, на втором — вор в законе. Угадайте, где он жил? Правильно, напротив моей двери. Они грамотно делили власть между собой, особо не наезжая на области влияния друг друга. Впрочем, позже я расскажу о том, как по нашей вине часть окружили несколько десятков ребят с битами и что из этого вышло.
На входе меня встретила стройная блондинка лет 40, погоны были сержантские. Ей было все во мне жутко интересно — серый свитер-водолазка, черные джинсы, сумка через плечо и даже кожанка также черного цвета. Но дольше всего ее взгляд остановился на моих очках. Приятный такой я интель приехал в армию, и это качество мне потом пригодилось. Мой живот слепка сводило, и я с тоской думал о том, что посрать мне скорее всего придется нескоро.
День был на удивление солнечный, осенний, сентябрь рассказывал мне бабьи сказки. Природа там поистине была волшебной — пока я ехал, вокруг были леса, в самом городке деревьев было много. Солнце ласково пробивалось сквозь их листву, успокаивая и настраивая на мирный лад. Городок окружал саму военную часть. Если в городке военные жили с семьями, и даже в довольно много было гражданских — детей, родственников военных, то на территории части, конечно, сплошь виднелись хаки и зеленка.
На втором посту, на входе в саму военную часть, меня встретил солдат. Вежливый, чистенький, подтянутый. Я ему объяснил, что прибыл на военную службу, он отзвонился дежурному по части. Мне пришлось подождать минут десять. Ничего страшного не происходило — вокруг была та самая бесконечная тишина, шелест деревьев и солнце, ради которых я бы вернулся туда опять.
Я знаю, вам очень бы хотелось узнать, что меня ждало за вторым постом — непосредственно на входе в часть. Но вернемся в то лето 2005 года, когда с ФСБ у меня не очень-то получилось и куратор перестал звонить мне. Ну а смысл звонить и продолжать обучение, если мои документы уже в Москве? Он так и сказал: «Если тебя в этом году не призовут, ждем у себя».
То лето было настолько хреновым по ситуации с работой на заводе, что я решил уволиться. Не знаю, куда бы я пошел. Вот удивительно — я ведь ни хрена не делал и заваливал все технологии. Мой непосредственный начальник просто бесился. Я откровенно забивал болт, лгал и изворачивался. Но именно меня, по сути самого безалаберного, равнодушного и незанятого, отправляли в качестве представителя завода по линии изделий на испытание в Москву на НТЦ им. А. Люльки. Звучит смешно, но я был рад там оказаться.
