последовавшие за ней каникулы логики перелопатили этот слоеный пирог. На званом вечере в начале девяностых можно было встретить одновременно правозащитника, генерала КГБ, поэта-концептуалиста, кутюрье с мальчиками и панка с серьгой.)
Так вот, на одной тусовке зимой 95-го я буквально уткнулся в вице-премьера Сосковца. Я немедленно слинял в сторону — но Сосковец был послан судьбой в предупреждение: рядом прогуливался с охраной генерал Коржаков.
Разумеется, я попытался сделать так, чтобы наши маршруты не пересекались — не из антипатии даже, а из соображений чистоты жанра: личное знакомство мешает в работе над общественно значимым образом, а резиновый двойник генерала активно фигурировал в программе «Куклы».
При этом, разумеется, каждый второй гость на этом приеме ехидно предлагал мне: «Хочешь, познакомлю?»
Кончилось это тем, что хозяин вечера попросту подвел меня к генералу, представил нас — и тут же испарился. Как потом выяснилось, сделал он это по просьбе самого Александра Васильевича.
Так что, выходит, аудиенцию г-ну Коржакову дал я. Ха-ха.
Взявши под руку, генерал начал выгуливать меня по периметру банкетного зала, объясняя, что президента России Ельцина Б.Н. надо любить. Я, говорил, у вас из паровоза кукую, как полный дурак… ладно, говорил, я не обижаюсь — но президента трогать не надо! Генерал пытался играть простоватого, но преданного слугу, и в этом амплуа был бы очень хорош, если бы не хитрющие глаза, с которыми он ничего сделать не мог. На альтруиста генерал не тянул совершенно — и все-таки предположить, что через год этот лепорелло подаст на хозяина в суд, выволочет на свет грязное белье и перейдет в оппозицию, я не мог. С фантазией у меня плоховато.
Но дело было, повторяю, в декабре 1995-го, после парламентских выборов, когда рейтинг у Бориса Николаевича искала с микроскопом вся демократическая общественность, а перед Коржаковым и Ко уже маячил июнь 96-го.
В редкие мгновения, когда монолог удавалось перевести в диалог, я, как мог, пытался восстановить в мозгу генерала причинно-следственные связи и, стараясь не переходить на личности, объяснял падение президентской популярности Чечней, воровством и бездарностью, но умудренный в высокой политике г-н Коржаков мягко разъяснил мне: Чечня и все остальное тут ни при чем, вся беда в канале НТВ, в журналистах и лично в Елене Масюк.
Если бы не они, все у президента было бы хорошо.
Так мы гуляли под ручку битый час. Все это время мою жену, одиноко сидевшую за ресторанным столиком, странным образом пытались успокаивать окружающие: мол, не беспокойтесь, все будет хорошо… Как будто увел меня на разговор не генерал безопасности, а урка какой- нибудь.
Наконец мой визави налил два стакана водки, и мы выпили за здоровье президента России Ельцина Б.Н., после чего генерал дал мне свою визитную карточку. Я выразил сожаление, что не могу ответить тем же (своей визитки у меня с собой не было), но Коржаков успокоил, объяснив, что в этом нет необходимости: надо будет — найдем. Признаться, успокоил он меня этим не сильно, но времени расстраиваться у меня не было: разговор стремительно выходил на коду. Александр Васильевич не стал тянуть кота за хвост и тут же предложил мне всякий раз, когда я соберусь пошутить что-либо о президенте России Ельцине Б.Н., звонить и консультироваться по прямому телефону, указанному в визитке.
Я живо представил себе проплывающий по телеэкрану титр: «Главный консультант программы — генерал-лейтенант Коржаков А.В.» — и выпитая водка пошла у меня ноздрями.
Когда галлюцинации кончились, я по мере сил тактично объяснил генералу, что писать сценарии «Кукол», одновременно звоня в Кремль за консультациями, невозможно. Объясняя это, я бережно держал на весу генеральскую карточку, которую, по счастью, не успел убрать.
Что сделали бы вы на месте моего визави? Генерал молча забрал свою визитку и вернул ее в карман пиджака. Ибо в 1995 году квадратик бумаги с золотого тиснения двуглавым орлом и фамилией «Коржаков» — это была не визитка. Это была «окончательная бумага», как сказал бы булгаковский профессор Преображенский; если не индульгенция, то уж точно — средство решения всех бытовых проблем. Это была доверенность на безнаказанное совершение безобразий средней степени тяжести, и генерал знал ей цену.
…При расставании Коржаков сказал нечто настолько туманное, что прояснять смысл сказанного я боюсь до сих пор.
— Нам всем жить в одной стране, — напомнил он.
— Я надеюсь, — столь же туманно ответил я, на что стоявший неподалеку управляющий ХОЗУ администрации президента писаный красавец Павел Павлович Бородин среагировал со всей искренностью главного завхоза страны.
— А нам отсюда уезжать некуда, — сказал он, — некуда!
Помолчал и добавил:
— А здесь у нас все есть!
До президентских выборов оставалось полгода.
Полгода для предвыборной кампании — срок большой даже в европах. А в России за это время может произойти вообще все что угодно.
В один прекрасный день выяснилось, что предвыборный штаб Ельцина возглавляют те, кого еще недавно охрана на глаза к нему не пускала. Борис Николаевич вообще мастер переворачивать часы, хотя поверхностным наблюдателям иногда казалось, что песок сыплется из него самого.
Первые на моей памяти политические похороны Б.Н. Ельцина состоялись в восемьдесят седьмом году — гулявших на этих «похоронах» он впоследствии сожрал не поперхнувшись. И уж сколько раз с тех пор аналитики объявляли начало послеельцинской эпохи, но скоро двухтысячный год, и не исключено, что аккурат к этому времени выяснится: демократия в опасности, а достойной смены нет…
Впрочем, я опять отвлекся.
С появлением у руля предвыборной кампании президента телекомпании НТВ Игоря Малашенко положение «Кукол» стало довольно двусмысленным. Вышло так, что мы находимся как бы в прямом подчинении у собственного персонажа. Кажется, это понимал и Игорь Евгеньевич. По крайней мере, за все время его командировки во власть ни одного руководящего указания в адрес программы произведено не было.
Впрочем, мы все понимали сами.
Понимали, что начиная с весны 96-го каждое очко, отнятое у Ельцина, по закону российской механики переходит к Зюганову, а своими руками приводить к власти Геннадия Андреевича со товарищи в наши планы не входило. Цену их социал-демократическому маскараду мы знали хорошо, благо живем не в Давосе.
Несколько слов о коммунистах — точнее, о тех, кто фигурирует под этим именем в России (а это большая разница).
К людям, исповедующим коммунистические идеалы, я отношусь с уважением и симпатией, замешанной на ностальгии. Коммунистом был мой дед, добровольцем пошедший на фронт и погибший под Ленинградом в ноябре сорок первого; коммунисткой была бабушка, нищенствовавшая с тремя детьми после ареста мужа.
Они верили, что
