– Помните, что главное – это нажива и внимание, – поучал он. – Рыба – она рыбака любит. Не расстраивайтесь, если в первый раз ничего не выловите. Приглядывайтесь понемножку.
С этими словами Николай лихо взмахнул удочкой, чуть не разорвав мне ухо, и застыл. Осторожно, по-дилетантски, закинули удочки и мы. Вася удил серьезно и сосредоточенно, с полным сознанием важности порученного ему дела. Нина, по-детски раскрыв рот, не отрывала глаз от поплавка, а я, просидев минут десять, почувствовал томящую скуку. Я не имею ничего против рыболовов и даже испытываю большое уважение к их адской выдержке, но сидеть часами на берегу, убеждая себя, что ты хитрее двадцатиграммовой плотвички, кажется мне довольно бестолковым занятием.
Я высказал эту мысль Николаю. Он с жалостью посмотрел на меня и ответил тирадой, смысл которой сводился к бестактному сравнению моего и плотвички умственного уровня. Я сунулся было к Васе, но он не на шутку увлекся и произнес сквозь зубы что-то вроде «иди к черту». Не успел я как следует обидеться, как мой поплавок задергался, и я, к своему немалому удивлению, вытащил из реки рыбу величиной с авторучку. Николай посмотрел на меня так, словно я его обворовал, и вскользь заметил, что рыба направлялась на его крючок, но только по дороге случайно ошиблась адресом. Следующий окунек так же безответственно перепутал адрес. Его, визжа от восторга, вытащила на берег Нина. Николай начал нервничать, хотя мы его успокаивали, как могли. Я даже предложил, чтобы две из четырех рыбешек, которые я вытащил одну за другой, пусть считаются пойманными им, Николаем.
– Ты приглядывайся понемножку, – советовал я ему, – рыба – она наживу любит, рыбака уважает!
Клевало у нас отлично. Я имею в виду Нину и себя. Около Васиного крючка орудовал какой-то ловкий воришка, который аккуратно съедал очередную наживу, приводя Васю в исступление. Николаю же, наверное, рыбы объявили бойкот. И удочку он закидывал артистически, и нажива у него была самая вкусная, и насаживал он ее по-настоящему, но поплавок на его удочке вел себя издевательски спокойно. Николай чертыхался, колдовал что-то про себя, орал на нас, чтобы мы не шумели, и старался не смотреть на ведро, где плескалось штук восемь рыбешек.
– Этакую мелочь кто угодно словит, – жалко оправдывался Николай, – она к любому на удочку полезет, эта мелюзга!
– Скорее, скорее ко мне! – закричала Нина. – Ой, скорее!
Удочка трепетала в ее руках, а леска натянулась, как струна. Общими усилиями мы вытащили на берег большого окуня. И хотя Николай бормотал, что этот окунь – жалкий карасик по сравнению с той щукой, которую однажды вытащил он, Нина радовалась, как дитя.
К обеду мы возвращались домой без Николая. Он сказал, что ни один настоящий рыбак не может удить, когда вокруг него устраивают балаган, и что только теперь он отдастся ловле по-настоящему. Он только попросил часа через три зайти за ним, поскольку один человек не в силах притащить всю рыбу, которую он намерен выловить.
Размышляя о плове, которым Таня обещала нас угостить, мы подошли к лагерю и увидели пяток мальчишек лет десяти-двенадцати, которые сидели вокруг котелка и уплетали за обе щеки. Рядом, скрестив на груди руки и глядя на мальчишек с доброй улыбкой, стояла Таня.
– Надеюсь, вы не хотите есть? – спросила нас она, когда мы подошли. – Где Николай?
– Хотим, и даже очень! – прорычал Вася. – Где плов?
Таня улыбнулась.
– Эти милые дети… Смотрите, как тот, черненький, похож на моего… Где Николай?
– Понятно, – скорбно произнес Вася, глядя на черненького, который уписывал его, Васину, долю плова. Весело посматривая на нас и галдя, мальчишки очистили котелок и встали, отдуваясь. – Рыбу остался удить твой Николай…
– Спасибо, тетя, – пробасил черненький, – очень было вкусно. Хотите, мы вам ягод принесем или на лодке покатаем?
– А вы откуда, дети? – поинтересовалась Нина и, нагнувшись, шепнула мне, что тот, светленький, похож на нашего…
– Из лесу, вестимо, – прогудел светленький. Мальчишки засмеялись.
– Заповедницкие мы, – важно сообщил один мальчишка. – Лешку ищем, лося нашего.
Вася встрепенулся.
– Так этого разбойника зовут Лешка? – воскликнул он. – Держите его на цепи! Это не лось, а хулиган.
– Что вы, дядя, – укоризненно сказал черненький, который, наверное, был главным в этой компании. – Вот Полифем – этот действительно хулиган, этот может лапой двинуть так, что покатишься!
– А кто этот страшный зверь – Полифем? – высокомерно спросил Вася.
– Да медведь наш, заповедницкий. Бурый такой. Вы его по вислому левому уху можете узнать, – разъяснил светленький.
Мы переглянулись. Я про себя решил не водить компании с медведем, у которого вислое левое ухо. Судя по взглядам, которыми обменялись Вася, Таня и Нина, они решили поступить так же.
Между тем мальчишки распрощались и ушли, пообещав наведаться, чтобы принести тете Тане ягод и меду. Таня и Нина грустно взглянули друг на друга.
– Домой хочу, – захныкала Таня, – что мой маленький теперь делает?
– Нам нужно было их взять сюда, – жалобно вторила ей Нина. – Здесь столько воздуха, столько природы!
– А как насчет еды?– грубо вторгаясь в действительность, деловито осведомился Вася. – Насколько я понимаю, съеден весь наш плов, не так ли?
– Именно так, – отчеканила Таня, – дети растут, им пища нужнее, чем тебе. Жив будешь!
– Но ведь я хочу есть! – удивился Вася. – Я очень голоден, честное слово!
Таня сказала, что ей противно слушать всякий вздор. Она лично вот уже два дня ест совсем мало и чувствует себя лучше. И вообще, диета приносит только пользу. Вася возразил, что он предпочитает сгонять лишний вес (было очень забавно слышать, как этот кощей выразился про свой лишний вес) физкультурой, а диету он ненавидит и не может о ней слышать. В ответ Таня квалифицировала Васю как Собакевича. Вася разволновался, снял и надел пенсне, прокашлялся и назвал Таню «толстуха». Тяня вспыхнула, поднялась и убежала в лес.
Убитый сознанием своей вины, Вася и не пытался оправдываться. Он только сидел на пеньке и жалобно стонал.
– И подумать только, что из-за двух ложек плова, из-за этой жалкой еды ты оскорбил женщину! – пылко декламировала Нина. – Бесчувственный чревоугодник! Все лучшие движения души у тебя находятся под властью желудка! Холостяк презренный! Ты и недостоин любви женщины!
Нина остановилась, чтобы перевести дух.
– Но ведь я… – заикнулся Вася.
– Молчи! – гневно оборвала его Нина. – Беги немедленно искать Таню! Проси у нее прощения! Ну! Что ты сидишь?
На поиски Тани мы с Васей отправились вместе.
– Хорошо, что я научился разбираться в следах, – похвастался он. – У меня был приятель, который читал следы ничуть не хуже куперовского Следопыта. Знаменитый был охотник. Он мне передал некоторые, так сказать, профессиональные тайны этого дела.
В лесу было прохладно и сухо. Мы шли, и валежник мягко хрустел под нашими ногами. На душе было какое-то особенное чувство от сознания того, что мы идем не просто гулять, а искать, может быть, спасать человека. В этом было что-то романтическое, возбуждающее. Впечатление усиливал Вася с его крадущейся походкой профессионального следопыта, с длинным ножом у пояса. Время от времени Вася останавливался и пристально разглядывал землю, изучая следы. Несколько раз он прикладывал ухо к земле, что невольно внушало к нему уважение.
– Видишь? – взволнованно воскликнул он. – Это – след человека!
Я охотно согласился, поскольку этот след был мой. Вася сухо попросил меня не забегать вперед, чтобы не сбивать его с толку.
Мы бродили по лесу минут сорок. За это время Вася отыскал несколько десятков следов Таниных ног, примятых ею веток, мест, где она отдыхала, и даже деревьев, на которые она зачем-то взбиралась. Наконец я потерял терпение и решил испробовать испытанный дедовский способ:
– Таня, ay! Ау, Таня!
– Ку-ку! Ку-ку! – послышалось в ответ.
– Карр! Карр!
Мы с недоумением оглянулись. Вася вскрикнул: о его нос стукнулась шишка.
– Ку-ку! Ку-ку!
– Урр! Урр! Урры!
Лес заполнился какими-то странными звуками. Они неслись со всех сторон. Вася вытащил нож и тревожно оглянулся. Мне тоже стало немножко не по себе.
– Таня, ау! – хором закричали мы.
– Я здесь, помогите! – послышался тонкий голос откуда-то слева.
Мы бросились туда. Никого.
– Спасите! – слабый голос позвал нас назад.
– Урр! Урр! Урры! – зловеще прозвучало справа.
– Медведь! – пискнул Вася. – На дерево, быстрее! Я бы никогда не поверил, что два взрослых и давно не имевших практики человека с такой быстротой могут вскарабкаться на березу. Но мы это сделали за каких-нибудь двадцать секунд, не больше. И, только усевшись на толстый, надежный сук, мы обрели спокойствие и взглянули вниз. Рядом с нами, на небольшой полянке, в окружении зажавших рты мальчишек сидела Таня. Она ела ягоды, доставая их из лукошка, и с беззвучным смехом смотрела на нас. Поняв, что она уже разоблачена, Таня показала нам язык. Под обидный смех ее лейб-гвардии мы медленно, соблюдая достоинство, сползли с дерева.
