Но Ковбой оказался на высоте. Проводив краешком глаза отлетевшую на переезде правую заднюю и уверенно удержавшись в седле, он ловко поймал её на возвращении носком сапога со шпорой, продемонстрировав изрядное знание советской военной техники.
Всю дорогу он промолчал, покуривая, естественно, «Мальборо».
А зря. Мог бы уж заодно разузнать, что его ждёт.
Корабли эти, прямо скажем, были кораблями весьма относительными.
Там стояли: авиационные турбины, авиационные радиостанции, авиационные антенны, авиационная механика, почти авиационные подводные крылья и абсолютно авиационный материал корпуса – дюраль, из-за боязни быстрой коррозии которого кораблики эти швартовали к отдельному пирсу.
Всё это великолепие было труднодоступными (очень дорогими) способами совмещено с военно-морской артиллерией, РТС,[172] торпедами, глубинными бомбами и, главное – экипажем, и шастало по морю на своих подводных крыльях со скоростью где-то узлов 60, пожирая дикие количества топлива и выбивая из экипажа мощную зубную дробь, отлично слышимую при связи по УКВ.
Основной задачей этого крылатого чуда, называемого пр.133 «Антарес», было поймать недовольного жизнью в СССР диссидента, который решил уйти через море в сторону, например, Финляндии. Между Таллином и Хельсинки около сорока морских миль. Волосатый свободолюбивый диссидент на вёслах вполне мог пройти необходимую для достижения свободы половину этого расстояния за ночь. Так что «Антарес» являлся этаким морским перехватчиком. И был совершенно не предназначен для сколько-нибудь длительного дозора, имея на три десятка человек экипажа меньше тонны пресной воды.
Но на границу ходили, как вы понимаете, в общую очередь.
А особенно меня, как связиста, добивали уже помянутые радиостанции, представлявшие из себя набор серых обтекаемых цилиндриков, абсолютно, как писалось в паспорте, виброустойчивых и вообще обалденных, но работающих, как и все на этих трясущихся корабликах, исключительно по настроению.
Когда Ковбой увидел свои жестянки в тесном соседстве с морской радиостанцией слева, двумя парами «прогар»[173] справа и ящиком ЗИП-а сверху, он засунул руки в карманы и вздохнул.
Потом, звонко щёлкнув секретными замками своего супердипломата, Великолепный Джо выудил из его недр новую пачку «Мальборо» и аккуратно положил её на стол между двумя облизнувшимися бойцами:
– Ну, братья, мне помочь надо…
И матросы, роняя слюнки, бросились раскапывать подходы к летающей радиостанции, оглядываясь иногда и подобострастно заглядывая в глаза Ковбою.
Спецом он действительно оказался блестящим. Но оно и понятно – не может такое реноме держаться только на красивой, конечно, но всё равно обыкновенной суконной шляпе. За пару послеобеденных часов Ковбой запустил станции на трёх кораблях, дав заодно кучу полезных советов механикам, эртээсовцам и другим заинтересованным вопросом, как обеспечить мирную семейную жизнь на одном корпусе такой разной и взаимообидчивой техники.
Я сидел в махонькой кают-компании последнего «Антареса», курил и общался с его командиром по разным житейским и служебным вопросам, когда после интеллигентного стука дверь распахнулась и на стол слева от меня, мягко спланировав, бухнулся стильный белый «стэнсон». Ковбой снова закурил, брякнул передо мной папку бланков на подпись и, задумчиво пуская дым в подволок, вопросил пространство:
– Мужики, а вот скажите, вы на какое время в море выходите?
Мы с командиром переглянулись:
– Ну, дней на десять, если повезёт…
– И что, станции-то эти, 856-е, всё время работают?
– Ну, не всё время… Иногда выключаем, если на УКВ хороший приём. Связь-то, она нужна всегда!
– Ясно, – сказал Ковбой и оглушительно щёлкнул замками «скайларка», – классные вы хлопцы, но я к вам больше не поеду.
– ???
– Станции-то самолётные! А самолёты, ребята, ни у нас, ни у самых продвинутых америкосов по десять дней, не вынимая, в небе не летают! Я сейчас перед вашей техникой долго за вас извинялся и всё ей объяснил. Надеюсь, потерпит какое-то время… Ариведерчи!
Оставленный Ковбоем блок «Мальборо» (это правда) прожил на корабле полтора года. Как только радиостанция Р-856 начинала подавать признаки раздражения, вахтенный радист тут же выключал её, доставал из сейфа сигарету и прямо в посту закуривал «привет из страны свободы». И серенькая железяка почему-то сразу переставала выкобениваться. Все остальные сорта и даже вполне оригинальные «Мальборо» из фри-шопа в порту были ей глубоко по барабану. И я до сих пор не знаю, что здесь причина, а что следствие – то ли Спец был хороший, то ли авторитет, если он не дутый, держится на мелочах. Станция, наверно, знает ответ. Эх, как бы спросить?
Реактор Уважаю рабочих псов
На 70 лет Погранвойск в Петропавловске-Камчатском во время театрализованного шоу (куда ж без него!) выступали сначала гражданские собачки из клуба то ли «друзей пограничников», то ли просто служебного собаководства. На одетого в стёганку и картинно хлопавшего себя руками по бокам инструктора лаяли до рвоты, землю под собой рыли, а, будучи в паре отстёгнуты от поводков, рванули на дразнящего их человека и быстренько вцепились ему в рукава. Каждая в свой, всё в строгом соответствии с курсами дрессировки. Инструктор, прапор, сожравший за свою службу не один десяток собачек, эффектно вращался, разведя руки в стороны, а собачки долго описывали вокруг него круги по воздуху, пока, разжав зубы, не отлетали метра на четыре. Красиво. Эффектно.
Потом появился ефрейтор Сидор со своим «немцем». «Немца», в полном соответствии с законами жанра, звали Ганс – с фантазией у Сидора было явно небогато. Пёсик был, доложу я вам – ага. Один хвост с руку длиной. Про зубы я вообще молчу. Ганс сидел слева от хозяина, печально глядя на прыгающего в десяти метрах перед ним инструктора. Периодически он поворачивал морду к Сидору, и тогда в глазах пса читалось откровенное недоумение, мол, чего этому придурку от меня надо? Потом Сидор издал короткий звук, не «Фас!» и не «Взять!» а так, что-то типа «Хм». Ганс начал неторопливое движение, а инструктор, увидев это, естественно, стал убегать. Ганс ускорился ровно на три последних шага, а потом прыгнул. Чётко на спину убегающему человеку. Шестьдесят килограммов – не фигня, и инструктор упал лицом вниз. И остался лежать, потому что Ганс стоял у него на спине. При этом затылок в стёганом капюшоне целиком находился аккурат в пасти Ганса, который на все попытки инструктора пошевелиться отвечал негромким, но весьма недвусмысленным рычанием.
Сидор вальяжно подошёл к Гансу, опять сказал ему «Хм», и Ганс занял положенное место у левого сапога. Слегка ошалевший инструктор встал. Всё. Нифига не зрелищно. Не эффектно. Никакого шоу. Работа.
Уважаю рабочих псов.
В семидесятые годы много внимания в деятельности политотделов погранвойск уделялось так называемой «контрпропаганде». Досмотровые группы как бы случайно оставляли на борту не наших судов книги и журналы, прославляющие Советскую власть и нерушимую классовую дружбу моряков всех стран (а те, в свою очередь, норовили подкинуть нашим куда как более интересные Playboy и Hustler), товарищи из братских компартий посещали заставы с визитами дружбы, радиостанции в приграничной полосе вещали на языках сопредельных стран опять же про передовиков социалистического соревнования, про успехи в освоении космоса, мирный атом и так далее.
А на китайской границе в качестве контрпропаганды писали здоровенные транспаранты с текстами типа «Да здравствует учение Маркса-Энгельса-Ленина!» и устанавливали их так, чтобы они читались с китайской стороны. Транспаранты изготовлялись, естественно, силами личного состава. Технология была проста и отработана многолетним опытом первомайских и ноябрьских демонстраций. На ленте из красного кумача белилами рисовались иероглифы в точном соответствии с присланной из политотдела отряда бумажкой. В качестве мольберта для изготовления такого многометрового шедевра станковой живописи требовалось изрядное количество сравнительно ровной поверхности, а где ж её взять?
И вот по точкам идёт Ми-восьмой, на борту которого находится ЗамначПО округа, НачПО отряда, комендант, комендантский замполит, проверяющий из не помню откуда и камарилья в лице всяческих «комсомольцев» и мелких прихвостней. Погода шикарная, солнышко, лето, все дела. Однако при заходе на точку лица у сидящих по левому борту политработников вытягиваются. На крыше заставы видна чёткая надпись, выполненная иероглифами на языке вероятного противника. Если учесть, что птицы вряд ли читают по-китайски, а иероглифы имеют полтора метра в высоту, то надпись явно предназначена для пролетающих вертолётов. Вопрос: что, почему и для чьих вертолётов написано на крыше заставы погранвойск КГБ СССР на китайском языке? Случайно не «Добро пожаловать»? А может, застава уже того? Захвачена? Тем более, прецеденты – вон они, у всех свежи в памяти. Значит, что, заманивают? И кого, политработников? Так это не просто провокация, это же большая политика – на святое, на КПСС руку подняли! Так, командир, уходим без посадки! Наплевать, что флаг над заставой наш, тем более, что он, похоже, и не наш – заманивают! Наплевать, что точка отвечает по-русски – может, они радиста под автоматом держат! Уходим! Комендант, поднимай у соседей тревожные группы! Усиление с комендатуры! Сообщи армейцам, пусть своих поднимают! Радио в отряд и в округ – прорыв границы! Вот это мы попали!
