Встреча состоялась, и счет определился быстро. Белавенец не выиграл ни одной партии. Тогда юноша решил наказать слишком уже возомнившего о себе шахматиста и, в свою очередь, предложил ему в качестве форы коня. И второй матч кончился всухую, но уже в пользу Белавенца.
– А вы неплохо играете! – воскликнул юноша.– Какой у вас разряд?
– У меня? Я – мастер, – ответил уже успокоившийся к тому времени Белавенец. – А вы?
– Я тоже мастер, – сказал юноша. – Я из Ленинграда. Моя фамилия Савицкий, может быть, вы обо мне слышали?
Дело кончилось примирением. Два видных шахматиста того времени, по воле обстоятельств не встречавшихся ранее, сыграли еще один матч, но уже на равных.
Особо хочется остановиться на таком распространенном явлении. Бывает, что один сильный шахматист буквально не переносит кого-либо из своих коллег. Я говорю не о личной неприязни, а об особенностях шахматного стиля. Александр Алехин, например, побеждая всех своих современников, совершенно не мог играть против явно уступавшего ему в силе венгерского мастера Лайоша Асталоша. Каждый раз в партиях против Асталоша чемпион мира попадал в критические позиции, и лишь изредка ему удавалось избежать поражения.
Еще один пример из моей собственной практики. Имея сравнительно хороший счет со всеми сильнейшими шахматистами мира, я поразительным образом па совал перед одним противником – Исааком Болеславским. Минский гроссмейстер за многие годы наших встреч проиграл мне всего одну партию – на турнире в Пярну в 1947 году. Зато выиграл около десяти. Даже в тех соревнованиях, где Исаак выступал неудачно, меня он неизменно побеждал. Так, на турнире претендентов в Цюрихе в 1953 году Болеславский выиграл только четыре партии из двадцати восьми, в том числе две у меня. Интересно, что минчанин, будучи очень миролюбивым шахматистом, часто совсем не играл против меня обязательно на выигрыш. Сколько раз в наших партиях создавались явно ничейные позиции, но я забывал предложить ничью… и дальше все шло по установившейся традиции.
Однако "угнетенный противник" может внезапно начать "мстить" за долгое надругательство над собой. И счет иногда опять становится внушительным, но уже в пользу "раскрепостившегося". Вот почему нужно быть крайне осторожным с теми, кого вы до сих пор легко побеждали.
Эммануил Ласкер сказал накануне встречи с Рихардом Рети в Московском международном турнире 1925 года:
– Я должен идти готовиться, завтра у меня опаснейший противник.
Его собеседник удивился:
– Что вы говорите, доктор? Ведь завтра вы играете с Рети, он не выиграл у вас ни одной партии!
– Тем более он опасен для меня в каждой последующей встрече, – заключил шахматный философ.
Никогда не следует объяснять собственное поражение "объективными" причинами. Основная, чаще всего встречающаяся причина проигрыша – плохая игра. Но некоторые никак не могут устоять перед соблазном приписать поражение чему угодно, только не этому.
В одном из командных первенств в Риге я выиграл партию у молодого мастера. Ход событий был логичен: мастер ошибся в дебюте, мне удалось эту ошибку использовать. Один играл в этой партии лучше другого, что в этом неестественного?
Но мой молодой партнер думал иначе. Остановив часы и расписавшись на бланке, он сообщил мне трагическим голосом:
– Знаете, я сегодня совсем не мог играть. Погулял вчера по взморью, поймал сильный насморк.
И еще один пример. До войны в советских турнирах хорошие результаты показывал один талантливый мастер. Возгордившись, он стал необъективно расценивать и свою позицию и силу противника, а каждое поражение искренне считал случайным. Это не могло не привести в конце концов к резкому снижению класса его игры. Мастеру так и не удалось достичь тех спортивных и творческих высот, рассчитывать на которые давали основание его способности.
Объяснять свои проигрыши причинами, совсем не имеющими отношения к шахматам, этому мастеру помогали и домашние. Его жена, придя как-то в турнирный зал и увидев печальное лицо супруга, заявила во всеуслышание:
– Я тебе говорила: не надевай эту рубашку. Ты всегда в ней проигрываешь!
Стоявшие рядом любители рассмеялись. Однако в глазах мастеров и гроссмейстеров я подметил в тот момент какую-то мимолетную искорку сочувствия. Тогда я решил внимательнее присмотреться к привычкам своих коллег. И пришел к такому выводу: шахматные корифеи мира, конечно, не проигрывают партий оттого, что надели не ту рубашку, но все же в их поведении во время состязания есть много своеобразного и неожиданного. Об этом мы и поговорим в следующей главе.
Осенью 1947 года шахматная команда Советского Союза отправилась в Лондон, чтобы встретиться в матче на десяти досках с лучшими шахматистами Великобритании. Что греха таить, мы уже тогда знали, что англичане не смогут оказать нам достаточного сопротивления, ибо силы команд неравны. И все ж – чего не бывает! Сражение-то происходило в чужой стране, для многих из нас это был первый командный бой вне пределов Родины. Как-то мы будем чувствовать себя в туманном Лондоне?! Волновала и короткая дистанция матча – играть всего по две партии. Случится в одной несчастье – непросто будет отыграться.
В наши дни из Москвы до Лондона лететь часа три, а тогда мы добирались до столицы Англии более двух суток. До Берлина летели самолетом. Несколько часов блуждали в автобусе среди развалин: старик, уроженец Берлина, никак не мог найти главную улицу города – Унтер ден Линден. Вечером осматривали то, что осталось от города после бомбежек, давали сеансы одновременной игры в частях Советской Армии. Весь следующий день поездом пересекали Европу, ночью на пароходе переплывали Ла-Манш. Несколько часов путешествия с побережья в столицу – и мы в Лондоне, городе, в первые минуты поразившем нас своими гигантскими размерами и обилием двухэтажных автобусов.
Гостеприимные хозяева поселили нас в удобной гостинице "Уолдорф" и предложили обычное для того времени питание. На завтрак нам принесли традиционный поридж, а в обед предоставили "выбор": если хотите к супу кусочек хлеба, откажитесь от сладкого. Что было делать – карточная система! Наши дипломаты поглядели на мучения шахматистов, подумали, да и порешили: "Будем питать гроссмейстеров в столовой советского посольства".
И вот мы ужинаем в удобном полуподвальном помещении столовой посольства на Прайвит роуд. Никаких тебе пориджей или ограничений в хлебе! Привычные блюда, близкая сердцу обстановка – мы среди своих советских людей. Сюда, на тихую, уютную улочку, не доносится рев автобусных и автомобильных моторов. Мирно беседуя с новыми знакомыми, мы передаем им последние московские новости, рассказываем о планах завтрашних сражений.
Вдруг тишину прерывает испуганный крик Сало Флора. Бросив тарелку с вкусной едой, обычно спокойный гроссмейстер вскочил из-за стола и побежал в глубину коридора.
– Что ты? Что с тобой? – в тревоге спросил я, с трудом догнав коллегу.
– Там! Там! – показывал Сало дрожащей рукой куда-то по направлению к окну.
– Что там?! – не понимал я. – В чем дело?!
– Там!.. Посмотри, – трясся в испуге Флор. От нервной дрожи он даже начал немножечко заикаться.
Я вернулся в столовую, подошел к окну и… не смог удержаться от смеха. Из темноты на меня смотрели желтые фосфоресцирующие глаза огромного кота, Английский истребитель мышей с любопытством разглядывал новых, неизвестных ему пришельцев. В появлении этого животного не было ничего сверхъестественного: в те дни и котам перепадало мало пищи, а из форточки посольской столовой часто выбрасывали лакомые! кусочки.
Я знал, что Флор боится встретить черную кошку перед началом любого шахматного сражения. По его словам, такие встречи уже не раз приносили ему несчастье. Мы долго увещевали опечаленного гроссмейстера, ручались, что завтра все будет в порядке. Напоминали, что Алехин в матче с Эйве даже пускал кота на доску. Он отвечал: "А матч-то Алехин все же проиграл!"
В конце концов Флор успокоился, но по тревожным взглядам, какие он весь вечер бросал на окно, по стихшему вдруг потоку обычных флоровских острот я понял, что нежеланное "знакомство" не на шутку расстроило гроссмейстера.
Предчувствия оправдались. Назавтра действительно произошло несчастье, но… в моей партии с молодым англичанином Кроуном. Черный кот, как вы догадываетесь, был абсолютно ни при чем; дело решили разбушевавшиеся белые слоны и блестящая атака молодого мастера на мой королевский фланг. А Флор? Флор сделал ничью с Файархерстом..,.
Предчувствия, предсказания, приметы… Верят ли в них шахматисты? Такими же вопросами любопытные засыпают артистов, моряков, летчиков. Если бы я хотел отделаться от ответа чисто формально, я сказал бы в соответствии с нашим веком атеизма – нет! Но был бы я прав, не сделав кое-каких оговорок? Пусть читатель учтет, что в сложной жизни гроссмейстера есть множество психологических тонкостей. Турнирная борьба полна неожиданностей, а когда нервы напряжены до предела, решающее слово может сказать самая незначительная мелочь. Таких мелочей, сопровождающих выступление шахматиста, уйма. Одни из них когда-то сопутствовали победе, другие – неудаче. По-человечески понятно желание шахматиста избавиться от "злых" и окружить себя приятными, "добрыми" мелочами. В этом нет ничего общего с религиозными верованиями, это лишь своеобразные "заскоки", причем у каждого они бывают своими, особыми.
