Бархударов?.. Думаете, одинаковые?.. Я тоже так раньше думал. Но жизнь мне подсказала, какая лучше. Это еще год назад случилось. Как-то в воскресенье решил я себе на завтрак картошки поджарить. Стою на кухне, орудую ножом. Вдруг телефонный звонок.
— Пантелеев, говорят, ты чего на воскресник не выходишь? Все жильцы уже собрались.
Я стою молчу. Так хотелось картошечки жареной — и вот на тебе! А они свое:
— Ты что молчишь? Может, думаешь, что ты лучше всех, а, Пантелеев?
А я ни с того ни с сего возьми да брякни:
— А я вам не Пантелеев.
— А кто же ты?
Действительно, кто я?.. Огляделся по сторонам, а у меня под ножкой стола лежит старый учебник русского языка. Автор — Бархударов. Я и говорю:
— Бархударов я, вот кто!
— Ой, — говорят, — товарищ Бархударов, извините. А где Пантелеев?
— Занят он, говорю, картошку мне чистит.
— А когда освободится?
— Когда освободится — посуду за мной вымоет и помойное ведро вынесет.
— Понятно. Простите за беспокойство, товарищ генерал.
И трубочку — бряк. Вот это да, думаю, как фамилия подействовала. Какого-то совершенно неизвестного Бархударова за генерала приняли. Ну, позавтракал я и забыл об этой истории. Но жизнь мне сама про эту фамилию напомнила.
С тещей моей небольшая неприятность случилась. Померла она. Ну, померла и померла, но надо же хоронить. А где? Проблема. Жена весь город обегала — нет мест. Ну, тут я про Бархударова и вспомнил. Снимаю трубку и звоню на самое лучшее кладбище.
— Категорически приветствую, — говорю — Бархударов беспокоит.
— Товарищ Бархударов, здравствуйте! Что можем для вас сделать?
— Для меня, — говорю, — слава богу, пока ничего не нужно. А вот теще моей вы, действительно, нужны.
— О чем разговор! Теще товарища Бархударова, отца советского дирижабля, непременно поможем. Пусть завтра зайдет.
— Вообще-то, — говорю, — завтра она не сможет. Мы ее завтра похоронить хотели.
Они говорят:
— Ах, в этом смысле… Ну что за вопрос — сделаем.
— Но я слышал, что у вас с местами туго.
— Трудновато, конечно, но для вас сделаем.
Я говорю:
— Для меня не надо! Вы для нее сделайте.
— Конечно, конечно. Самое лучшее место для нее выделим. Солнечная сторона, метро рядом, на следующий год “Универсам” откроют. И окружение хорошее, много интеллигенции.
И что вы думаете?.. Для тещи Бархударова и место нашлось, и цветы, и духовой оркестр. Ансамбль Дома пионеров два часа песню пел: “Лучше нету того свету…” Представляете, что это за фамилия? Вроде бы ничего не говорит, а что-то напоминает. Вроде бы никто и в то же время кто-то. И, главное, в самой фамилии что-то мощное есть. Будто камни с горы катятся: Бар-ху-даров!
Одним словом, начал я потихоньку этой фамилией пользоваться. То в магазин позвоню, то в аптеку, то в кассу железнодорожную. Совсем другая жизнь пошла. Картошку на завтрак уже не ем, рыбкой дефицитной балуюсь, водочку пью только с винтом, и учебник Бархударова у меня уже под ножкой стола не лежит — новый стол привезли.
Но ведь у нас не бывает, чтоб все время хорошо. Обязательно что-нибудь приключится. И приключилось. Выхожу я как-то из одного магазина. Естественно, с черного хода. Сапоги я там для жены взял. Тут подходит ко мне товарищ в штатском:
— Будьте добры, ваши документы.
Ну, я предъявил.
— Так, — говорит, — товарищ Пантелеев, следуйте за мной.
Заводит меня обратно к директору и говорит:
— Товарищ директор, на каком основании вы продали ему сапоги?
Тот говорит:
— Как? Это же товарищ Бархударов. Сын того самого… создателя русской оперы.
— Если бы! Это же какой-то Пантелеев.
Тот даже с места вскочил:
— Как — Пантелеев? Какой Пантелеев? А на каком же основании вы у нас сапоги купили?
— А на основании того, — говорю, — что у моей жены сапоги каши просят!
Ну, конечно, скандал! Отобрали сапоги да еще говорят:
— Еще раз с черного хода придешь — света белого не увидишь!
Вот, думаю, беда. А что, если они теперь возле каждого магазина станут дежурить? Ведь это мало сказать, что ты Бархударов, надо еще документ иметь. Одним словом, понял я, что надо срочно менять фамилию: Пантелеев на Бархударов. Написал заявление и прямым ходом в паспортный стол. Прочла паспортистка мое заявление и говорит:
— Товарищи, вы что все с ума сошли? Седьмой человек хочет Бархударовым стать. Возьмите другую фамилию.
Я говорю:
— Другая у меня уже есть. Мне эту надо.
— Ничего не могу сделать. Звонил товарищ Бархударов, велел свою фамилию никому не давать.
— Что значит — звонил? Надо еще проверить, кто звонил. Настоящий Бархударов или такой же Пантелеев, как и я.
— Ничего не понимаю, — говорит. — Вы можете объяснить?
А что тут объяснять? Понял я, что надо срочно другую фамилию искать. Чтоб была звучной, чтоб люди ее знали, но не помнили откуда. Неделю сидел, все учебники перерыл, но нашел. Во, фамилия! Столыпин!
Я ее уже проверил. Позвонил в аптеку:
— Категорически приветствую, Столыпин беспокоит!
И порядок. Обслужили по первому разряду. Бутылку облепихового масла и финскую клизму на восемь литров. Так что сомнений нет. Завтра же пойду в паспортный стол фамилию менять.
Только уж, чур, эту фамилию никому не брать! Это моя. А вы, если хотите, берите другие.
Главное — чтоб фамилия известной была. Пусть даже неизвестно откуда. Потому что если ты Бархударов, то у тебя все, а если Пантелеев, то у тебя одна фамилия.
Отчетно-перевыборное собрание было в самом разгаре. Вернее, никакого разгара не было. Это уж так принято говорить — в разгаре. На самом деле все было тихо, мирно, почти по-семейному. Как и бывает нередко на самых обыкновенных профсоюзных собраниях.
Председатель месткома, не отрываясь от бумажки, бубнил свой доклад, члены месткома, сидящие в президиуме, дружно рисовали на листочках какие-то каракули, а заполнившие зал рядовые члены профсоюза мирно дремали на своих местах.
В тот момент, когда председатель перешел к восьмой странице доклада, рассказывающей о славных делах кассы взаимопомощи, из-за кулис неожиданно показался огромный рыжий кот. Он вышел на середину сцены, зажмурился под ярким светом прожекторов, задумчиво посмотрел в зал, а затем одним движением вспрыгнул на стул и уселся среди членов президиума. В зале засмеялись. Докладчик на секунду оторвался от бумаги. В этом месте доклада смех не был предусмотрен. Он внимательно посмотрел по сторонам и вдруг заметил рыжего кота, с достоинством восседающего среди членов президиума.
— Брысь! — сказал докладчик.
Это был первое слово, которое он сказал не по бумажке. Кот повел ухом, но даже не
