Ознакомительная версия.
Вместе с нами обслуживать технику будут доработчики с завода-изготовителя и других предприятий Министерства авиационной промышленности СССР. Поэтому наша задача — создать им все условия для работы, для организации доделок, восстановления и замены узлов и деталей. До нас самолет прошел предварительную обкатку в морской палубной авиации. Правда, он был опробован в укороченном варианте — с обрезанными соплами и без тормозного парашюта.
Опыт эксплуатации показал, что боевой потенциал этой машины очень высок. С подвесными топливными баками, на максимальном потолке и с максимальной скоростью 2М самолет может летать до восьми часов. Он делает полный разворот в круге диаметром четыреста метров и идет под углом атаки более ста градусов. Поэтому теперь мы можем надежно сопровождать не только истребители и «Орионы», но и «Блэкберды», и любую другую машину вероятного противника! Сегодня наша главная задача — в сжатые сроки провести боевые стрельбы по макетам крылатых ракет над морем с использованием тепловых и радийных ракет, провести стрельбы из пушек и поставить самолеты на боевое дежурство ко дню открытия двадцать седьмого съезда КПСС! За работу, товарищи военнослужащие! Ура!!
В ТЭЧ образовались новые группы регламентных работ (теперь их стало уже одиннадцать). Группа СД разделилась на самолетчиков (С) и двигателистов (Д). Полторацкий, Жужгов и капитан Браташ остались в группе С. В ТЭЧ из других подразделений перевели более десятка офицеров и прапорщиков, добавили духов, недавно вышедших из карантина. Служба усложнилась — самолеты часто ломались: клинило створки тормозного парашюта, отказывали радиоантенны, проливалась гидравлическая жидкость, подтекало топливо, стопорило фонарь кабины, и т. д., и т. п. Винты на планере новые, неразработанные, залитые краской. Чтобы открутить один маленький лючок, приходилось зачастую возиться по часу и более. Однажды Полторацкому довелось открывать боковую решетку воздухозаборника. Отвернув штук двести винтов, Игорь почувствовал, что у него отваливаются руки. Тремор держался до самого отбоя.
Командование торопило — до съезда оставались считанные недели. Стали приходить самолеты со стрельб. От пусков ракет у планеров были опалены и оплавлены плоскости — конструктивная недоработка. Пришлось дорабатывать на ходу. А тут еще пошла скакать погода — потепление чередовалось с морозом, повалил снег. Взлетная полоса время от времени схватывалась ледком, который не брали даже тепловые машины. Полк будили в пять часов утра, везли на полосу и приказывали долбить ее ломами — делать на гладком льду зазубрины, чтобы за них цеплялась тепловая струя и сдирала ледовую корку.
ТЭЧ забыла о телевизоре, кино, выходных, книгах, газетах и прочих радостях жизни. Только работа, работа и работа.
Под самый новый год ударил сорокаградусный мороз. Как назло, после ужина ТЭЧ неожиданно послали на разгрузку вагона угля. Вкалывали всю ночь, приползли в казарму около семи часов утра. Едва помывшись, повалились спать. Полторацкий отправил нескольких карасей в столовую за порцайками. Гонцы притащили три чайника кофе, десяток разрезанных буханок белого хлеба, сахар и масло, но есть почти никто не стал — все мертвецки хотели спать. В одиннадцать часов явился майор Рудык, поднял ТЭЧ и приказал идти на работу. В ангаре солдаты ползали сонными мухами. После обеда Охримчук увел в санчасть семерых простуженных (включая Гиддигова и Жужгова). Спать ТЭЧ легла сразу после ужина.
В полночь Полторацкий проснулся и пошел в туалет по малой нужде. В сортире было грязно, причем, уборка явно не проводилась в течение всего дня. Такого безобразия при Гоше еще не было. С отвращением помочившись в загаженное очко, Полторацкий вернулся в кубрик.
— Наряд по роте! Курбатов, Черемисов, Юлдашев! Подъем!
С койки сонно отозвался Курбатов:
— Ну, в чем дело?
— Весь сортир в дерьме!
— И хрен бы с ним. Ночь на дворе.
— А вот ты сейчас сам пойдешь говно языком слизывать! Наряд — подъем!
— Оставь их, Полторацкий! Ребята спать хотят, я им разрешил. Завтра утром до прихода старшины все вымоют.
— Значит, старшину ты боишься, а меня — нет? Зажирел в каптерке, службу понял?
Полторацкий стащил Курбатова с койки, дневальные встали сами. Гоша решил не ограничиваться наказанием нерадивого наряда, а провести широкую разъяснительную работу.
— ТЭЧ, подъем!
Полторацкий стал трясти койки, стаскивать наземь сонных бойцов. Через минуту ТЭЧ стояла в строю.
— Товарищи бойцы! Есть несколько проблем. Первая. Наряд положил на службу. Вторая. Наряд положил на меня. Третья. Некто Курбатов заявил, что старшину боится, а на меня чихать хотел. Четвертое — налицо ослабление дисциплины в последние дни, и эта тенденция мне очень не нравится. Итак, все вышеперечисленное означает, что сейчас виновные будут строго наказаны. Курбатов, Черемисов, Юлдашев, выйти из строя!
Юлдашев быстро сделал шаг вперед, Курбатов продолжал стоять, потупив голову, а Черемисов вдруг с воплем бросился в конец кубрика, схватил подвернувшуюся под руку табуретку и истошно завопил:
— Не подходи, гад! Убью!
Полторацкий, кривя лицо в ухмылке, приблизился. Черемисов с силой метнул в Гошу табуретку. Гоша небрежно отмахнулся, табуретка улетела в сторону. Федя, истерично рыдая, схватил поясной ремень с увесистой бляхой и начал его вращать перед собой. Полторацкий подходил все ближе. Федя продолжал орать:
— Мужики, не стойте! Бейте его, суку! Навались! Давай!
ТЭЧ не двигалась с места. Черемисов усилил обороты до максимума. Федю трясло мелкой дрожью. Полторацкий выкинул вперед руку, на которую тотчас же намотался ремень. Не мешкая, Гоша зарядил Черемисову головой. Потом добавил еще. Федя рухнул на пол.
И тут случилось неожиданное: кто-то накрыл Гошу табуреткой. В глазах у Гоши звездное небо — из мрака высыпались искры и пустились в хоровод. Полторацкий упал на пол. Нижнюю челюсть пронзила острая боль — кто-то пнул сапогом. Посыпались новые удары и пинки. Ничего, не смертельно. А вот лежать и корчиться на полу некрасиво, надо бы встать. Гоша подобрал по себя ноги, попытался сгруппироваться. Еще удар — снова сапогом, снова в челюсть. Электрический разряд, искры, голубое пламя. Очень больно, но сознание еще есть, и оно велит встать, оно говорит, что если не встать сейчас, то можно уже не встать никогда.
Гоша перевалился на живот и уперся руками и коленями в пол. Оторвал от пола живот, и сразу же получил пинок в пах. Свет померк, сознание притупилось, но совсем не ушло. Гоша кое-как сел на корточки. Теперь главное — распрямиться, сделать вдох и выдох, открыть глаза и рот. Закричать, взять на испуг. А вот еще один удар — уже даже не поймешь, чем и куда. Снова очень больно. Но ничего, распрямляемся. Еще удар. Огненный ком охватывает голову, потом разгорается добела, потом медленно гаснет. С огнем уходит сознание. Пока не ушло совсем — распрямляемся. И еще один удар. Пустота, темень, гулкая тишина. Вот это уже все.
Гоша проснулся на своей койке, открыл заплывшие глаза. Перед ним стоял Бегичев. Гоша с трудом просипел:
— Что случилось, Бегичев?
— А ты что, ничего не помнишь?
— Помню. Сначала табуретка, я лег, навалились кучей, я встал, потом снова табуретка. А что потом?
— Потом тебя долго месили. Потом Курбатов крикнул, что ты умираешь, и тебя стали откачивать. Когда ты задышал, положили на койку. Мне приказали следить за тобой, если вдруг кровью харкать начнешь, или корчиться, или что-нибудь в этом духе. Но ты спал крепко.
— А кто меня бил? Ты бил?
— Нет, Гоша, честное слово, не бил! Еще Кобыхнов и Лада не били — типа брезговали, не хотели пачкаться. А остальные все били.
— И караси?
— И караси тоже.
— Вот сволочи! Помоги встать.
— Может, не надо?
— Надо.
Движения причиняли острую боль, но Полторацкий все-таки спустил ноги на пол.
— Видишь, полдела сделано. Теперь тащи меня.
Бегичев рванул Полторацкого вверх. Тот заорал от боли, но сел.
— Смотри, вся постель в кровищи. Надо поменять. Сбегай к Курбатову за бельем.
Пока Бегичев ходил, Гоша с трудом разделся и осмотрел тело. Один сплошной кровоподтек. Особо удручающе выглядел пах. Мошонка и член были синими, отечными. Да, после такой обработки у отца полка может не быть детей. Придется усыновить кого-нибудь, например, Саню Расторгуева. Кстати, не он ли махал табуреткой?
Пришел Бегичев, помог встать. Вернуть Гоше статус homo erectus (человек прямоходящий) удалось только с четвертой попытки. Полторацкий переоделся, Бегичев поменял постельное белье. Гоша посмотрел в зеркало.
— Квазимодо конкретно отдыхает. Что деется, а? Из нормального человеческого лица сделали практически квази-морду! Как считаешь, Бегичев, возьмут меня теперь в дикторы Центрального телевидения? Смотри, одна только щека чего стоит.
Ознакомительная версия.
