— Да, Харбингер отличный доезжачий, — поддержал майор.
Миссис Хиткоут-Килкуун, сидевшая за дальним концом большого, сделанного из красного дерева обеденного стола, с обиженным видом выбирала ложечкой мякоть своего авокадо.
— Харбингер — уголовник, — сказала она после того, как несколько минут за столом царило молчание.. — Ты же взял его из тюрьмы в Веезене.
— Лучшие лесничие получаются из бывших браконьеров, — возразил полковник, которому не нравилось, что его жена взяла в привычку своими реалистическими комментариями разрушать тщательно вы страиваемый им собственный искусственный мирок. — Самые лучшие, да будет вам известно. И к тому же, умеющие отлично обращаться с собаками.
— С гончими, — с неодобрением в голосе уточнила миссис Хиткоут-Килкуун. — Не с собаками, дорогой, а с гончими.
Сидевший напротив нее за противоположным концом стола полковник побагровел.
— В конце концов, — продолжала она, пока полковник не нашелся, как ей возразить, — уж если мы прикидываемся дворянами, которые на протяжении многих поколений держали гончих, то можно, по крайней мере, делать это как следует.
Полковник Хиткоут-Килкуун злобно уставился на жену.
— Вы забываетесь, дорогая, — выдавил он наконец.
— Совершенно верно, — ответила миссис Хиткоут-Килкуун. — Я забываюсь. Я уже давно позабыла, кто же я на самом деле. Думаю, мы все позабыли, кто мы такие, — с этими словами она встала из-за стола и вышла из комнаты.
— Не понимаю, что на нее нашло, — сказал полковник. — Ведет себя просто безобразно. А ведь была нормальной женщиной.
— Возможно, на нее плохо действует жара, — предположил майор.
— Жара? — удивился полковник.
— Погода, — поспешно поправился майор Блоксхэм. — Жаркая погода многих делает невыносимыми.
В Найроби было жарко, как в аду, и там это на нее никак не влияло. Не понимаю, почему здесь вдруг у нее стали появляться подобные бзики.
Мужчины закончили ужин в молчании. Взяв кофе, полковник ушел с ним в кабинет слушать передававшиеся по радио сводки биржевых новостей. Он с удовлетворением отметил, что акции золотодобывающих компаний поднялись в цене. Надо будет утром позвонить брокеру и распорядиться о продаже акций «Вест Дрефонтен». Когда новости закончились, полковник выключил радио, подошел к книжной полке и, взяв томик «Берри и компания», уселся перечитывать его в восемьдесят третий раз. Вскоре, однако, поняв, что не может полностью сосредоточиться на книге, он отложил ее в сторону и вышел на веранду. Там, в сгущавшейся темноте, сидел в одиночестве майор Блоксхэм со стаканом виски в руках и разглядывал сверкавшие далеко внизу огни ночного города.
— Чем занят, Малыш? — спросил полковник, и в голосе его прозвучало нечто похожее на привязанность.
— Пытаюсь вспомнить вкус морских устриц, — ответил майор. — Я их уже так давно не ел…
— Лично я предпочитаю речных, — ответил полковник. Некоторое время они посидели молча. Откуда-то издалека доносилось пение зулусов.
— Плохи дела, — нарушил молчание полковник. — Не переношу, когда Дафния сердится. Но и пустить в свой дом этого типа тоже не могу. Ума не приложу, что делать.
— Трудная ситуация, — согласился майор. — Жаль, что нельзя от него как-нибудь отделаться.
— Отделаться?
— Ну, сказать ему, что у нас на ферме ящур или что-нибудь в этом роде, — пояснил майор, вся жизнь которого состояла из сомнительных отговорок такого типа. Полковник Хиткоут-Килкуун поразмышлял над предложением, но все же отверг его.
— Не очень убедительно звучит, — решил он.
— Ничего, для бура сойдет, — сказал майор.
— Ящур!..
— Ха-ха!
Снова надолго установилось молчание. Мужчины сидели, равнодушно уставившись в темноту.
— Плохи дела, — повторил спустя какое-то время полковник и отправился спать. Майор Блоксхэм остался на веранде, на этот раз пытаясь вспомнить вкус прибрежных устриц.
Миссис Хиткоут-Килкуун лежала в постели, накрывшись одной простыней. Уснуть она не могла и потому прислушивалась то к доносившемуся и сюда пению зулусов, то — со все более горькими чувствами — к приглушенному разговору мужчин, долетавшему до нее с веранды. «Если коммандант придет, они обязательно постараются так или иначе его унизить», — думала она, вспоминая, сколько подобных унижений пережила сама в годы своей юности. И если коммандант за столом вдруг станет есть мясо вилкой, предназначенной для рыбы, то униженным окажется не только он сам, но и она. Мысль об этом заставила миссис Хиткоут-Килкуун наконец решиться. Она включила свет, села за письменный стол и на розовато-лиловой бумаге с неровными краями набросала записку комманданту.
— Ты сегодня едешь в город, Малыш? — спросила она наутро за завтраком майора. — Забрось это в полицию, хорошо? — И она перебросила ему через стол конверт.
— Правильно, — сказал майор Блоксхэм, в планы которого не входила в этот день поездка в Пьембург, однако его положение в доме требовало от него время от времени подобных жертв. — Отделываешься от него?
— Конечно же, нет, — ответила миссис Хиткоут-Килкуун, холодно поглядев при этом на мужа. — Компромисс в чисто английском духе. Так, как меня учили. Я пишу, что у нас сейчас много гостей и что…
— Прекрасно, дорогая, — перебил ее полковник.
— И что поэтому я прошу его остановиться в гостинице, а не у нас — если он, конечно, не возражает. Обедать и ужинать он сможет с нами. Надеюсь, у вас хватит совести обращаться с ним пристойно, если он примет это предложение.
— По-моему, это удачное решение, — сказал полковник.
— Очень удачное, — согласился майор.
— При сложившихся обстоятельствах это самое малое, что я могу сделать, — сказала миссис Хиткоут-Килкуун. — Я написала ему, что счет за проживание в гостинице оплатите вы, полковник.
С этими словами она встала из-за стола и отправилась на кухню сорвать свою злость на черных служанках.
Коммандант Ван Хеерден был с головой занят приготовлениями к отпуску. Он купил карту района Веезен, удочку и мушек для ловли форели, пару крепких охотничьих сапог на толстой подошве, широкополую шляпу, в каких ходят пастухи, двенадцатизарядное ружье, болотные сапоги и карманного формата справочник под названием «Этикет для всех»[25]. Оснастившись подобным образом, он пребывал в уверенности, что пара недель, которую ему предстояло провести в доме Хиткоут-Килкуунов, позволит ему обогатить себя бесценным опытом искусства поведения настоящего английского джентльмена. Приготовления зашли настолько далеко, что он приобрел две новые пижамы и новые носки — старые были заштопаны. Покончив с приобретением внешних признаков английского джентльмена, коммандант начал практиковаться в произнесении слов «Ужасно!» и «Абсолютно!» с тем акцентом, который он считал истинно английским. Вечерами, когда темнело, он выходил в сад с удочкой и там, на лужайке, учился забрасывать ее в ведро с водой. В процессе таких тренировок несколько десятков георгинов потеряли свои роскошные головки. Правда, попасть крючком с мушкой в ведро ему так ни разу и не удалось.
— В чем он тренируется? — изумленно переспросил лейтенант Веркрамп, когда сотрудники службы безопасности доложили ему о странных занятиях комманданта.
— В забрасывании удочки в ведро, — подтвердили они.
— Свихнулся, — отреагировал Веркрамп на это сообщение.
— И он постоянно бормочет себе под, нос. Все время повторяет «Великолепно!» и «Рад с вами познакомиться, сэр!».
— Это я знаю, — сказал Веркрамп, регулярно слушавший по своему радио монологи комманданта.
— Вот список всего, что он купил, — протянул листок бумаги другой агент безопасности. Веркрамп просмотрел список, в котором значились сапоги болотные, сапоги охотничьи, пастушья шляпа, и ничего не понял.
— А с какой это женщиной он познакомился в гольф-клубе? — спросил лейтенант, так и не отказавшийся от своего первоначального предположения, что у комманданта роман, который он по тем или иным соображениям вынужден скрывать.
— Болтает с ней ежедневно, — доложили агенты. — Пухленькая крашеная блондинка маленького роста, возраст около пятидесяти пяти. Ездит на старом «роллс-ройсе».
Веркрамп распорядился собрать о миссис Хиткоут-Килкуун всю информацию, какую только возможно, и, отпустив своих сотрудников, снова углубился в изучение учебника по психологии. Но стоило ему раскрыть книгу, как зазвонил телефон, и лейтенанту сообщили, что коммандант просит его зайти. Веркрамп отложил учебник и отправился в кабинет комманданта.
— А, Веркрамп, — встретил его коммандант. — С пятницы я уезжаю на две недели в отпуск. Ты остаешься здесь за старшего. — Лейтенант Веркрамп ощутил прилив радостного возбуждения.
