Герман Дробиз - Вот в чем фокус

Племя южных соседей отличается повышенной ре­лигиозностью. По ночам из их страны доносятся звуки песнопений и грохот ритуальных танцев.

К востоку и западу от моей квартиры проходят ма­гистрали, соединяющие северные и южные районы на­шего города. По ним круглые сутки кочуют многочис­ленные народы, тянутся торговые караваны.

Таким образом, географическое положение моей квар­тиры позволяет изучать весь окружающий меня мир.

—   Но разрешите вернуться к описанию моей квар­тиры,— сказал он после некоторой паузы.— Разнообраз­ны ее флора и фауна. Украшением флоры является наша пятилетняя дочь Леля, которая растет во второй ком­нате, в субтропических условиях. На наших глазах вы­растает интереснейший фрукт.

Когда мы с женой ссоримся, она уходит в дальнюю комнату, а я стою возле дверей, на уголке ковра, и жду. Этот уголок я называю мысом Доброй Надежды.

Столица нашей квартиры расположена на кухне. Здесь постоянно работает наше правительство, в кото­ром жена обладает законодательной властью, а я — исполнительной.

Возможны ли новые географические открытия и вашей квартире?

Для нас с женой, к сожалению, нет. Но дочь ежедневно проникает в места, где никогда не ступала нога человека. Я имею в виду внутренности холодиль­ника и ящики моего письменного стола...

Однажды я встретил на улице знакомого, который пригласил меня в ресторан и за бутылкой вина пове­дал о своей неудавшейся жизни. Особенную горечь в этом рассказе составляла история женитьбы моего знакомого на женщине, вот уже десять с лишним лет угнетающей его морально и физически.

—  О, если бы я мог начать жить заново!— восклик­нул он с неподдельной страстью.

Эта мысль мне понравилась. Я и сам нередко обду­мывал ее.

—   А что,— спросил я,— если бы вы действительно могли?

—   Ерунда,— усмехнулся он.

—   Вообразите,— настаивал я,— что я Мефистофель, а вы — Фауст. И я дарю вам вторую юность, вторую жизнь. Говоря деловым языком, жизнь номер два.

Он внимательно оглядел меня, как если бы увидел впервые, и сказал:

—   Вы далеко не Мефистофель.

—   Хорошо. Тогда допустим, что медицинская наука достигла небывалого прогресса и все люди обрели эту волшебную возможность, в том числе и вы. Что тогда?

—   Стоит ли?— вздохнул он. Но я заметил, как лицо его начинает приобретать именно мечтательный отте­нок.

—   А все-таки?

—   Не знаю... Не знаю, с чего и начать.

—   Начните прямо со дня рождения,— посоветовал я.

—   Разве что с него...— задумался мой знакомый.— Впрочем, да. Если бы я начал жить заново, то родился бы не третьего января, а какого-нибудь другого числа.

—   А чем вас не устраивает третье января?

—   После новогодних праздников у людей нет денег, и мне никогда не дарят ничего приличного. Так, все больше шариковые ручки. Хотя что я говорю? Это ме­лочи. Вот что важнее: во второй раз я родился бы у других родителей. Я бы родился у такого отца, ко­торый научил бы меня, как правильно наносить удар в подбородок. И у такой матери, которая своевременно объяснила бы мне, что девушке, решившей стать ва­шей женой, можно и отказать.

—   Да,— согласился я,— у таких родителей вы ста­нете совсем иным человеком.

—   А как же!— с энтузиазмом подтвердил он и за­думался.

—   Теперь самое главное,— продолжил он через не­которое время.— Вся моя новая жизнь будет посвяще­на одной цели: не встретиться с моей теперешней же­ной.

—   Вы хотите построить новую жизнь так, чтобы встретиться с другой женщиной?

—   Нет, я собираюсь застраховаться полностью: во второй раз я хотел бы родиться девочкой. В худшем случае, если судьба и сведет меня с моей женой, мы станем подружками.

—   Ловко придумано,— отметил я. Но тут мне в го­лову пришла ужасная мысль,— А вдруг ваша жена, получив такую же возможность жить заново, пожелает стать мальчиком?

—   Гм...— растерялся мой знакомый.— В таком слу­чае я стану женой своей жены, а она — моим мужем?

—   Да. И если теперь она вас только пилит, то, став вашим мужем, будет еще и колотить.

—   А если я изменю не только пол, но и характер?

Прибавлю в смелости, воле? В наглости, наконец? — неуверенно спросил мой знакомый.

—   То же самое может сделать и он.

—   Он?

—   Он, то есть бывшая она.

—   Подождите,— осенило его,— но ведь существует простейший выход. Впервые я родился в Сибири, приехал учиться сюда и здесь встретил ее. Теперь я возьму и все переставлю: появлюсь на свете здесь, а учиться уеду в Сибирь.

—   Ну да. Приедете, а ей как раз придет в голову родиться в этом сибирском городе.

Он задумался.

—   Я ее обману,— наконец сказал он.— Билет возь­му до этого города, а сойду на какой-нибудь проме­жуточной станции.

—   А она возьмет да и родится как раз на этой станции.

—   Тогда я сойду на следующей,— упрямо сказал он

—   По-вашему, она не может родиться и жить на следующей? Что ей мешает жить на любой станции от Бреста до Владивостока, если её отец — путевой об­ходчик.

—   Но ее отец, мой тесть,— экспедитор обувной фаб­рики.

—   Это сейчас. Дайте ему возможность жить заново — где гарантия, что его не занесет в путевые обходчики?

Мой собеседник ничего не ответил и долго молчал.

—   Такой гарантии нет,— неожиданно произнес он.— Раз уж повторной встречи не избежать, значит, так тому и быть.— Голос его твердел и наливался необыч­ной силой,— Более того, я согласен родиться в тот же день, там же, у тех же родителей и вообще не на­мерен вносить ни малейших изменений в свою жизнь вплоть до сегодняшнего числа. Но с сегодняшнего чис­ла я начну жить заново. С сегодняшнего числа, с этой самой минуты. Дайте две копейки, иду звонить.

Вскоре он вернулся.

—   Понимаете,— сказал он, не присаживаясь к сто­лу,— в принципе она не возражает против того, чтобы я начал новую жизнь. Но сначала просит закончить эту. В частности, сейчас я должен срочно вернуться домой и выбить ковер.

—   Понимаю,— ответил я.— Вы не Фауст.

—   Далеко не Фауст,— согласился он.— Но и вы не Мефистофель.

—   Далеко не Мефистофель,— согласился я.

Мы помолчали.

—   А наши современные писатели?— внезапно про­изнес мой знакомый.— Они ведь тоже не Гете.

—   Далеко не Гете,— подтвердил я.

И это нас сразу успокоило.

Молодая семья — Владимир, Нина и дошкольница Леночка — в целом живут дружно. Но бывает, быва­ет... Бывает, папа Володя придет поздно, а то и очень поздно. Зато на следующий день является минута в ми­нуту, трезвый, внимательный. И семейный вечер обещает быть хорошим.

—   Папа, почитай книжку.— Леночка тащит свою любимую «Малахитовую шкатулку». Сама сворачивает­ся клубочком под одеялом.— Читай, папа, читай!

—   Если только мама не будет мешать.— Володя смотрит на Нину.

Та устраивается гладить белье.

—   Да когда я вам мешала? Читайте...

—   «Медной горы Хозяйка»,— объявляет Володя.— «Пошли раз двое наших заводских траву смотреть. А по­косы у них дальние были...»

—   Керосиновы тоже говорят: если брать участок, то сейчас. К весне они дороже будут.

—   Нина!

—   Молчу, молчу.— Нина плюет на утюг.

Некоторое время чтение идет благополучно.

—   «...Прямо говори, берешь меня замуж али нет?- И сама вовсе принахмурилась. Ну, Степан и ответил напрямик: — Не могу, потому другой обещался...»

—   Были ведь мужики! Перед ним красавица, бо­гачка, а он помнит, что у него невеста есть.

—   Нина!

—   Не то что некоторые. Им только подмигни, они и о жене не вспомнят.

—   Ты с другой стороны посмотри,— предлагает Во­лодя.— Жених три дня отсутствует, а невеста не пры­гает, друзьям не звонит, родственников не беспокоит. А тут человек вернется на час позже—и сразу: «Где был? Кто она?»

—   А правда, кто она? Медной горы Хозяйка? А ты у нее малахит в шахте рубил, бедненький?

Володя с треском захлопывает книгу. Пауза. Шир­кает утюг.

—   Хватит вам ссориться,— вздыхает Леночка.— Читай, папа, читай.

—   Расхотелось, доча...

—   Ну, папа,— канючит девочка.— Ну, читай дру­гую. «Золотой волос».

—   «Было это в давних годах...» — настороженно на­чинает Володя и смотрит на Нину.

Нина молчит, гоняет утюг.

—   «...И был, сказывают, в башкирах охотник один. Айлыпом прозывался...»

Нина молчит.

—   «Глядит, а за кустом на белом камешке девица сидит красоты невиданной... А коса-то у ней золотая и длиной десять сажен...»

Нина молчит.

—   «...С этими словами подхватил девицу на руки да и пошел...»

—   Были ведь мужики! На руках носили.

—   ОПЯТЬ?

—   А бескорыстие! У нее коса из чистого золота, а он об этом даже не думает.