Я собирал все, что попадалось: марки, монеты, медали, бабочек, карандаши, коробки из-под папирос, спичечные этикетки, перья, резинки для стирания, но самое главное – это были кинематографические ленты.
Конечно, это были не кинофильмы, а всего лишь квадратики кадриков. Тогда еще не было цветного кинематографа, но кадры были чуточку окрашены в зеленоватый, желтоватый, синеватый и розоватый цвет. Ах, какие это были кадрики! С них улыбался, показывая полный рот зубов, Дуглас Фербенкс в роли Багдадского вора, рыдала Лилиан Гиш в роли "сиротки", бежала одетая в лохмотья Присцилла Дин – "Нищая из Стамбула", прыгал на мотоцикле Гарри Пиль, скакал на коне Вильям Харт, страдала Доротти Верной, и Иван Мозжухин в великолепном фраке целовал руку Лисенко – в огромной шляпе со страусовыми перьями. Сверкала глазами "Невеста солнца" – Руфь Роллан, лез на крышу Гарольд Ллойд, жонглировал тросточкой Чарли Чаплин, и семенил смешной толстяк Фатти – милиционер.
Нас было трое, коллекционеров-кинематографистов, – Бобка Рабинович, Марк Финкелыытейн и я.
У нас были коробочки, в которые мы складывали целлулоидные кадрики. Потом мы часами разглядывали их, поднося к лампе. Мы выменивали их на ириски, резинки, кнопки, а один раз я отдал свою шапку-ушанку за Мэри Пикфорд, Конраца Вейдта, Бестера Китона и Игоря Ильинского. Я пришел домой без шапки, и был большой скандал. Мэри Пикфорд, Конрад Вейдт, Бестер Китон и Игорь Ильинский были брошены отцом в печку и с треском сгорели. Я плакал не кинематографическими слезами, но коллекционирование не бросил.
Самый хороший способ доставания кадриков был очень сложным: надо было проникнуть во двор кинотеатра, под окно комнатки киномехаников. Сюда они выбрасывали срезанные кадры, когда обрывалась лента и им приходилось ее склеивать.
Здесь, во дворе, среди выкинутых отработанных углей от вольтовых дуг можно было почти всегда обнаружить несколько кадриков, а то даже и целый кусок ленты.
Но во дворы кинотеатров не пускали, и приходилось умолять дворников. А они были неумолимы. Надо было купить их милость. А где взять деньги?
И Бобке пришла в голову мысль: пойти петь по дворам.
Это было необычное зрелище: во двор дома входили трое мальчишек, вставали в ряд и робкими голосами пели: "Светит месяц, светит ясный" и "Сильва, ты меня не любишь, Сильва, ты меня погубишь". Иногда раскрывались окна и нам бросали медные монетки. Обойдя десять – двенадцать дворов, мы собирали копеек шестьдесят, а иногда даже рубля два и мчались во дворы кинотеатров "Молния", "Ниагара", "Кино Палас", задабривали дворников и возвращались домой с заветными кадриками.
Так мы гастролировали по дворам примерно две недели.
Однажды я пришел после "выступления" домой и начал рассортировывать собранные кадрики. Вдруг входит мама и говорит:
– Тебя зовет папа. Он в кабинете.
Я уже говорил, что мой отец был врач, и в этот день он принимал больных дома.
Я вошел в кабинет к отцу и увидел там незнакомого мне мужчину.
– Это был он? – спросил отец у своего пациента.
– Конечно, он. Я не мог ошибиться, – сказал больной. – Их было трое, они пели у меня во дворе "Сильву". Моя жена даже бросила им пять копеек.
Папа очень рассердился, но у него было чувство юмора, и он не мог не рассмеяться.
– А ну, спой, – сказал он.
Я стоял красный как рак и не знал, что сказать.
– Пой! – сказал отец. – Я требую, чтобы ты спел.
Что было делать? Я спел первые две строчки арии.
– Это ты так фальшиво пел во дворе? И тебе не стыдно? Зачем ты пел?
– Мне нужны были деньги на пополнение моей коллекции.
– Сколько тебе нужно было?
– Пятьдесят копеек.
– И ты не мог попросить у меня пятьдесят копеек?
– Я стеснялся.
– А петь так безобразно ты не стеснялся? Так вот, – сказал отец, – возьми три рубля и никогда больше не пой.
С тех пор я не пою.
– Товарищи! – закричал Костя Кунин, когда кончился урок и Кондукторша вышла из класса ("Кондукторшей" мы звали учительницу географии за то, что у нее была привычка говорить: "Предъявите ваши знания", как кондукторши говорят: "Предъявляйте ваши билеты"). – Товарищи! – закричал он. – У меня пропал учебник географии "Григорьев, Барков, Крубер и Чефранов". Он лежал еще на перемене у меня в парте, а после перемены его не стало. Кто его стащил?
Все молчали.
– Значит, никто не признается?
И опять молчание.
– Хорошо, я сам приму необходимые меры, – сказал Костя.
И потом в коридоре он долго шептался о чем-то с Ваней Лебедевым.
Наутро следующего дня я почему-то пришел в школу раньше, чем обычно, и увидел Кунина и Лебедева, обыскивающих все парты. У Лебедева был в руках электрический фонарик, которым он освещал ящики парт.
– Что вы делаете, ребята? – спросил я.
– Что нужно, то и делаем, – ответил Кунин.
А Лебедев сказал:
– Не твоего ума дело. Мы производили обыск, но найти ничего подозрительного не удалось.
И запел свою любимую арию из оперы "Сказание о невидимом граде Китеже" – "Попляши-ка, мишенька, попляши, дурашливый". Он знал, что знаменитый сыщик Шерлок Холмс в минуты раздумий играл на скрипке. Но на скрипке Лебедев играть не умел и ее у него не было. Поэтому он напевал. И еще он знал, что Холмс курил трубку. Но Лебедев не курил и заменял ее, как он говорил, "сосательными леденцами". Так что он еще сосал леденцы.
– Ты нам мешаешь, – сказал Кунин.
– Но если ты будешь сидеть молча, можешь остаться, – сказал Лебедев.
И я остался.
– Начинаем ход рассуждений, – сказал Лебедев. – Когда закончился урок ботаники, ты положил в парту свою тетрадь и видел свою географию, – значит, она лежала в парте. Ты вышел из класса, так?
– Да. Передо мной вышли Свириденко, Водоменский и Петухов. Я вышел последним, – сказал Кунин, – в классе оставался только дежурный.
– Кто был дежурным?
– Толя Цыкин.
– Значит, остался Цыкин. У Цыкина есть "Григорьев, Барков, Крубер и Чефранов"?
– Есть, – сказал я. – Я сам видел у него.
– Дело усложняется, – сказал Лебедев. – А у его сестры – у Нюры Цыкиной – есть?
– Тоже есть, – сказал я, – у них два учебника.
– Значит, это не Цыкин. Подождите! А может быть, Цыкину нужны были деньги на расходы и он решил взять Костин учебник и продать его в книжную лавку Федорова?
– Почему именно Федорова?
– Потому что все в нашей школе таскают продавать ненужные учебники именно к нему. И лавка – близко от школы. Всё.
После уроков Лебедев куда-то исчез и вернулся с собакой. Это была большая глазастая немецкая овчарка, которую он вел на поводке.
– Как тебе нравится мой пес Телемак? – спросил он, подводя собаку к Толе Цыкину, собиравшемуся домой, л
– Ничего песик, – сказал Цыкин. – Он не кусается?
– Честных людей он не трогает, – сказал Лебедев.
Тем временем собака обнюхивала Цыкина.
– Так, – сказал тихо Лебедев, – она обнюхала Толю… И если только он ходил в магазин Федорова, она пойдет туда.
Лебедев вывел собаку на Большой проспект и сказал:
– Иди, возьми след.
Собака помоталась на углу Плуталовой и Большого и пошла в сторону магазина Федорова. Лебедев, Кунин и я пошли за ней. У книжного магазина собака остановилась.
– Она хочет войти, – сказал Лебедев.
Кунин толкнул дверь. Собака и мы вошли в лавку.
– Извините, пожалуйста, – сказал Лебедев, – вам не приносили сегодня на продажу географию Григорьева, Баркова, Крубера и Чефранова?
Хозяин магазина Федоров подумал и сказал:
– Приносили, и я ее купил.
– Аи да собака! – сказал Лебедев. – Вы не можете нам показать этот экземпляр?
– С удовольствием.
И Федоров достал из-под прилавка истрепанный учебник.
– Твой? – спросил я.
– Нет, – сказал Кунин. – У меня был для начальных классов, а этот – для старших. Это не мой учебник.
– Извините, – сказал Лебедев, и мы вышли из магазина.
– Довольно глупая собака. Зачем она сюда шла?
Теперь надо отводить ее к хозяину.
И мы пошли отводить собаку.
По пути мы встретили Лиду Соловьеву, которая сообщила нам, что только что встретила Цыкина, который покупал в ларьке на углу ириски.
– Значит, было на что покупать, – сказал Лебедев.
Через минуту мы встретили Цыкина.
– Покупал ириски? – спросил у него Лебедев.
– Откуда ты знаешь?
– Очень просто: у тебя липкие губы, к подошве твоего левого ботинка пристала конфетная бумажка, в такие бумажки обычно заворачивают ириски. Метод дедукции.
– А сколько я купил ирисок, ты тоже знаешь?
– Думаю, что знаю. Ты сперва скажи, сколько, примерно, стоит учебник географии Григорьева, Крубера, Баркова и Чефранова?
– А при чем тут учебник? Я так давно его покупал, что уже забыл.
