Рецепт от старпома нашего парохода прост. Имей при себе отрезок железной трубы диаметром 10 см и длиной 150-180 см. При назойливом поведении иностранного летающего средства положи трубу на правое плечо и води ею за самолётом. Почему они пугаются и улетают, до сих пор не знаю… Память предков, наверное?!
Горнитский был легендарный кэп, прославившийся не только как отменный навигатор, спаситель тонущего американского моряка (это – отдельная история позже), но и как большой флотский демократ.
Бригадное начальство давно опустило руки в попытке привести этого «капитана Ахава» в божеский (т.е. флотский) вид: Горнитский признавал только водолазный свитер и альпак[6] как дома, так и на службе; своего старпома он прилюдно называл не иначе как «Петькой»; был любим л/с, что и приводило политотдел в ярость. Отменно же совершенные походы и отсутствие неуставных отношений на борту не позволяли политбойцам взять его «на каркалыгу[7] ». Но они ждали и… дождались.
Несчастье обрушилось на корабль в виде молодого пополнения с Русского острова. Худющие и забитые призраки – руководство Германии в 45-м году все же перебралось не в Аргентину и Парагвай, а прямо под Владивосток. Орднунг был восстановлен – стояли на юте и ждали только одной команды: «Начать приём пищи!»
Корабль только что возвратился из автономки, и накрытые столы ломились от яств. Матросы Пупкин и Урюков приступили к «приёму» со всей основательностью Гаргантюа и Пантагрюэля. Их давний спор в отношении «священной бутылки» в данном случае перешёл в спор вокруг остатков каши в лагуне.[8]
Более голодный Пупкин обошёл на трассе более совестливого Урюкова. Задержавшийся на пит-стопе Урюков решил выйти в лидеры и восстановить справедливость: чугунная флотская поварёшка взлетела вверх и обрушилась на голову Пупкина…
«Товарищ капитан 2 ранга, мы же вас предупреждали… У вас бардак на борту… Вы видели конспекты ваших офицеров… ХХV съезд на носу, а кто кого съест у вас на борту – неизвестно… Партбюро состоится завтра. Милости просим…». Набежавшие на ЧП политрабочие начали своё камлание. В бубен же должен был бить сам комбриг, приглашённый возглавить судилище.
Горнитский пришёл в свитере и альпаке, чем (по мнению киевских орлов) окончательно подписал себе приговор – строгача в учётную карточку.
Долго разбирались, красиво выступали, пороли чушь, чушь визжала, но! Горнитский сидел молча и безмятежно улыбался.
Устав, начпо мягко посмотрела на «Ахава» и по-отечески спросил:
– Так какие меры вы предприняли, чтобы предотвратить подобные случаи?!
Встать, суд идёт! Последнее слово предоставляется!
– Тащьь каперенг, меры приняты!
– Какие?
– С сегодняшнего дня л/с завтракает, обедает и ужинает только в касках!
Люди плакали… Комбриг упал под стол…
Горнитский стал ещё популярнее на бригаде.
Человек за бортом (SINKEX)[9]
Это первая история, свидетелем событий которой я не был (читал в то время букварь и ещё не выкурил свою первую сигарету). Пишу со слов флотских дедушек, бывших там и мёд-пиво пивших. Однако, случай совершенно реальный и уже упоминавшийся (в несколько искажённом виде) в прессе.
73-й год. Горнитский был молод, но уже командовал своим первым кораблём.
Южно-Китайское море. Пароход Горнитского осуществляет визуальное слежение за ДЕСО (десантное соединение) ВМС США во главе со штабным кораблём «Блю Ридж», совершающим переход в Субик. Все единички ДЕСО Военно-Мерзких Сил в хорошем состоянии, держат походный ордер и назначенную скорость – 17 узлов, притормаживая только для полётных операций бортовых вертолётов. Хренов ковчег Горнитского не претендовал на приз «Голубой ленты», имея парадный ход в 14 узлов. При этом гайки вылетали из дизеля, а механики держали пожарные шланги наготове для тушения постоянно возгорающейся фальш-трубы.[10]
Американцы – отменные моряки и умеют быть душевными людьми. Поняв, что русский кэп скорее взорвётся, чем сбросит ход, вышли с ним на связь, дали место в ордере и позывной для экстренной связи на 16 канале. ДЕСО пополнился ещё одним юнитом, чапающем в кильватере, и дружно повалил дальше курсом на Филиппины.
У среза полётной палубы «Блю Риджа» (то есть «Синегорья») стоял «чиф петти офисер» (мичманюга или главный корабельный старшина) Майкл Лоу, курил сигарету, думал свою афро-американскую думу о nucking FAVY и троих детишках, оставленных в далёком Балтиморе.
Вспоминалось Майклу, как гуляли они всей семьёй по бульвару Мартина Лютера Кинга (их младшенький – в коляске), как нагнулась жена к карапузу, прислушалась и сказала: «Майки, наш сын только что сказал свои первые полслова!»
– Какие?
– Mother! Good boy…
– Мother-fucker!
Екнуло Майклово сердце, но не от воспоминаний, а от… отсутствия палубы под ногами… Не заметил, как «Блю Ридж» начал циркуляцию. Только и успел крикнуть первые (или последние?) полслова.
Высоко было орлу лететь – 20 метров от ватерлинии, но спасли надетый спасжилет и шлем вертолётного техника.
Вынырнул, поорал, помутил воду вокруг, но вспомнил об акулах и успокоился, печально глядя вслед уходящему солнцу и родному ДЕСО.
Падения человека за борт никто не заметил…
А сзади чапал пароход Горнитского…
– Сигнальщик ходовому! Вижу цель по курсу!
– Сигнал, определить цель!
– Тащьь, типа буёк какой-то… только… руками машет!
Вахтенный вышел на пелорус,[11] где уже стоял Горнитский, нагнувшись к бинокуляру.
– То не буёк, а целый БУЙ,– проворчал он. – Червь до места, флаг до половины! Будем спасать буя
Спасли! Подошли правым бортом, бросили кранец; Лоу схватил его хваткой кошака и был вытянут на борт. Но что делать с американским военнослужащим на борту советского боевого корабля?!
– Как зовут тебя, пришелец? – спросил Горнитский.
–Нэйм? Майкл, сэр.
–Так, Мишку в каюту ближе к гальюну! Объясните, что его перемещения по кораблю – только до гальюна и обратно. В противном случае – кирдык и нихтчизен!
– Начмеда ко мне в каюту!
Начмед на ватных ногах приполз в каюту кэпа, думая, что поступит приказ ввести янка в состояние анабиоза. И не ошибся!
– Сынок, отрываю от сердца 3 (!!!) литра шила. Пей, сынок, от души, но вместе с Мишкой. Помни, он должен постоянно быть не готов произнести слова «мама» и «кыш». На закусь требуйте все, что пожелаете, от помохи.[12] Задание партии и народа, сынок!
– Благославенны дела твои, Господи,– прошептал начмед и подумал, целовать руки кэпу или нет?
Задание исполнялось изрядно: над просторами Тихого лился песняк на двух языках; помоха сбился с ног, поставляя бычков в томате в пьяную каюту; офицеры скрежетали зубами, завидуя.
Между тем, Горнитский доложил во Владик и Москву о находке и связался с ДЕСО, обрадовав их спасением чела. Москва долга просыпалась и пережёвывала сообщение, связывалась с Вашингтоном. И, наконец, через 3 дня приказала передать пострадавшего на борт «Блю Риджа».
Сказано – сделано. Вскоре у борта покачивался катер с американского корабля, а несколько сов. матросов тащили «прозрачного» Мишку по правому шкафуту к отваленной сходне. Мишка безобразничал – лез обниматься и целоваться. Братался, стало быть!
Бережно на руках передали его на катер и следом – подарок от старпома (бутылку шила и бычков в томате). Помни, брат! Святое отдаём!
Через полчаса над кораблём Горнитского завис US NAVY чоппер[13] и сбросил на палубу вымпел. Внутри оказалась письменная благодарность от Командующего 7 Флотом США за спасение человека.
По приходу в базу Горнитский получил и от наших неполное служебное соответствие за создание шухера на высшем уровне.
– Ну, плавал себе американец… И плыл бы дальше!
(Бондарчук – гений, но сегодня отдыхает)
Механики выжимали из дизеля остатки моторесурса. Корабль шёл домой! Одетые по первому сроку матросы, бородатые офицеры и мичмана (растили пять месяцев), одетые в парадное, стояли на шкафутах, ласковым взглядом обнимая очертания мыса Поворотный и вдыхая божественный запах земли.
Вот уже и залив Петра Великого, и до Владивостока – рукой подать. Пережить бы это ещё раз! (Это даже не как апельсин, это – как… ну, вы понимаете).
Механики «подкинули сена лошадям» и, хотя время замедляется в такие минуты в 10 раз (Mr.Einstein ,you are bloody right!), вскоре на траверзе левого борта уже был остров Русский, а там – 20 минут по Золотому Рогу, бросили яшку,[14] сдали кормой, привязались и – в «Челюскин» (тогда – главный флотский кабак, ныне – пятизвёздочный отель «Версаль»).
