— Со временем вам все будет вам возвращено, товарищи! — произнес дебелый господин.
— Когда? Когда? — зашумели недовольные.
— Со временем, — повторил парламентер. И хотел уйти. Но его остановил возглас Маркофьева:
— Как мне быть? Помогите! Я пришел положить деньги в ваш банк и не могу войти…
Лощеный тип остановился. Повернулся к Маркофьеву и взглянул на него с интересом.
— Пойдемте со мной, — сказал он.
В этот момент Маркофьев заметил меня. Глаза его радостно блеснули. Он, как чайка, как буревестник, взмахнул рукой-крылом, показывая, чтобы я следовал за ним, приглашая в полет. Я повиновался. И, ввинчиваясь, пролезая, раздвигая спрессованные, будто купюры в пачке, животы, кости, груди, неуверенно приблизился.
— Но я здесь по другому вопросу, — пробормотал я. — Мне нужно забрать вклад…
— Помалкивай! — дернул меня за полу пиджака он.
Миновав четыре кордона вооруженной охраны, мы (что и требовалось Маркофьеву) попали в чрево финансового муравейника, где кипела жизнь, сновали кассиры и кассирши, шуршали выползавшие из факсов депеши… Я-то полагал, что увижу запустение вымерших помещений, услышу гулкую, звенящую тишину. Управляющий, поблескивая золотой оправой извлеченных из янтарного очешника цейсовских окуляров, пригласил Маркофьева в свой устланный коврами и увешанный картинами кабинет и, искоса поглядывая в мою сторону (Маркофьев притащил меня и сюда тоже), вполголоса рокотал:
— Вы меня очень, очень заинтересовали… Вы меня потрясли… Я хочу предложить вам сотрудничать… У вас поразительное, нетрадиционное мышление…
Маркофьев кивал и соглашался подумать о совместных проектах.
Свои деньги, очутившись в недрах подземных хранилищ, он, разумеется, выгреб сполна. (Я помогал ему тащить мешки). Мне же он пообещал содействовать в получении беспроцентного кредита. Я, как и было велено, не проронил ни звука. Хотя недоумевал: о каком кредите идет речь, зачем он нужен? Но я ни пикнул. Я ведь вполне отдавал себе отчет, что имею дело с гением, не похожим на остальных туполобых человекодикарей. Кстати, по-прежнему осаждавших фасад банковского здания.
Нас выпустили через потайной ход.
— Чтобы не раздражать стадо идиотов, — объяснил управляющий.
Садясь в машину с затемненными стеклами, которую ему предоставил будущий финансовый компаньон, Маркофьев обещал мне:
— Обязательно позвоню…
Я ждал. Неделю, две, месяц…
КАННСКИЙ ЛАУРЕАТ
А когда снова встретил друга — еле узнал его. Изо рта у Маркофьева свисали длинные вожжи слюней, говорил он замедленно и с большим затруднением, взгляд блуждал и был неуловим. На вопросы этот полунормальный субъект с явно заторможенным развитием отвечал пространно и невпопад. Испугавшись, что его шарахнул инсульт, я не знал, как себя правильно держать и о чем заикаться (не о здоровье же!), но он вдруг подмигнул и горячо зашептал:
— А ты как думал? Не так просто стать лауреатом Каннского фестиваля. Там дают награды только прибабахнутым. Гениальность — это ведь сумасшествие, юродство, неадекватность. Я стал таким. — Он слизнул, ловко подцепил языком стекавшие по ложбинке над верхней губой сопли. И продолжал. — Пойми, гений — это деньги. Бешеные суммы. Мало придуриваться и закручивать усики как Сальвадор Дали. Надо еще и впаривать свою гениальность. Надо шестерить. Продавать картины — по миллиону баксов за штуку. Короче, я пригласил членов жюри в свой замок и, когда они собрались, запер двери и объявил: никто не выйдет наружу, пока не будут опустошены все винные подвалы и не будут съедены все запасы еды. Мой деспотизм никого не огорчил! Совсем нет. Даже обрадовал. Люди остаются людьми. Любят пожрать и выпить на чужой счет. Когда все было съедено и выпито, каждый получил от меня конверт. С энной суммой. И я огреб высшую награду. Был отмечен и замечен. Превознесен. И рукоположен. Стал знаменит!
— Что за фильм? — спросил я.
Он махнул модно истатуированной рукой. Ах, какое элегантное (теперь я это различил) на нем было рубище!
— Вышел тут на меня один автомобильный альянс… Попросил, чтобы я его прославил. В завуалированной форме. Отвалил на раскрутку проекта… Неплохо отвалил. Я взялся. Ты меня знаешь. Работы я не боюсь…
ТРАУРНАЯ ЗАМЕТКА
А потом я наткнулся в газете на короткое сообщение в черной рамке: "При налете грабителей на обменный пункт трагически погиб искусствовед и рационализатор, религиозный паломник, химик по профессии и призванию, любящий отец и примерный семьянин Маркофьев". Родным и близким выражалось сочувствие.
Контрольные вопросы. Как Маркофьев получал премии? Как он вызволял свои сбережения? Почему не звонил?
Неправильный ответ. Потому что погиб.
Правильный ответ. Вы найдете в последующих главах.
Вывод. ВСЕГДА НАДО ДЕЙСТВОВАТЬ НЕТРАДИЦИОННО!
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРОДОЛЖЕНИЯ ПРОЛОГА
Я скучал по нему, закадычному однокашнику и наставнику, тосковал, вспоминая наши славные подвиги и победы, головокружительные забавы и приключения…
Сам, без Маркофьева, я (как ни прискорбно было в этом признаваться) ничего не значил.
Доходили слухи: он руководит семинаром драматургов, читает лекции по теме рачительного использования океанского дна, выступает учредителем всемирной федерации девичьего кик-боксинга…
Вопрос на опережение событий. Неужели я, не старый еще человек обречен был жить лишь воспоминаниями и питая несбыточные фантазии?
Ответ. Конечно, нет!
ОКОНЧАНИЕ ПРОЛОГА
Я вознес молитву о возвращении Маркофьева в круговерть и круговорот моих дел и дней.
Мольба, как стало ясно из воспоследовавших перипетий, была услышана.
Полезный совет. Хорошенько подумайте — прежде чем взывать к Провидению с просьбой! Сбывается именно то, чего вы действительно хотите.
Памятка. Сбывается только одно, главное желание.
ИТОГОВЫЕ ВЫВОДЫ (разжевывание прочитанного для непонятливых)
Человек рассчитывает на чудо. И оно в 99 случаях из 100 — происходит! Он не погибает от ветрянки и коклюша в детстве, не загибается от сердечного приступа в зрелости, бездарные выбиваются в руководители, а талантливые не околевают от голода, дурнушки выходят замуж, детям удается поступить в институт, зарплату непостижимым образом прибавляют именно плохо работающим, а взяточники не попадаются на вымогательстве…
Чудеса буквально обступают нас со всех сторон!
НА АРБАТЕ
На Арбате, из пестрой толпы лотошников, торговавших солдатскими и офицерскими ушанками с кокардами, ремнями с медными пряжками, а также Хохломой, расписными матрешками и Павло-Посадскими цветастыми платками — взгляд мой выхватил знакомую фигуру. Я не поверил собственному зрению, боязливо отвел глаза, страшась признаться, что вновь встретил того, чьего появления, возникновения, возвращения не чаял дождаться. Маркофьев! Это был он! Бунтарь и наперсник, художник и философ, скульптор и композитор, горлан и орлан, наставник молодежи и защитник стариков, отец и брат страждущих, лидер ищущих, глыбища и матерый человечище, пожиратель дамских сердец и шпагоглотатель-иллюзионист, воплощенный идеал всех времен и народов! Я рванулся к нему. Увы, вид его… Заставил меня притормозить, застыть на полдороге. Охладил накал радости и принудил сбавить обороты восторга… Стоптанные сандалеты, истертый воротник ковбойки, клочковатая щетина небритости, замусоленная хозяйственная сумка в руке… Кричащие, взывающие об оказании скорейшей помощи подробности заставляли усомниться в том, что передо мной прежний колосс и геркулес. Я замер, колеблясь. Он сам шагнул ко мне.
— Да, не молодею, — как и раньше легко читая мои мысли, сказал он. — Но ничего, держусь. Пока. И могу себе кое-что позволить. Пойдем, угостишь кружкой пива…
Не оглядываясь, знакомой твердой и в то же время расхлябанной, неторопливой и одновременно летящей, стремительной походкой он направился к приветливо трепетавшему на ветру брезентовому пологу с ленточной надписью "Бекс", "Бекс", "Бекс" (живо напомнившем мне баранье блеянье) вдоль всего навеса. Следуя по пятам, я не мог не залюбоваться могучим торсом и бугристостью спины, волнообразностью лопаток и набыченностью загривка… Все — и командно-уверенный тон, и простота в общении, и непререкаемость произносимого — выдавали в ниспосланном мне, кажется, самими небесами сподвижнике прежнюю неукротимую, недюжинную натуру. Но как он все же переменился! Над скулами нависли складки, лицо напоминало вспухшую подушку, волосы поредели и завядше поникли — будто жнивье на заброшенном поле.
Сердце мое болезненно сжалось.
ВОЗЬМИТЕ НА ЗАМЕТКУ (попутное соображение)
Если при встрече с человеком, которого вы долго не видели, он, окинув вас беглым взглядом, говорит: у вас цветущий вид — надо срочно обратиться к врачу или хотя бы задуматься о здоровье. С чего ему делать подобные заявления — как не от испуга и не в целях самообороны, дабы самого себя успокоить после потрясения от увиденного? Если нормально выглядите — никто и внимания на ваш внешний вид не обратит и ни слова не скажет!
