Ознакомительная версия.
Алексей, оставаясь в постели, спокойно разглядывал знакомый потолок и тихо ожидая окончания утренней встречи бывших ближайших родственников. Да и покладистый нрав первой тёщи, её природная деликатность старой учительницы, не предполагали скандального начала дня.
Однако, дальнейший ход событий быстро внёс свои коррективы в мирный ход визита предполагаемой мамаши.
В прихожей послышалась некоторая возня, затем злой стук уверенных каблуков по кухне, и вот уже на пороге неожиданной реальностью проступила Таисия, полная благородного до пунцовости гнева и праведного возмездия.
Лёшка от вида законной по паспорту супруги враз занемог душой, а когда она, чеканя шаг, подошла к дивану и от всего щедрого сердца врезала мужу не дрогнувшей рукой увесистую оплеуху, то и тело его предательски ослабло, подчинившись напору чужой и яростной воли.
Ещё раз пройдясь натруженной дланью по морде муженька, Таисия разродилась небольшой, но содержательной речью, суть которой знакома каждому истинному, но потерявшему бдительность, мужику. Во время ораторствования в свой полный и визгливо-громкий голос, она успела собрать в охапку всю нехитрую одежонку супруга, а безвольного страдальца, почти пинками, выгнать из дома.
Может быть, это странно, но к Светлане Таисия как будто претензий не имела, ибо кроме словесного поносительства, рукоприложения к всё ещё возможной разлучнице не применяла. Видимо, примерив к себе блудодейство покинутой жены, приняла это как неизбежную, но вполне пресекаемую бытовуху. С тем и удалилась, как герой.
Лёшка же, оказавшись на свежем воздухе в непотребном виде, всё ещё не приходил к ясности сознания. Но всё же легко взял след и, подгоняемый уверенными командами Таисии, спешно потрусил к родному очагу. И лишь только различив кой-какое испуганное людское шараханье на утренних улицах, а краем сознания постигнув всю незавидность своего голого положения, он взбунтовался разумом и сиганул в ближайшие кусты.
Огородами и пашнями выбирался Алёха к лесному массиву, изредка вспугивая излишне утренних хозяйственных сограждан. Крапива и колючие кустарники терзали его молодое тело в скорбном пути оголтелой сохранности от взгляда. А виновник этого позора печальным маятником бился о голые ноги хозяина и своим жалким и грязным видом, от частого залегания между гряд, вызывал каркающее сострадание даже у ворон.
Весь день, как первобытный обезьянин, таился Лёха среди неухоженной природы, питая собою комаров и прочую гнусь. Весь день его душа, так подло попранная близким человеком, стонала и содрогалась под неумолкаемый пересуд лиственных деревьев. И лишь глубокой ночью, до смерти пугая влюблённые парочки, добрался несчастный до родного порога и сдался на милость победителю…
В настоящее время Алексей Петрович скромно живёт в лоне семьи, избегая посещения людных мест и сборищ праздного народа. Таисия не может нарадоваться домовитости и хозяйственности супруга, а дети растут в любви и строгости нравов.
И лишь иногда ночной порой мучает Алёшу один вопрос: почему Таисия, получив чей-то из столь памятной очереди соболезнующий донос на него, избрала для своей акции возмездия светлое время суток?
Дела с беременностью у Натальи протекали хорошо. Что ни год, то аборт. Бывало и по два, но это редко, разве что в високосный. А так как она была человеком свободным от трудов и прочих уз, то лихо поплёвывала на укоризны матери и пересуды соседей. Независимость требовала платы, поэтому периодическая скоблёжка её воспринималась как суровая необходимость. К тому же природа здоровьем не обидела, и в свои двадцать четыре Наталья выглядела кругом вполне прилично и постоянно чувствовала интерес со стороны мужиков.
Но как-то раз, в очередной раз представив для обозрения свою мохнатую дуру немолодой уже врачихе, она узнала, что абортирование ей в дальнейшем противопоказано по причине опасного истончения стенок матки и что для сохранения возможной репродуктивности необходимо поберечь себя и покончить с дикой любовью.
Это был удар значительно ниже пояса. Знакомые Натальины мужики не пользовались известными резиновыми изделиями, а о других способах предупреждения последствий любовных игрищ она имела весьма смутное представление. Вот тут и думай! Но замуж выходить желания не было, как, собственно, не было и предложений к этому.
Наталья, памятуя приговор врачихи, боязливо сносила условия монашеской жизни месяца два, но, когда полностью оклемалась и первый испуг прошёл, природа и привычка стали требовать своё, упорно подталкивая к знакомому соблазну.
Вот тут-то и попалась ей на глаза научная книжка про любительский секс для начинающих, в которой было много чего поучительного, а, зачастую, и неизвестного Наталье.
Сроду не дочитывала она книг до конца, но эту осилила и очень просветилась теоретически в вопросах, доступных ей ранее лишь на грубой практике. Многое узнала она о своём внутреннем устройстве не раз пользованного врачами органа, оказавшегося более сложным, чем у мужиков, хотя на взгляд и ощупь можно бы было предположить обратное. Даже кое-какие названия отложила в памяти и уже могла отличить кастрацию от мастурбации. Правда, последнее ей было известно под другим словом, и к действию этому она питала презрение, как вредному для здоровья, справедливо, на первый взгляд, полагая, что для развлечения есть мужик, которого использовать в своих целях всегда легко и просто. В этой же учёной книге онанизм, наоборот, не ругали, а даже иногда советовали, как средство разрядки, впавшим в одиночество особам…
А вот разрядиться-то, ох, как хотелось! И книга с научной точки зрения учила навыкам самообслуживания без нанесения вреда здоровью и психике. А тут ещё и сны – косяком голые мужики и в очередь.
Словом, как ни крепилась Наталья, но всё же решилась-таки поиграть сама с собой и посмотреть, что из этого получится. А вдруг и нормально? А вдруг, таким вот образом можно будет некоторое время перебиться? Ведь должны же эти стенки когда-нибудь нарасти и окрепнуть!
Мать как раз собиралась во вторую смену, как обычно перед уходом попилив дочь насчёт работы, но не так настырно как бывало, заметив затишье в Натальиной буйной жизни. Да и то – отец Натальи слинял, бог знает, в какую пятилетку, а ей что, одной горбатиться при здоровой нахлебнице? Давно пора доченьке приносить какую-нибудь, но регулярную зарплату. И так уже не первый год не слезают они с языков в своём городишке.
Дочь привычно, но без ругани, выслушала старую, а затем, закрыв за нею дверь, даже и на цепочку, зашла в свою комнату и присела на кровать, задумавшись – с чего начать? Но кроме голого, расплывчатого очертания мужика, в голову ничего не лезло. Наталья вздохнула, встав, задёрнула шторы на окне и пошла на кухню, вымыть на всякий случай руки, как того требовала книжная научная гигиена собственноручных половых отношений.
Покончив с туалетом, она вернулась в комнату и остановилась перед большим настенным зеркалом. Из его глубины на Наталью смотрела миловидная, но грустная женщина. Халатик скрадывал формы, поэтому она его скинула вместе с лифчиком, позволяя своему отражению предстать во всей натуральной красе.
Внимательно вглядываясь в зеркало, Наталья, чуть ли не впервые, стала придирчиво оценивать себя. И что же? В формах была зрелая приятная округлость, но без лишнего жирка, и талия эффектно выделялась за счёт тугой крутизны бёдер. Груди хоть и не стояли наивным торчком, но и не висели молочными полиэтиленовыми пакетами, а резво разбегались упругими даже на взгляд полушариями со светло-коричневыми фасолинами сосков на вершинах.
Наташа понравилась себе, но как-то по-новому, как бы со стороны оценив свою стать. Она повеселела и, ласкательно проведя руками по бёдрам и талии, подвела чашечки ладоней под груди, сонно-тёплые и бархатистые на ощупь. Слегка сжимая ладони, Наташа начала их гладить вкруговую, захватывая соски пальцами и мягко их сминая, а они в ответ твердели в приятной истоме. А внутри её зародился и медленно струился вниз по телу поток подступившего желания. И вслед за ним, правая рука Наташи, оставив на попечение левой обе груди, заскользила по животу, а достигнув бедра, замерла на шелковистой внутренней стороне его, лёгким перебором пальцев рождая зыбкую мелодию страсти во всём теле.
Наташа, переступив, стала пошире и, выгибаясь, взялась рукой через розовые трусики за свою, смело выпирающую сквозь ткань, непокорную нахалку. Женщина почти до боли сжала её по всей длине чувственных складок и, ощущая ладонью их горячую рельефность, стала двигать пальцами, ласково щекоча и поглаживая, а в ответ эти, жаждущие любовных прикосновений губы, оживая в первозданном инстинкте, рождали в груди новую, ещё более требовательную к первым робким ласкам, трепетную волну, которая понеслась жгучей пульсацией крови по всему телу, увлекая каждый нерв в круговорот чувственности и жажды пьянящего наслаждения телесным восторгом.
Ознакомительная версия.
