Именно в этот натюрморт вписался полковник Уэдж со своим револьвером.
Предполагая, что он его провел, Генри прискорбно ошибся. Капитана — да, майора — не исключено, но не полковника. Мысль о трубе посетила Эгберта Уэджа, когда Чарльз начал со вкусом взламывать дверь (какой лакей не рад поломать что-нибудь хозяйское?).
— Руки вверх! — крикнул полковник. Он хотел прибавить «негодяй», но забыл это слово.
— Уауо уа! — заметил Эдвин Потт, и полковник, неплохой лингвист, понял, что слова эти означают «Это я!».
— Молодец! — сказал он. — Так держать. Сейчас загоню его в дом.
Генри это предвидел, но все же закричал.
— Молчать! — пролаял полковник. — На-ле-во кругом! Шагом марш! Револьвер заряжен.
Шествие обогнуло замок, направляясь к террасе. Галахад, находившийся там, ощутил специфический запах и очнулся от забытья. Увидев Генри, полковника и Потта, он удивился.
— Господи, это Генри! — воскликнул он, укрепляя в глазу монокль. — В чем дело?
Удивился и полковник. Он не знал, что взломщики вращаются в таких кругах.
— Генри? — спросил он. — Ты что, знаком с ним?
— Знаком? Да я его носил на руках!
— Не может быть, — сказал полковник, окинув взломщика взглядом. — Он куда сильнее.
— Он был еще маленький, — объяснил Галли.
— Маленький? Ты что, знал его в детстве?
— И очень близко.
— Какой он был?
— Просто прелесть.
— Значит, изменился, — печально признал полковник.
— Уо уо уа, — заметил Потт.
— Потт его поймал, — перевел полковник. — Он слезал по трубе.
Генри счел нужным вмешаться:
— Я лазил к Пру. Она стояла на балконе, и я притащил лестницу.
— Правильно, — одобрил Галли. — Хорошо поговорили?
— Ее не было. Она мне оставила письмо. Все в порядке, она меня любит.
— Господи! — воскликнул теперь полковник. — Это про него говорила Гермиона?
— Да, — отвечал Галли. — Это демонический друг нашей племянницы.
— А, черт! А я думал, взломщик. Простите.
— Не за что, не за что.
— Вы, наверное, перепугались.
— Ничего, ничего.
Полковник Уэдж питал склонность к романтике. Кому приятно, думал он, когда у тебя утащат из-под носа невесту и запрут в замке? Любил он и храбрость. Доверие к лестницам и трубам ему понравилось.
С другой стороны, он был хорошим мужем, а жена этого субъекта не любила, это он точно знал.
— Вот что, Галли, — сказал он, — лучше я пойду. Ты меня понял?
Галахад его понял и даже одобрил:
— Да, Эгберт, не вмешивайся. Беги и забери своего спутника. Мне надо кое-что сказать Генри.
Полковник ушел, уводя Потта, и Галли стал серьезен.
— Генри, — начал он, — случилась неприятная вещь. А, черт!
Это он прибавил, потому что на террасе появился Типтон Плимсол. Генри оглянулся и тоже увидел тощего типа, нарушившего простейшие законы гостеприимства. Лицо его омрачилось. Как правило, он был добродушен и терпим, но есть же пределы!
Взгляд у того осветился; он понял: люди здоровые просто проходят через этих призраков. Он сам читал. Результаты блестящие. Призраки теряются — и в переносном, и в прямом смысле слова.
Препоручив душу Богу, он наклонил голову и пошел на Генри.
— Ой! — сказал тот.
— О-ох! — сказал Типтон.
Трудно сказать, кто удивился больше, кто больше рассердился. Поскольку Генри переводил дух, первым заговорил его противник.
— Да он настоящий! — обратился он к Галахаду. — Отвязаться от него не могу! Куда он только не совался — и в бар, и в эти кусты… Только что смотрел в мое окно, висел, заметьте, в воздухе. Если он думает, что я это буду терпеть, — сколько можно!
Галахаду снова пришлось лить масло на взбаламученное море.
— Это Генри вы все время видите? — сказал он. — Поразительно! Он мой крестник. Генри Листер. Генри, перед то бой Типтон Плимсол, племянник моего старого друга. Когда вы встретились впервые? В отеле «Баррибо»?
— Он смотрел в бар.
— Я выпить хотел, — сообщил Генри. — Я шел жениться.
— Жениться? Вот почему вы мотались у регистратуры?
— Да.
— Черт знает что!
— Все это легко объяснить, — вмешался Галли. — Его невесту, мою племянницу, схватили и заточили. Он последовал за ней.
Типтон совершенно смягчился, он даже улыбнулся, но нелегкое воспоминание снова насторожило его.
— А зачем эта мерзкая борода? — поинтересовался он.
— Маска, — объяснил Галли. — Камуфляж. А в окно он смотрел, потому что лез от Пруденс. Она ваша соседка.
— Да, — подтвердил Генри. — Он меня не впустил.
— О чем сожалеет, — предположил Галли. — Помню, мой любимый друг, по прозванию Хобот, часто видел лица в окне и убегал, как ошпаренная кошка. К несчастью, он умер. Цирроз печени. Так что бывает. Честно говоря, мы не виним Плимсола.
— Не виним, — сварливо согласился Генри.
— Надо ставить себя на чужое место, — продолжал Галли. — Что он еще мог сделать?
— Вроде бы ничего, — согласился Генри немного приветливей.
Что до Типтона, он забыл и простил. Улыбка вернулась и так сияла, что заменила бы вечернее солнце, если бы ему надоело освещать террасу.
— Нет, какое бремя свалилось! — вступил он в беседу. — Вы не представляете, как я мучился! Чуть что, глянь — эта пако… в общем, физиономия. Я бы больше не выдержал. Теперь, когда я женюсь…
— Вы женитесь?
— А что?
— Поздравляю!
— Спасибо, старик!
— Желаю счастья, старик.
— Это уж точно. Так вот, теперь, когда я женюсь, я буду пить только под Новый год…
— Конечно, — вставил Генри.
— …и по большим праздникам.
— Естественно.
— Но приятно знать, что опасности нет. Как-то глупо дуть эту воду, если другие пьют коктейль. Хорошо, что я на вас наскочил.
— Именно, наскочили, — заметил Генри.
— Ха-ха, — откликнулся Типтон.
— Ха-ха, — поддержал его новый друг.
Типтон хлопнул его по спине; он хлопнул Типтона. Галахад умилялся, глядя на эту сцену. Потом он спросил, не обессудит ли Типтон, если он отведет в сторону своего крестника. Типтон ответил: «Что вы, что вы!» Галли обещал, что они обернутся в минуту. Типтон сказал на это: «Сколько угодно, сколько угодно».
— Генри, — сказал Галли, когда они отошли, — хорошо, что вы подружились с Плимсолом. Теперь все зависит от него.
— В каком смысле?
Монокль затуманился:
— Когда он пришел, я говорил, что случилась неприятность. Пру хотела взять деньги на гостиницу у моего брата Кларенса. С этим ожерельем мы могли диктовать. Она про него написала?
— Да.
— Вот. Могли диктовать. Но я его потерял.
— Что?!
— Его украли. Захожу к себе — его нет.
— Господи!
— Взывайте не к Господу, а к Гермионе. Или она украла, или… Не важно. Деньги надо взять у Плимсола.
— Я не могу. Мы едва знакомы.
— Верно. Но он очень рад, что вы не призрак, и сделает что угодно. Поговорю с ним я. Да я уламывал таких букмекеров! Ничего, справлюсь.
6
— Скажите мне, дорогой, — начал Галли. — Можно называть вас по имени?
— Конечно, просто Типпи. И вы тоже, — обратился он к Генри.
— Спасибо, Типпи.
— Не за что, Генри.
— Так вот, — вмешался Галли, — вы не задумывались о современных веяниях?
— Вообще-то, — отвечал Типтон, впервые о них услышавший, — скорее нет.
— Под этими веяниями, — продолжал Галли, — я подразумеваю сферу развлечений. Просто поражаешься, как изменились вкусы. Tempora mutantur et nos mutamur in illis[2].
— Золотые слова, — согласился вежливый Типтон.
— Возьмем такую простую проблему, как выпивка. В мое время человек шел в бар.
— И правильно делал, — поддержал Типтон.
— Несомненно, но вы только взгляните, что стало в эпоху машин! Всех тянет на воздух. Теперь хватают девушку, сажают в машину — и на простор! Чем задыхаться в городском баре, люди пьют на террасе, под Оксфордом.
— Под Оксфордом?
— Да.
— Почему именно там?
— Потому, — объяснил Галли, — что таковы современные веяния. Доехать легко — Лондон близко. Человеку, у которого там гостиница, можно позавидовать.
— Да уж, — сказал Типтон.
— Например, Листеру.
— Листеру?
— Да.
— Вот этому?
— Этому. Я ему вечно твержу, что надо ее усовершенствовать. Золотое дно. Вы согласны?
— О да.
— Так я и думал. Какие места! Люди поедут туда ради одних пейзажей. Прибавьте погреб, теннисный корт, первоклассный джаз, изысканную кухню, два зала — на террасе и в обитой панелями столовой, для разной погоды. Машины потянет как магнитом.
— Столовая обита панелями?
— Еще нет. Как ее обобьешь без денег? Тут нужен капитал.
— Конечно. Капитал — это главное.
