В машине Кулинич наконец задал мучивший его вопрос:
— А что это у вас происходило сегодня?
— А-а-а, — собеседник сразу догадался, о чем речь. — И смех и грех! Кто такие клофелинщицы, надеюсь, знаете?..
Сегодня утром участковый 300-го отделения Смирнов поймал наконец двух особ подобного рода занятий, которые вот уже полгода были у него как бельмо на глазу. Снимали мужика или двух, опаивали водкой с клофелином, после чего клиент лишался всех денег, а если еще имел неосторожность привести их к себе домой — то и всех ценных вещей из квартиры. За указанный период таким образом были обчищены несколько десятков любителей женщин (только официальных заявлений имелось восемь), среди потерпевших оказались несколько представителей кавказских общин, контролировавших рынок. В силу последнего обстоятельства расколоть задержанных не представляло особого труда, достаточно было пригрозить отпустить их на свободу, где поджидали жаждавшие мести представители Закавказья. При обыске изъяли три бутылки водки с клофелином, кстати говоря, хорошо запечатанные. Эти вещдоки участковый оставил в кабинете на подоконнике. Вернулся — бутылок нет. Куда они могли деваться, сообразил моментально. О том, что сегодня должна приехать проверка из управления, все знали.
Известно, как надо принимать гостей. Но кто-то подвел. Когда проверяющие уже прибыли, у начальника не оказалось водки. Он побежал по кабинетам и увидел у Смирнова на подоконнике. "Передай Коле, что я ему завтра верну", — крикнул он дежурному, пробегая с бутылками в свой кабинет.
На счастье, участковый вскоре пришел и сразу же поднял тревогу. Кабинет начальника оказался заперт, и на стук никто не отзывался. Выбили дверь, но внутри никого не нашли. Начальник отделения с гостями оказались в ленинской комнате. Срочная медицинская помощь в виде промывания желудков дала результат, и проверяющие вскоре отбыли восвояси.
На рынке они с участковым пробыли около часа. Как и ожидалось, безрезультатно. Единственным результатом были несколько килограммов отборных фруктов, которые неведомым образом очутились в машине участкового, пока они гуляли по рынку. Впрочем, хозяин автомобиля эту перемену проигнорировал. Задумчиво сжевав грушу, Кулинич лишь еще больше уверился в первоначальных выводах.
Но дела не бросил. "Ладно, — подумал он, — но несмотря ни на что, люди должны оставаться людьми" На следующий же день он снова прибыл в 300-е, на этот раз в компании большой черной сумки, в которой призывно позвякивало.
Безотказный в обычных случаях метод не сработал. Случай оказался запущенным. Коррупция проникла в 300-е отделение настолько глубоко, что даже водка не заставила вспомнить о служебном долге.
— Ты знаешь, я нашего шефа по-настоящему уваж-ж-жаю, — разоткровенничался участковый, с которым Кулинич "проводил воспитательную работу". — Не по должности, нет. Как личность. Знаешь, за что? За выдержку. За твердость д-д-духа… Ик!
Муравьев проявил деликатный интерес и услышал следующую леденящую кровь историю.
— В прошлом году один хрен*… ну, ты его не знаешь, тоже участковым у нас служил. Так вот, он был с начальником на ножах. Ну, не поделили они кое-что… неважно. Пытался он все время начальнику гадость сделать. И случай представился. Свистнул* он у него печать гербовую. И заныкал. Ну, сам понимаешь, утеря печати — дело подсудное. Другой бы на его месте — в панику. И пропал бы точно. А наш — ничего. Полное спокойствие! Как будто нич-ч-чего не случилось. Так здорово себя держал… Короче, нет печати — и фиг* с ней. И так два или три месяца держался. Если очень надо было — ездили в соседние отделения печать ставить. Потом случайно обнаружили — за сейфом лежала. Сейф у нас такой, доисторический монстр, никогда его не двигали, а тут стали ремонт делать… Короче, нашли эту чухнутую* печать…
Кроме различных баек и сетований Кулинич не добился от "проросших" коллег ничего. Видимо, предстояло действовать на чужой "земле" на собственный страх и риск.
За сутки Кузьминского не нашли. Сидочук был разозлен.
Впрочем, еще через пару часов пропащая жертва партократии уже показалась на горизонте. Муравьев докладывал шефу:
— Я тут на агентурной встрече был. Есть ценная информация.
На самом деле, никакой настоящей агентуры у Муравьева еще не было. Тем не менее, осведомителей и осведомительниц насчитывалось несколько десятков. Причем все они даже не подозревали, что являются осведомителями. Еще со студенческих времен (а учился он тут же, в Университете) Муравьев легко сходился с людьми, и на каждом факультете, в каждой общаге у него было несчетное число знакомых студентов, а еще больше — студенток. За чашкой чая, за бутылкой водки, а то и в совсем интимной обстановке ему простодушно выбалтывали такие вещи, о каких опытный агент мог и не мечтать. И нельзя сказать, что Муравьев старался ради службы. Заводя очередное знакомство, он меньше всего думал об агентурной работе. Но как-то так получалось, что все его амурные и иные похождения шли делу на пользу.
Вот и сегодня, более чем хорошо к нему относившаяся первокурсница Аэлита Владимировна, будущий социолог, пока он коварно кормил ее пирожными, губя стройнейшую фигуру, вдохновенно пересказывала Сергею так взволновавшую всех студентов историю о несчастном спекулянте Кузьминском, которого преследует не то мафия, не то КГБ, как он метался по общежитию, умоляя всех его спрятать, пока наконец не нашел приют у одного доброго человека. У кого именно — большая тайна, но Кузьминский там спрятан надежно, потому что это человек солидный, как выяснилось через минуту, председатель студсовета. А после того, как оказалось, что живет этот отважный герой-подпольщик на четвертом этаже, у Муравьева исчезли последние сомнения.
"Аверченко, гад, опять у нас поперек дороги! Спрятал Кузьминского и радуется, небось, что устроил ментам гадость. Ну, ладно, придется вторично ткнуть его мордой в соответствующую субстанцию, пусть знает свое место!" Впрочем, об этом Сергей думал уже потом, расставшись с наивной Аэлитой Владимировной и решительно направляясь к Главному зданию.
Он решил сразу заглянуть в комнату к Аверченко. Подойдя к комнате, первым делом прислушался. Из-за двери доносилась музыка. Муравьев осторожно нажал ручку, но замок оказался заперт. Опер постучал в дверь. Музыка тут же стихла и послышались крадущиеся шаги. Кто-то на цыпочках подходил к двери. Замок так и не открылся, но через некоторое время приподнялась крышечка почтового ящика, вделанного в дверь. Из-за крышечки на Муравьева уставился внимательный глаз. "Кто там?" — утробно спросил глаз. Муравьев вынул удостоверение и показал его почтовому ящику:
— Милиция. Откройте, пожалуйста!
— А у вас есть ордер на обыск? — поинтересовались из-за двери.
— Я не собираюсь делать у вас обыск, — объяснил Муравьев. — Мне просто надо задать вам пару вопросов.
— А вы Конституцию СССР читали, статью пятьдесят пятую? — назидательно прозвучало из почтового ящика. — Неприкосновенность жилища гарантирована Правительством! Без прокурора вы сюда не войдете!
— Я имею право вызвать вас повесткой в отделение милиции, гражданин Аверченко! — вспылил опер.
— Хорошо. Опустите повестку в почтовый ящик, — с этими словами щель закрылась.
В раздражении развернувшись и направившись обратно, Муравьев столкнулся на лестнице с парнем, спешившим навстречу. "Кого-то он мне напоминает" подумалось ему. Через некоторое время Муравьев вспомнил — это же сам Аверченко. "Интересно, а с кем же я разговаривал?"
Об этой интересной встрече опер, спустившись в отделение, поведал Кулиничу:
— Нет сомнений, что он там. Сидит где-нибудь в шкафу… Но, честно говоря, ума не приложу, как его можно выкурить.
— Выкурить, говоришь, — у Кулинича блеснули глаза. — Ладно, сделаем. Учись, пока я жив!
Опер сорвался с места и побежал в кабинет Хусаинова. Молодой коллега последовал за ним. Сунув нос в приоткрытую дверь и спросив "Разрешите?", Сергей обернулся, сделал рукой жест подождать и скрылся внутри, захлопнув дверь перед носом Муравьева. Примерно минуты три из комнаты слышались невнятные голоса. Кулинич что-то возбужденно доказывал, а зам по розыску, судя по всему, с ним спорил. Когда Кулинич выскочил наружу, по его лицу было видно, что он добился желаемого.
— Значит, договорились? — обернулся опер, уже стоя на пороге.
— Смотри, если что, отвечаешь ты, — донесся в ответ голос зама.
Подмигнув, Муравьеву, Сергей юркнул в помещение дежурной части и несколько секунд втолковывал что-то дежурному, перегнувшись через пульт. Подойдя, Муравьев услышал ответ Петровича:
— Ну… Если Ахметыч разрешил — пожалуйста.
Они оба исчезли в оружейной комнате.
— Пошли.
— Куда?
— Как куда? Брать твоего Кузьминского.
