Только на другой день ночной гость, выспавшийся и накормленный, рассказал человечкам свою историю. Птичий язык невероятно труден для понимания, поэтому здесь читатель найдёт лишь только эпизоды этой истории, имеющие значение для последующих событий.
Сокол по кличке Ураган появился на свет в неволе. В зоопарке у него была своя небольшая скала под высоким решётчатым куполом, приличное гнездо, кормёжка и толпы зевак, без устали восхищавшихся его красотой и горделивыми повадками.
Конечно, запертый в клетке он не мог показать всего, на что способен, а потому прозвище Ураган по-настоящему имело место лишь на табличке и в отчётных документах. Однако в перспективе у него была невеста, которую не так давно выписали из Америки, а может быть даже и птенцы. Такое будущее примеряло его с жизнью и смертью под металлическим шатром. Он родился в неволе и о существовании другой жизни мог судить только по хвастливым рассказам птиц и зверей, которые начинались в зоопарке после закрытия.
Но вот внезапно, без видимых причин, доброго и заботливого директора зоопарка уволили, а его место занял совершенно другой мужчина. И после этого жизнь питомцев сделалась невыносимой. Вся их еда – крупа, мясо, овощи, фрукты – казались теперь несъедобными. Воду в бассейнах не меняли, за чистотой в клетках не следили, а посетителям на каждом шагу предлагали идиотские развлечения и спиртные напитки в многочисленных буфетах.
Прежний директор, а его звали Иван Андреевич Корнеев, очень любил своих животных, многие из которых родились у него буквально на руках. И он был ещё не такой старый, чтобы уходить на пенсию. Однако у нового директора имелись связи, и он прогнал Ивана Андреевича, не разрешив ему работать в зоопарке даже сторожем или уборщиком. А своей охране и дворнику он велел вообще не пускать прежнего директора за ворота.
Этого нового директора, хотя он был очень молодой, все звали «дядя Петя». Фамилия у него была Толстомясов.
Но Иван Андреевич всё равно приходил в зоопарк, переодевшись и наклеив на лицо бороду. Звери его тут же узнавали и бросались к решёткам, скулили и жаловались на свою новую невыносимую жизнь. А Иван Андреевич их понимал и кормил булкой, которую покупал на деньги из своего безработного пособия.
Травоядные пока ещё как-то держались, но хищники, которым необходимо есть мясо, настолько исхудали и рычали так жалобно, что бывший директор сам был готов завыть от отчаяния. Он не мог, конечно, покупать хищникам мясо, потому что уже сам из-за нищеты питался чёрт знает чем.
И вот первым взбунтовался сокол Ураган, который готовился к прибытию американской невесты и которому гордость не позволяла предстать перед ней в таком жалком, общипанном виде. Однажды ночью он перебил клювом ржавое звено решётки и взлетел в тёмное небо. Всю ночь и весь день он летел по направлению к югу, пока окончательно не выбился из сил и не упал на террасу одной из московских высоток.
Глава вторая
ПРОВОДНИК НА ГРАНИ НЕРВНОГО СРЫВА
В тот же день Буквоедов стоял в тамбуре поезда «Красная стрела» и уговаривал хмурого проводника взять посылку. В заколоченном фанерном ящике находилось якобы чучело лисы.
– Поймите же вы, – настойчиво врал Буквоедов, – выставка в Зоологическом музее откроется завтра ровно в полдень, и посетители огорчатся, не обнаружив на выставке этот редчайший экспонат.
Произнося такое, Мастодонт Сидорович прикрывался шарфом, чтобы скрыть краску стыда на своём лице. А проводник, которого, как всех проводников, звали Петрович, ломался, набивая себе цену.
– Чего ж необыкновенного… лиса, – говорил он, встряхивая ящик, тянувший килограммов на пять. – Её на воротник надо, а не в музее выставлять.
– Животное чрезвычайно редкой породы, – гнул свою ошибочную линию Буквоедов. – Не трясите, что вы делаете. Она там соломой обложена. Я сам не могу поехать, безотлагательные государственные дела удерживают в столице…
– Правила очень строгие, – вяло отпирался проводник. – Мало ли что у вас там внутри – а вдруг бомба?
– Вот держите, возьмите за труды… – Буквоедов, наконец, сделал то, с чего следовало начинать.
– Если такая редкая порода и для выставки – сделаем, о чём речь, – моментально вошёл в положение Петрович и отнёс посылку в служебное купе. – Кто встречать-то будет? – высунулся он из окна.
– А вы её на перрон только поставьте! Её сразу и заберут!
– Только потом я уже не отвечаю! – предупредил проводник.
– Разумеется, не беспокойтесь, обязательно заберут!.. – крикнул Буквоедов уже вдогонку поезду и зашагал в чрево вокзала.
Весело постукивая колёсами, поезд мчался вперёд, в ночную мглу. Ящик с чучелом стоял на верхней полке за стопками чистого белья и никому не мешал. Но вскоре Петровичу послышалась, какая-то возня и попискивание. А поскольку он не употреблял перед рейсом ничего кроме пива, этот странный факт привёл его в некоторое замешательство. «Уж не всучил ли мне этот гражданин живую лисицу?» – подумал он, снял ящик с полки, поставил на колени и прижался ухом к фанерной крышке.
Теперь ему стало казаться, что внутри верещат тоненькими человеческими голосами. И от этого ему спокойней не стало.
Послушав и подумав хорошенько, Петрович решил, что в посылке маленький приёмник на батарейке, который нарочно не выключили, чтобы лиса в ящике чувствовала себя как дома. Однако стук колёс мешал ему расслышать звук хорошенько, поэтому он с нетерпением ждал ближайшей остановки поезда.
Наконец, на станции Бологое, сделалось тихо. Петрович приник к ящику и, к своему ужасу, вполне отчётливо разобрал следующие слова:
– Лучше всего самим раздобыть доказательства. Отправим материалы в Москву, а уж там знают, что делать. Фактов о его служебных злоупотреблениях, которыми мы уже сейчас располагаем, хватит на двоих.
– В тюрьму! Несомненно! В тот же час! – лютовал другой.
– Есть основания подумать о высшей мере, – сказал третий.
Петрович резко отпрянул от ящика, словно это был не ящик, а раскалённая электрическая плита. Говорили о нём. Он давно ждал этого и боялся. Боялся, что когда-нибудь за ним начнут следить. Были, были у него на совести служебные злоупотребления. И провозы за взятки безбилетных пассажиров, и мухлевание с комплектами чистого белья, и посылки – вплоть до живой дойной козы и контейнера с мотороллером. Всё это и ещё многое другое, чего сразу и не упомнишь, должно, должно было когда-нибудь ему аукнуться.
И вот это началось. В посылке несомненно приборчик, который его подслушивает. Оперативники держат между собой связь по рации, это их голоса слышатся изнутри.
Чему быть, того не миновать. А сейчас – пусть прослушивают. Всё, как есть!
Петрович тихонько отставил ящик, шумно раздвинул дверь и сказал с притворным южным акцентом, будто с перрона:
– Командыр, возми дэнги, надо ехать!
– Нет! – воскликнул он же сам негодующе, отскочив к окну и приняв театральную позу. – Как вы смеете предлагать мне такое! Уберите, уберите свои деньги и отправляйтесь в кассу!
В эту минуту в дверях появилась проводница Тамара из соседнего вагона. Внимательно оглядев полки, затем самого Петровича, она деловито поинтересовалась:
– Сколько принял? Работать можешь?
– Трезвый я, трезвый, – зашептал Петрович выталкивая коллегу за дверь. – Иди отсюда, не мешай…
Но Тамара подставила ногу под дверь и осталась на месте.
– Погоди, я по делу. Двоих возьмёшь до Питера?
Петрович сделал круглые глаза, отчаянно зажестикулировал и силой вытолкал проводницу за дверь.
– Что вы такое говорите, Тамара Алексеевна! – воскликнул он в сторону ящика. – Да в своём ли вы уме?! Разве такое было когда-нибудь, чтобы я брал деньги с безбилетных пассажиров?! Извольте пройти к себе в вагон и заняться своими непосредственными обязанностями!
За дверью послышалось ворчание по поводу того, что «допился до чёртиков», и удаляющиеся шаги. А Петрович снова припал ухом к фанерной крышке.
– …А если доказательств не хватит? – тоненькими голосами рассуждали оперативники. – Если выкрутится?..
– Тигров к нему приведём. Пускай тиграм объясняет про доказательства. Фамилия у него подходящая…
Петровича передёрнуло. Фамилия его была Могилевский, а «тиграми» проводники называли банду вымогателей, наводивших ужас на всю железную дорогу.
Обмякнув и сделавшись бледным как наволочка, Петрович лёг. Полежав и подумав, он решил выйти на ближайшей станции, добраться электричками до посёлка Кузьмолово и отсидеться там на даче у знакомых, отправив по почте заявление с просьбой уволиться с работы. Но от полученных переживаний как-то незаметно заснул и проспал до самого Питера.
В восемь часов утра поезд подошёл к Московскому вокзалу. Петрович выставил ящик на перрон и стал смиренно ждать, когда его арестуют. Но случилось другое: в ящике щёлкнуло, передняя стенка отлетела, изнутри выскочила маленькая рыжая дворняга и почесала в сторону вокзала.
