— Ублажайтесь в другом месте.
— Это не входит в мои намерения. Итак, когда я облачаюсь...
— Наряжаетесь.
— Да нет же! Совсем нет! Это совсем не маскарад. Кто вам сказал, что я на самом деле не полицейский?
Марселина пожала плечами.
— Ладно, облачайтесь на здоровье.
— Облочайтесь, моя красавица! Нужно говорить: «облочайтесь»!
Марселина расхохоталась.
— Облочайтесь! Да вы же в этом ничего не понимаете. Говорят: облачайтесь.
— Не может быть.
Вид у него был обиженный.
— Посмотрите в словаре.
— В словаре? Но у меня нет с собой словаря. И дома тоже нет. Напрасно вы думаете, что у меня хватает времени на книги. Я ведь так занят.
— У нас тут есть словарь (жест).
— Черт подери! — он был ошеломлен. — Вдобавок вы еще и интеллектуалка.
Но он при этом не сдвинулся с места.
— Вы хотите, чтобы я сама за ним сходила?
— Нет уж, я сам пойду, ублажусь, точнее облажаюсь.
Неуверенным шагом он направился к полке, снял словарь, стараясь не упустить Марселину из вида. Потом он вернулся с книгой и принялся ее штудировать, с головой погрузившись в работу.
— Посмотрим-ка... Оберкампфф, Оберо, король Эльфов, Оберт... здесь этого нет...
— Нужно посмотреть перед розовыми страничками.
— А что на розовых страничках? Готов поспорить, что пошлятина какая-нибудь, я не ошибся, это по-латыни: «Фер'гисс майн нихьт[17], веритас одиум понит, виктис хонос...» [18] Здесь тоже нету.
— Я же вам сказала: перед розовыми страницами!
— Черт! Это же ужасно трудно. А, вот, наконец-то. Слова, которые все знают: «обладиться», «облаживать», «облатка», «облаточный», а, вот! Нашел. Начинается в самом верху страницы. «Облачаться». Да еще с ударением на ударном слоге. Да: «облачаться». «Я облачаюсь», вы видите, я правильно говорил. «Ты облачаешься, он облачается, мы облачаемся, вы облачаетесь», а вы правы, вы облачаетесь... забавно, определенно забавно. Надо же! А разоблачаться? Посмотрим, разоблачаться! Ну-ка! «Разобидеть»... «разобидеться»... А, вот! «Разоблачаться» — возвр. глаг., спрягается, как «облачаться». Таким образом говорят: разоблачайтесь! Вот именно, — взревел он внезапно, — разоблачайтесь, красавица! И по-быстрому! Догола, догола!
Глаза его налились кровью. Тем более что Марселина совершенно бесследно и не менее внезапно исчезла.
Держась одной рукой за выступы стены — в другой у нее был чемодан, — она без всякого труда спускалась вниз. Теперь ей надо было сделать лишь небольшой прыжок в три с лишним метра, и вот она уже на тротуаре.
Марселина свернула за угол и исчезла.
Хватьзазад снова облачился в форму легавмена. На маленькой площади, неподалеку от «Старого ломбарда», он меланхолически ждал закрытия этого заведения. Он задумчиво (казалось) смотрел на группу бродяг, уснувших на решетке вентиляционного люка метро. Они наслаждались средиземноморским теплом, исходившим из этого отверстия, которое, несмотря на забастовку, продолжало его источать. Несколько мгновений он думал о зыбкости человеческого бытия, тщетности усилий как грызунов, так и человекообразных, после чего принялся завидовать — секунды две-три, не больше, ведь во всем надо знать меру — судьбе этих обездоленных, пусть обездоленных, но не отягощенных грузом социальных обязанностей и светских условностей. Хватьзазад вздохнул.
На его воздыхания эхом отозвался еще более надрывный всхлип, что вконец смутило Хватьзазадовы мечтания. «Шоэто, шоэто, шоэто», — подумали Хватьзазадовы мечтания, облачаясь, в свою очередь, в легавменские доспехи и, тщательно прочесав зорким глазом окружавшую его темноту, обнаружили источник означенного звука в лице некоей развалившейся на скамейке личности. Хватьзазад приблизился к ней со всеми обычными мерами предосторожности. Что до бродяг, то они продолжали спать, чувствуя, что рядом ходят такие же, как они.
Личность делала вид, что дремлет. Хватьзазаду от этого легче не стало, но тем не менее он обратился к ней в следующих выражениях:
— Что вы здесь делаете? В столь поздний час?
— А вам-то что? — отозвался этот некто по имени X.
Хватьзазад, кстати говоря, задался тем же вопросом, когда формулировал свои собственные. Да, действительно, ему-то что до этого? Все дело было в его профессии, его внешнем обличье, но, с тех пор как он потерял Марселину, ему все чаще и чаще хотелось размягчить коросту своих поступков в сперме неудовлетворенных желаний. Борясь со своим пагубным влечением, он продолжал беседу.
— Как это что? — сказал он. — Это касается меня непосредственно.
— В таком случае, — сказала личность, — это совсем другое дело.
— Значит, вы позволите мне вновь сформулировать поставленного мною ранее здесь при вас вопроса?
— Вопрос, а не вопроса, — сказала тень.
— Вопроса, — сказал Хватьзазад.
— Вопрос, без «а».
— Вопрос, — наконец согласился Хватьзазад. — Ах, эта грамматика! Я в ней не силен. Это меня и подкосило. Ладно, не будем об этом. Ну так?
— Ну так что?
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Я ведь забыл, что за вопрос. Уш сколько времени прошло.
— Значит, мне повторить?
— Неплохо бы.
— Как это утомительно.
Хватьзазад воздержался от очередного вздоха, боясь реакции своего собеседника.
— Давайте, — сказал тот дружественно. — Сделайте небольшое усилие.
Хватьзазад сделал, но оно вылилось в абсолютную мерзость:
— Имя фамилия место и дата рождения номер книжки социального страхования номер счета в банке номер сберегательной книжки квитанция за квартиру квитанция за воду квитанция за газ квитанция за электричество проездной на метро автобусный проездной квитанция из Левитана на мебель рекламный буклет к холодильнику связку ключей продовольственные карточки чистые листы с вашей подписью папскую буллу и тутти-фрутти валите-ка сюда скопом без разговоров все ваши документы. Я уж не требую того, что связано с машиной: водительские права запасные подфарники заграничные паспорта и тутти-кванти, поскольку, скорее всего, все это выше ваших возможностей.
— Господин полицейский, вы видите, там (жест) автобус стоит?
— Да.
— Я его водитель.
— А!
— Ну знаете ли, у вас плохая память. Вы меня еще не узнали?
Несколько успокоившись, Хватьзазад сел рядом на скамейку.
— Позвольте? — спросил он.
— Пожалуйста, пожалуйста.
— Дело в том, что это не вполне соответствует уставу (молчание).
— И вообще, с общепринятыми нормами поведения сегодня у меня явный прокол, — добавил Хватьзазад.
— Неприятности?
— Не то слово. Облом.
(Молчание.)
Хватьзазад добавил:
— Из-за женщин.
(Молчание.)
Хватьзазад продолжал:
— ...Меня душит желание исповедаться... исповедаться... одним словом, надо душу облегчить... я ведь столько всего могу рассказывать...
(Молчание.)
— Конечно, — сказал Федор Баланович.
Какой-то комар влетел в световой конус фонарного столба. Перед тем, как впиться в еще не охваченные участки кожи, он хотел погреться. Это удалось ему в полной мере. Его обугленное тельце медленно опустилось на желтый асфальт.
— Давайте, начинайте, — сказал Федор Баланович. — А то рассказывать буду я.
— Нет, нет, — сказал Хватьзазад. — Поговорим еще немного обо мне.
Почесав свой волосяной покров и без того грязным ногтем, он произнес следующие слова, которым не преминул придать оттенок непредвзятости и даже некоторого благородства. Вот что он сказал:
— Я не буду говорить ни о моем детстве, ни о молодых годах. Не будем говорить и о полученном мною воспитании — его у меня попросту нет, об образовании я также говорить много не буду, ибо и с ним у меня плохо. Итак, я подхожу к годам службы в армии, но и на этом я останавливаться не буду. Холостяком я был с самых ранних лет, и жизнь сделала из меня то, чем я стал.
Он замолк, чтобы на минутку предаться мечтаниям.
— Давайте, продолжайте, — сказал Федор Баланович, — а то я начну.
— Действительно, все не то и все не так, — сказал Хватьзазад. — И все это из-за женщины, встреченного мной сегодня утром.
— Встреченной.
— Встреченного.
— Встреченной, а не ного. Тетехи, что ли, которая за Габриелем увязалась?
— О! Нет. Не из-за нее. Кстати говоря, в этой я совсем разочаровался. Она отпустила меня на все четыре стороны — и какие это были стороны! — она даже не поломалась, чтобы меня удержать. Она хотела только одного — увидеть танец Габриэллы, Габриэллы... Забавно. Определенно забавно.
— Это уж точно, — сказал Федор Баланович. — Ничто не может сравниться с номером Габриеля на Пляс де Пари, кто-кто, а я-то изучил бай-найтную жизнь этого города.
— Везет же вам, — рассеянно сказал Хватьзазад.
