— Ты, пацан, это, не выделывайся тут, — поддержал ведущего Лагутин. С большим удивлением я обнаружил в голосе грозного атамана заискивающие нотки. — Гляди, сколько взрослых людей вокруг, и все ждут одного маленького тебя. Нехорошо, брателло, не по-взрослому. Давай-давай, не спи, доставай другой номер. Вдруг ты сейчас вытащишь мой казацкий грант?
— Вам надо, вы и тащите. — Капризуля Славик неторопливо сложил пухлый кукиш и показал его сначала атаману, а затем и Якубовичу.
Я надеялся, что теперь наконец кто-то из общественников или сам ведущий додумается отвесить детке крепкий подзатыльник. Черта с два! Простая мысль никого не осенила. Наоборот, была выбрана тактика умиротворения юного агрессора — наихудшая из возможных.
— А если мы тебя все сейчас попросим? — предложил наглецу Якубович. — Все вместе, хочешь? Как Деда-Мороза на Новый год, а? Ты разве не хочешь стать Дедом-Морозом, когда вырастешь?
Он взмахнул руками, и весь зал (кроме меня, понятное дело) нестройным хором проскандировал: «Сла-вик! Про-сим! Сла-ви-чек!»
— Не-а, — сказал Славик. — Дедов-Морозов не бывает. Я, когда вырасту, буду биржевым брокером. Или поваром… Или, может, стану президентом России. — Юный толстяк оценивающе посмотрел на меня, как будто собрался занять мою должность уже прямо сейчас.
Я вдруг заметил, что взоры всех собравшихся тоже постепенно фокусируются на мне. Оно и понятно: нет сегодня инстанции выше меня — ни здесь, в Александровском зале Большого Кремлевского Дворца, ни во всей России. О, ч-черт! Неужели главе государства надо играть роль Главного Уговаривающего и палочки-выручалочки? Неужели я, как пряничный дедушка Ленин, должен тоже начать приплясывать вокруг этого маленького нахального жирного бочонка? И тогда он, мо-о-о-о-ожет быть, снизойдет к нашей просьбе?
Мрак. Свежеиспеченные колобки в барабане лототрона перестали выглядеть аппетитно. Я вновь испытал приступ тошноты и судорожно сглотнул горькую слюну, которая опять норовила подняться над ватерлинией. В унисон моей тошноте чугунная слива, которая почти час вела себя прилично, чуть ли не образцово, нарушила условия перемирия. Ленивое дежурное постукиванье сменилось лихорадочной тарахтелкой счетчика Гейгера невдалеке от эпицентра ядерного взрыва: тук-тук-тук-тук-тук! туктуктуктуктуктуктуктуктуктук!
Трракс! Это сломался карандаш в моих пальцах. Я почувствовал, как внутри меня потихоньку закипает чайник со злостью. Может, в расслабленно-пьяном состоянии судьба моя — быть размазней и пофигистом, но в трезво-похмельном виде у меня с гонором все порядке. Я ненавижу, когда на меня пытаются давить, по-крупному или в мелочах, — будь ты МВФ, лондонский змей Береза или родная жена, мне без разницы. То есть я ценю добрые советы, однако не танцую под чужую дудку: всегда поступаю наоборот. У меня своя голова на плечах. Дайте мне линованную бумагу, дайте мне нелинованную бумагу, дайте мне хоть наждачную бумагу — один хрен я буду писать на ней поперек.
— Дорогой Сла-ви-чек, — сказал я в полной тишине. — Умоляю, крутани, пожалуйста, барабан и вытяни, пожалуйста, еще один колобок. И если ты, маленький засранец, не перестанешь кошмарить уважаемого Леонида Аркадьевича и наше уважаемое собрание, я тебе ноги выдерну и в жопу засуну. Лично выдеру и лично засуну, ты понял? И ничего мне не будет, потому что я — президент великой державы. Ну что, убедил я тебя? Если да, тащи колобок. Мигом!
И минуты не прошло, как десятый счастливчик — красивый усатый татарин из Казанского клуба ролевого моделирования «Золотая Орда» — уже получал последний на сегодня президентский чек…
— Как считаешь, я не зря нарушил кое-какие правила этикета? — поинтересовался я у очкастого Вовы, когда мы тем же подземным путем возвращались из БКД в Сенатский дворец.
— Вы их гениально нарушили, — с чувством ответил Вова. — Разрулили ситуацию по-царски. Я уверен, все вам за это были только благодарны. Признаюсь честно, нам и самим давно хотелось его немножко одернуть. Избаловали мальчишку. Как только он узнал, кто его отец, буквально сладу с пацаном не стало.
— А кто его отец? — без особого любопытства спросил я.
Вова-интеллигент помялся-помялся и, наконец, осторожно произнес:
— Ну вроде как вы, Денис Анатольевич.
Формой пятно очень похоже на Африку, а цветом на клубничный йогурт. Чтобы выиграть время, я включаю среднюю скорость — две тысячи оборотов в минуту — и начинаю обрабатывать края.
Розовые капельки Канарских островов быстро тают, следом исчезают острова Зеленого Мыса, а вскоре и обкусанная подметка острова Мадагаскар превращается в щепоть деревянной пыли. Шлифовальная дисковая машина «Элан» — конструкция предсказуемая: при таком объеме работы у меня в запасе есть еще минут десять, не больше.
«Парень, ты попал! — тревожно шепчет у меня над ухом невидимый ангел Рафаил. — Здесь на полу наверняка была кровь, а значит, тебя кокнут, как только ты закончишь работу. Свидетелей убирают, это классика жанра. Ты ведь представляешь, чей тут кабинет?»
«Совсем не обязательно это кровь, — не соглашается невидимый ангел Мисаил. — Здесь могли разлить все, что угодно. Любой краситель органического происхождения. Например, красное вино. А из-за винного пятна на паркете никто не будет никого мочить, даже молдавского гастарбайтера. По крайней мере, не в Кремле».
«Твой оптимизм на грани кретинизма, — сердится Рафаил. — Сам подумай, откуда на кремлевском паркете взяться красному вину?»
«А крови здесь взяться — откуда? — парирует Мисаил. — Рафа, милый, это рабочий кабинет, а не Овальный зал. И встреча двух президентов будет только через полтора часа. Ты же сам слышал».
«Но вдруг они встретились раньше?» — не сдается Рафаил.
«Но вдруг Луну делают в Гамбурге из сыра?» — хмыкает Мисаил.
Боковым зрением я вижу, что оба секьюрити, которые привели меня сюда, стоят у дальней стены и о чем-то переговариваются. Слов их мне, конечно же, не слышно: даже на средней скорости «Элан» в рабочем состоянии шумит примерно так же, как циркулярная пила. Секунд через тридцать я начну счищать с паркета мыс Горн, и тогда мне придется повернуться к обоим охранникам спиной. Все время оглядываться на них я не смогу уже чисто технически.
Из двух моих надсмотрщиков — постарше и помоложе, — второй не представляет для меня угрозы. Он самоуверен и невнимателен. Потому-то, когда мы шли сюда, я старался разговорить старшего секьюрити. В тот момент я еще не знал, куда и зачем меня ведут, но счел нужным заранее подстраховаться. Есть золотое правило: заводи дружбу с тем, кто для тебя потенциально опасен.
Тут мне повезло дважды. По первым же репликам старшего из секьюрити я догадался, что он не коренной москвич, а, скорее всего, откуда-то с Урала. Только уральцы в разговоре так часто проглатывают гласные и повышают тон в конце каждой фразы.
Наудачу я забросил наживку. Соврал, будто мне пришлось немало послужить в Пермской области. И сразу — прямое попадание: он был действительно родом из города Кунгура. Мы перебросились репликами на тему дурного уральского климата — и первая дощечка мостика между нами была проложена. Рядом вскоре легла вторая: старшего из секьюрити звали Иван. То есть мы практически тезки.
Мелочь? Не скажите. Оперативным дежурным в пусковых шахтах нарочно не говорят, на какой именно город вероятного противника нацелены их ракеты. Цель должна быть анонимной, иначе начинается рефлексия. Даже профессиональному киллеру мочить знакомого чуть труднее, чем незнакомца. Легкий психологический дискомфорт. Поэтому, если что, у меня будет фора в одну-две секунды…
Бледно-розовая Африка уменьшается на глазах. Я истребляю ЮАР, потом захожу с другой стороны и стираю Алжир, Ливию и Египет. Из-под шлифовального круга в воздух летит тончайшая пылевая взвесь. По-хорошему следовало бы пройтись с «Эланом» по всему кабинету, чтобы зачищенный кусок паркета не выделялся на фоне остальных. Но тогда работа заняла бы около часа, которого нет ни у меня, ни у Ивана с напарником, — они явно торопятся.
Пока я работаю с пятном, никто меня не тронет, факт. Но как только я сделаю дело, наступит момент истины: тут-то и будет ясно, кто из двух ангелов был прав. Очень надеюсь, что Мисаил. Потому что, если прав Рафаил, моя главная миссия под угрозой.
Шум шлифовальной машины заглушит звук выстрела, но только вряд ли они будут стрелять или пускать в ход нож: для того ли мы отчищали пол, чтобы вновь заляпать? Значит, возможна удавка, а тут наши шансы — почти равные и мои даже предпочтительнее.
Тем временем от всей Центральной Африки на полу остается почти ровный кружок сантиметров пятидесяти в диаметре. Я нарочно обрабатываю его вдоль по окружности, чтобы на последнем этапе не потерять из виду Ивана. Краем глаза я замечаю, что тот делает шаг в мою сторону и правую руку опускает в карман пиджака.
