Никита покинул комнату, вернулся со стаканом воды.
– На, глотни тошнотворного. Полегчает.
Челюсть функционировала отвратительно. Но сломана все-таки не была. Вадик влил в себя теплую воду. Через пять секунд его вырвало прямо на палас. Карамельно-спиртовой дух растекся по комнате.
– О, порядок. – Никита взял с тумбочки старый журнал «Служу России!» и прикрыл рвотные массы. – Потом девчонки приберут.
Организму действительно сразу полегчало. В отличие от души. Частично вернулась и память.
– Там точно Лерки не было?
– Да откуда, сам посуди?.. Ты пошел в сортир. Я остался с девчонками. Пять минут тебя нету, десять. Потом выползаешь с мужиком каким-то в обнимку.
– С Пашей. Воевали вместе.
– Где ты, на хрен, воевал?.. Короче, за столик сели. Потом ты ни с того ни с сего вскакиваешь, подходишь к какому-то мену в шортах и швыряешь ему мобилу в рожу. Да еще орешь что-то.
– Мобилу?
– Ну да… Мен увернулся и тебе с порога в челюсть. Так бы и похоронил, если б твой этот Паша не вписался. Сцепились они реально, только пиджаки по швам. Ну, девки ихние тоже подключились. Охрана примчалась. Я тебя под шумок под мышку, на выход и в тачку. Даже за воду не заплатил. Девчонок кликнул. Чего тебе этот мен сделал? Обозвал, что ли?
– Не помню я… Вроде…
– Вроде… Пить учись. Тренируйся по вечерам, печень закаляй… А то с одного стакана столько проблем… Спасибо скажи этому Паше… И мне. Что не бросил на произвол.
Никита подошел к окну и положил фотографию изображением вниз. Потом хлопнул друга по плечу.
– Ну что, фронтовик? Готов к атакующим действиям сексуального характера? Девчонки ждут.
– Погоди, а зачем ты меня сюда привез? – Вадик опять вспомнил, что находится в квартире Леркиных родителей.
– А куда, интересно, я должен был тебя везти? В «Асторию» или «Невский палас»? Ко мне нельзя – матушка, к тебе тоже. К девчонкам и подавно, они из Нижневартовска, здесь в общаге студенческой живут… Аккумуляторного техникума. Хорошо, вспомнил, что у тебя ключи от этой хаты есть.
– Ты спятил?! А если тесть узнает?
– Да как он узнает? Мы утром приберемся, все вернем, как было… Я девчонкам сказал, что ты тут квартируешься, пока хозяева в деревне…
Мгновенно протрезвевший Вадик подскочил с тахты и бросился в гостиную.
Увиденная картина возбуждала низменные чувства и могла украсить любой мужской журнал. За любимым югославским столом тестя сидели две особы из ночного клуба. Практически без всего. На беленькой, кроме чисто символических стрингов, не было ни нитки, на черненькой трусикам составил компанию бюстгальтер. Остальная одежда горкой возвышалась на диване. Но вряд ли бы студенток пригласили на фотосессию для рекламы нижнего белья. И даже для рекламы пилюль от диареи. Некачественные формы и ранний целлюлит ставили крест на их модельной карьере. Впрочем, особ это не смущало. Судя по улыбкам, им было хорошо.
В самом центре стола стояли наполовину пустая бутылка водки «Краснознаменная», наполовину съеденная восковая сувенирная груша тещи, три рюмки и хрустальная салатница, приспособленная под пепельницу. Несколько окурков в ней говорило о том, что застолье продолжается не менее часа. Тут же на столе близорукий глаз Вадика заметил колоду карт, которыми теща любила раскладывать «косынку». И гадать на удачу.
«Краснознаменную» тесть привез из Эфиопии. С ней была связана какая-то легенда, поэтому Иван Сергеевич берег ее как зеницу ока. И не распечатывал даже в самую тяжелую годину. Водка пережила карточную систему, дефолт девяносто восьмого года и нынешний финансовый кризис. Но Евпатия Эммануиловича Неприторонного пережить не смогла.
– Мы тут в «дурачка» перекинулись. Точнее, в «дурочку». На раздевание, – за спиной раздался бодрый голосок упомянутого субъекта.
– Вы зачем водку выжрали? – прошептал Вадик тоном царевны-лягушки, у которой злые люди спалили кожу.
– Ну, во-первых, еще не выжрали. Тебе тоже оставили. А во-вторых, завтра новую купим. Какие проблемы?
Никита спокойно подошел к серванту, достал чистую рюмку и плеснул в нее немного «Краснознаменной».
– Держи… Хотя нет… Тебе больше нельзя. Регламент. – Он строго, словно наставник на ученика, посмотрел на Вадика, после чего опрокинул спиртной напиток в свое безразмерное чрево. – Эх, хорошая водочка. Настоящая!
Закусил восковой грушей.
– Ты что наделал? – простонал Вадик. – Где ты купишь такую водку?
– Да вон, магазин внизу.
– Нет там такой водки… Это из Эфиопии… Единственный экземпляр… Тесть нас перестреляет… У него пистолет есть. Наградной.
Девчонки настороженно переглянулись. Никита незаметно ткнул пальцем Вадику в поясницу.
– Какой тесть, Вадюха? Ты сосредоточься… Девчонки, это у него тоже после контузии. А с водкой решим проблему. На крайняк этикетки переклеим.
Он поставил рюмку, взял колоду и хлопнул ей по волосатому пузу.
– Ну что? Играем дальше? Вадюха, на тебя сдавать?
Не дожидаясь ответа, он перетасовал карты и принялся сдавать на четверых. Но сдать не успел, замерев в позе оленя, пьющего из ручья.
Из прихожей послышался мелодичный звук отпираемого замка. Этот звук можно было сравнить с голосом судьи, выносящим смертный приговор. Или с лязгом взводимого пистолетного затвора. И кажется, Никита понял, что обыграть девчонок он сегодня не успеет.
Вадик же уже не понимал ничего. Ему показалось, что с потолка снова пошел снег, а в ушах зазвенел марш коммунистических бригад. Но это не было сном или галлюцинацией. Ибо выражение лица друга Никиты не оставляло никаких сомнений в реальности происходящего.
Он медленно, медленно, медленно обернулся…
«Поднимите мне веки!»
На пороге комнаты стоял единственный и неповторимый тесть Иван Сергеевич Чижов. И что было написано на его лице, не смог бы передать ни один язык мира. Но в дело пошли бы любые эпитеты, кроме «веселый», «жизнерадостный» и «довольный».
Вадик не стал гадать, каким образом Леркин предок оказался здесь, да еще в сей неурочный час. Видимо, имелись причины. Он просто тихо попрощался с жизнью. Ибо рука Ивана Сергеевича потянулась к комоду, где во втором ящике, под постельным бельем, хранился наградной пистолет имени Макарова и восемь боевых патронов. Да, это беспощадный закон драматургии. Если в начале пьесы в комоде с бельем лежит пистолет, то в конце он обязательно выстрелит.
Объяснять и доказывать что-либо не имело никакого резона. Полуголые барышни, раритетная «Краснознаменная», окурки в салатнице и ароматная лужица непереваренной пищи, прикрытая журналом «Служу России!», объясняли происходящее лучше всяких слов. Но даже не это самое циничное. Капитанская форма с орденскими планками на человеке, ни дня не служившем в армии, являлась смачным плевком в офицерскую честь.
Единственная фраза, которую успел пропищать Вадик, вернее, не он сам, а его побелевшие губы, была лишена всякого смысла:
– Не надо, папа… Мы сейчас уйдем…
Про себя же добавил знакомый каждому с детского сада эвфемизм, созвучный со словом «конец». После чего оставалось лишь закрыть глаза и сосчитать до трех… В лучшем случае до пяти… Что, впрочем, не принципиально.
* * *
На этом и обрывалась рукопись неизвестного автора, найденная спустя годы при разборе снесенного за долги здания банка. Бригадир таджикских строителей заметил среди обломков офисного пенала школьную тетрадь с изображением Памелы Андерсон, любопытства ради поднял ее и ознакомился с содержанием. Оно так потрясло его, что всю ночь он просидел на гусенице экскаватора, глядя в одну точку. И очнулся только под утро, когда на смену пришел экскаваторщик и завел экскаватор. На вопрос: «Сулейман Ибрагимович, вы че?» – бригадир лишь поднял голову и беззвучно заплакал…
Именно так, в представлении Вадика, могла закончиться история его жизни в изложении какого-нибудь беллетриста, если бы спустя секунду из прихожей, словно спасительная молитва, не долетел чей-то ангельский голосок:
– Чижик, а у тебя разве кто-то есть?
И ангелом-спасителем была не теща… Совсем не теща.* * *
«Извините, уважаемый Иван Сергеевич, за возможно обидные слова, но яблочко от яблоньки недалеко падает… И не надо так нервно реагировать. Я-то охотно верю, что вы заехали с молодым преподавателем за редким учебником, что днем заехать не успевали и вообще у вас чисто деловые отношения, а „Чижиком“ вас называют исключительно за доброту характера и душевные качества. А бутылка шампанского в ее руке из воска. Но захочет ли поверить этому моя драгоценная теща и одновременно ваша супруга Лидия Андреевна? Мне почему-то кажется, что про учебник вы ее не предупредили. А давайте позвоним ей и спросим. В деревне мобильник ловит. И не размахивайте пистолетом, а то застрелитесь еще нечаянно, а на меня повесят…
Так вот о яблочках… Подозреваю, что у Валерии Ивановны это наследственное. А мне-то что прикажете делать, уважаемый Иван Сергеевич? В монастырь уходить? Или пантокрином торговать? Рога-то хорошие, ветвистые, разбогатею… Поставьте себя на мое место, прежде чем осуждать. А что бутылочку вашу распили да коврик запачкали, так это досадная случайность. Но мы, как благородные люди, готовы все постирать и возместить…
