— Так бы сразу и сказал. Олень убежал, а я остался. Че ж теперь делать? — шеф с тем же непроницаемым видом продолжал стоять на берегу, совершенно не делая попыток сесть в лодку.
Волнухин первым сообразил, что шеф в очередной раз пытается всех разыграть, но сегодня у начальника ничего не вышло: — Ребята, ищите в тех кустах, а я за топором сгоняю…
— Экий ты, право, ничего от тебя не скроешь… — рассмеялся начальник Ладно, пойдем — покажу.
— Хорош! — с чувством выдохнул Петрович, раздвигая кусты и пожирая глазами распластанного в зарослях зверя.
Ухватив за ноги мы вчетвером потащили его на свободное от кустов пространство. Олень — ноша очень не удобная и тяжелая. А главное — постоянно норовит зацепиться своими рогами за ветви островной растительности.
Освежевывали тушу на травке. Брезента с собой не было, крупных деревьев, чтоб подвесить олешка — тоже не наблюдалось. А на земле — как мы не старались уберечь мясо, речной песок густо усыпал липкую свежатину. Не помогла даже шкура, подложенная под тушу взамен брезента.
Волнухин привез топор и ведра для мяса, когда олень был практически разделан: печень, сердце, язык — лежали отдельно, остальная требуха закопана в кустах, подальше от берега, а голая туша с рогами и копытами в фривольной позе возлежала на снятой шкуре.
— Еще немного, и он сиганул бы в воду, а у меня только утиная трешка оставалась, издали то уж точно не подбил бы — заканчивал свой рассказ начальник, пока все перекуривали, дожидаясь Волнухина с топором. — Во—, выпалил наудачу в упор, с обеих стволов сразу, и он упал… Вот и все, потом начал вверх стрелять…
— Стало быть, трешкой его завалил?
— Разумеется, чего в жизни не бывает… Кстати, олень — не такой уж и крепкий зверь… Вот — кабан, или медведь — да, тут без пуль делать нечего…
— А олешка то — колхозный…
— С чего ты взял? — дружно завопили все разом — дикий олень в глухой тайге. И людей здесь на триста верст в любую сторону…
— Тогда посмотрите сюда — я торжественно продемонстрировал собравшимся ухо оленя, в котором красовалась металлическая бляха с номером. На нее при разделке почему-то никто не обратил внимания.
— Если к вечеру припрутся оленеводы… — задумчиво пробормотал шеф, подсчитывая в уме оставшиеся бутылки со спиртом…
— Тогда понятно, почему этот олешка так смело на нас вышел… — сказал Волнухин — За весь сезон одного оленя встретили, да и тот домашний оказался…
1997
Смеркалось. Наша казанка шла следом за шефской. Мотор ревел на пределе своих возможностей. Скоро маленькая речушка, в верховьях которой месяц тому назад начался этот маршрут, сольется с Обью, а вместе с ней закончится и наш очередной полевой сезон. Еще десяток верст по Оби — и мы будем почти дома на геологической базе в Салехарде, в тепле и сухости. Затем — поезд и Москва. Немудрено, что начальник в течение всего дня пытался выжать из перегруженных моторок — приличную скорость, а из нас чуть большую, чем обычно, расторопность. Но как он ни старался, при полном взаимопонимании отряда, прибыть в поселок до темна — явно не успевали.
— Че, он, совсем обалдел? — Петрович недовольно озирался по сторонам, рассматривая в наступающих сумерках сильно раздавшиеся берега, — Неужели он ночью хочет Обь проскочить? Это ж самоубийство…
Опасения Петровича были обоснованы. Речушка, такая маленькая в начале пути — двум казанкам не разойтись, здесь в низовье имела очень даже приличный размерчик, и вполне соответствующую волну, которая едва-едва не достигала края низко сидящих бортов. А что же будет твориться на главной сибирской реке, если ее ширина превышает километр?
Начальник, видимо тоже понял всю тщету попыток — впереди идущая моторка вильнула в сторону и полным ходом направилась к берегу. Судя по прямолинейности хода — место не выбирали, да и сложно разглядеть что-нибудь приличное на лесистом берегу, когда солнце уже совсем закатилось. Петрович дошел до той же самой точки и точно повторил маневр — чтоб не черпануть от шефской волны.
Место предполагаемой стоянки оказалось не самым удачным — из-за плотной стены кустов и деревьев не то, что две — одну то палатку было ставить некуда — только-только участочек для костра и все. Правда, рядом с предполагаемым кострищем лежала березка — готовый лесной диванчик. Но этим и ограничивались прелести берега.
— Так, лодки не разгружать, палатки не ставить. Сейчас по быстрому чайку с консервами пожуем, ночь перекемарим, а завтра — чуть свет, по Оби рванем. На утренней зорьке река будет спокойной. — Николай Григорьевич, недовольно крутивший головой, наконец принял окончательное решение.
— Гы, а их тут и ставить то негде. Стало быть, спать будем стоя? Волнухин, как всегда, успевал первым обшарить окрестности и потому в любом месте устраивался с большими, чем остальные, удобствами.
— Зачем стоя? Можно надувные матрасы достать, они ж сверху лежат.
— Тогда я и спальник достану. Мой — тоже недалеко.
В конце августа в Сибири ощутимо чувствуется приближение зимы — ночной холод лучше всякой дэты или деметилфталата разгоняет комаров и мошку, потому с этой стороны ночевка под открытым небом больших неприятностей не сулит. Но если вдруг пойдет дождь, или даже снег, что совсем не редкость в такое время года — тогда без палатки будет полная катастрофа — ватный спальный мешок на природе даже за пару дней высушить невозможно.
Студент Игорь, глядя на Волнухина, тоже решил рискнуть и полез за спальником. А мы с Петровичем, переглянувшись — не стали трогать свою лодку — пересидим как-нибудь, все равно завтра база, а там до самого отъезда спи, сколько влезет.
— Везет тебе, Петрович, — выдал я свежую мысль, когда мой напарник перебирал в продуктовом ящике залежи нетронутых за лето консервов, — как длинный переход, так твое дежурство: суп, кашу не варить, уток, рыбу не чистить. Открыл каждому по баночке тушенки — вот и вся готовка. А я всегда после бурежки скважин кухарничаю…
— Так Петрович — хитрый, вроде меня, он еще до нашего отъезда прикинул за кем ему в график становиться — рассмеялся Волнухин. — Опыт, батенька, опыт… Побродишь с наше — и ты научишься.
Костер догорал, изредка постреливая угольками, мы, не то чтобы удобно, но более ли менее терпимо, расположились на ночевку вокруг него, когда в ночной тишине появился еле слышный звук.
— Моторка идет — приподнял голову Петрович. — Вихрь, и лодка пустая. Легко идет.
— Так мы ж рядом с городом — тут всего то верст пятнадцать осталось отозвался начальник.
— Ночью по Оби? Впрочем, если казанка совсем пустая — можно рискнуть.
— Если мимо пойдут — завернут к нам, костер от реки далеко видать.
— Шеф, а почему они должны завернуть? Может торопятся люди? — возразил я, — ночь же на дворе.
— Не, обязательно завернут. Проскочить мимо ночного костра — дурной тон…
Слова начальника сбылись через полчаса. Описав широкую дугу дюралевая казанка ткнулась в берег рядом с нашими, ничем от них не отличаясь. В освещенном круге из темноты показались два коренастых сибиряка: в телогрейках, болотных сапогах, с накинутыми поверх брезентовыми плащами.
— Здравствуйте. — в один голос поздоровались гости.
— Здравствуйте, здравствуйте…
— На охоту, али за рыбой собрались? — спросили прибывшие.
— Да не, мы геологи. Отработали уже. На базу возвращаемся.
— А-а-а. Понятно, понятно. А мы вот с корешем — строители местные, на охоту едем. Утка не сегодня — завтра улетит, да боровая птица сейчас к реке выходит — камни клевать на зиму. Самое время с ружьем побродить.
— Чайку не желаете? — спросил дежурный по «кухне» Петрович.
— Отчего ж? С удовольствием.
— А чего ж на ночь глядя, не страшно было по Оби то?
— Не, мы люди привычные. А ночью едем — потому как время жалко. Всего то пара выходных, если еще их на дорогу истратить, то что это за охота получится? А там в лесу у нас заимка есть, так что будет где переночевать. Кстати, вот вам печенюшек к чаю. Да вы, видать, и хлеба то давно не видели?
— Конечно, уж недели две как сухари кончились. Вот спасибо вам.
Петрович залил в чайник свежей воды, принес пару рыбных консервов сделать бутерброды из предложенной охотниками буханки хлеба, ссыпал в миску ломаное печенье, что продается на вес, без упаковок. Те рассмеялись, глядя на нашу кильку в томате. Оно и понятно — ни один настоящий сибиряк не будет есть московские консервы, разве что с большой голодухи.
— Мужики, дело такое, этот оболтус — один из охотников кивнул на молчавшего приятеля, — пронадеялся на меня, а я — дурак, на него. Во—, собрались на охоту, а патронов — раз-два и обчелся. Возвращаться — плохая примета, тогда уж лучше вообще не выезжать. Оно, вроде бы на заимке должны быть… А вдруг не будет? Не помним мы, сколько там патронов с последнего раза оставалось. Не поможете беде такой? Только у нас и денег нету — зачем в тайге деньги?
