Я с трудом сдерживал смех, поскольку выглядел профессор надутым индюком и, конечно же, не мог представить себе, что ещё за год до того, как телевизоры «Т-2» появились в открытой продаже, пятьдесят экземпляров из первой опытной партии были установлены в Кремле взамен телевизоров «Т–1 Ленинград» и поручены моему наблюдению, так что ко времени нашей первой встречи с профессором я имел, без преувеличения, самый большой практический опыт общения с этой новой моделью.
Впрочем, я не счёл нужным вступать с ним в полемику, а. закончив работу и подписав наряд, вежливо попрощался с полковником, оставив его в твёрдом убеждении, что он напрасно в течение получаса «метал бисер перед свиньями», как обычно говорят в таких случаях умные люди.
Уже назавтра я начисто забыл о профессоре, поскольку таких визитов у меня оказывалось до десятка каждый день. А вспомнил я о нём только спустя пару месяцев, когда от него поступила заявка на первый гарантийный ремонт.
Этот визит был у меня в тот день последним, дело шло к вечеру, и уже начинало смеркаться. Дверь мне открыл сам полковник. Я прошёл в комнату к столику с телевизором, поставил на пол чемоданчик и спросил, что произошло.
Однако вместо ответа профессор, с удивлением осмотрев мою «походную мастерскую», сказал:
— А где же остальная аппаратура?
В свою очередь я удивился ещё больше и уточнил:
— Какая аппаратура?
— Как какая?! — изумился профессор. — Вы что же, собираетесь ремонтировать аппарат (он так и сказал — не телевизор, а именно аппарат) с помощью одной отвёртки?!
— Почему же одной? У меня их несколько. Разных.
— Ну, знаете…
Он даже замолчал, не зная, что сказать дальше.
Я между тем включил телевизор. Через несколько секунд появился нормальный звук, но экран не светился. Привычным жестом я приложил ухо к задней стенке и услышал характерный тонкий писк строчного трансформатора. Значит, развёртка работает, а виноват наверняка один из двух высоковольтных кенотронов. Это была очень типичная и наиболее часто встречающаяся неисправность нового телевизора.
Я уже было собрался начать снимать заднюю стенку, как в этот момент в квартире погас свет.
— Вероятно, это перегорели входные предохранители, — заявил полковник. — Подождите, я сейчас пошлю за электриком.
— При чём тут электрик?! — искренне удивился я. — Где у вас щиток и пробки, я сейчас посмотрю.
— Да Вы что?! Правила техники безопасности категорически запрещают работать с силовой сетью неаттестованным работникам. А если Вас убьёт, кто будет отвечать?
Я понял, что спорить с индюком бесполезно, и сказал:
— Ладно, оставим пробки в покое, — я попробую починить Ваш телевизор до прихода электрика.
— Это как же Вы собираетесь его чинить? Без электроэнергии и в темноте?
В эту фразу он вложил весь сарказм, на который был способен.
Но тут уже и меня захватил спортивный азарт, и, кроме того, мне очень захотелось сбить с индюка его спесь.
— Давайте поступим так: я отремонтирую Ваш телевизор, как Вы изволили выразиться, без электроэнергии и в полной темноте, в течение пяти минут, уйду, не дожидаясь электрика, и оставлю телевизор включенным. А когда пробки заменят, я зайду снова. И если телевизор работать не будет, поставлю Вам бутылку хорошего коньяка. А если заработает — коньяк с Вас. Идёт?
— Знаете, молодой человек, — заверещал индюк, — исключительно для того, чтобы навсегда отучить Вас от такой самоуверенности и самонадеянности, я готов поставить Вам не бутылку, а ящик коньяка, если телевизор после такого, с позволения сказать, ремонта заработает
— Принято! — коротко сказал я.
* * *
На то, чтобы открыть заднюю стенку, снять защитный кожух со строчного отсека, найти в чемодане наощупь два кенотрона 1Ц1С, заменить их и снова закрыть обе крышки, ушло менее трёх минут.
— Ну, так я ушёл.
— Это что, уже всё???
— Я вернусь через час.
Полковник открыл мне входную дверь и, когда я начал спускаться по лестнице, вслед мне добавил:
— Чтобы Вам не искать долго, винный магазин на этой же улице, на противоположной стороне.
* * *
Я вернулся ровно через час. Свет в квартире уже горел. Дверь мне открыла жена профессора. На её лице была написана такая радость, словно она выиграла в лотерею новую «Волгу».
— Проходите, пожалуйста, молодой человек! Проходите.
Я вошёл в комнату. В углу на столике стоял телевизор, с экрана которого бодрый голос диктора сообщал данные о погоде на завтра. В центре комнаты на столе стоял ящик с двадцатью бутылками армянского коньяка.
— А где же сам профессор? — поинтересовался я.
— Вы себе не представляете его состояния, когда электрик заменил пробки, и телевизор сразу заработал. Я думала, что его хватит удар! Такой оплеухи он, пожалуй, не получал никогда. Он долго смотрел на экран, как заворожённый, потом, не сказав ни слова, пошёл в магазин, принес обещанный ящик коньяка и сказал, что ему надо срочно навестить своего больного коллегу, где он, скорее всего, задержится. Поэтому Вам не стоит его ждать.
В самом начале организации службы ремонта телевизоров нашу единственную, первую мастерскую из-за отсутствия вышестоящих структур отнесли к общей «Службе быта». А по положению, даже для самых квалифицированных работников этой службы наивысшим рабочим разрядом был 6-й разряд. Хотя на ряде оборонных заводов и в «почтовых ящиках» для наиболее высококвалифицированных рабочих предусматривались ещё два разряда — 7-й и 8-й.
Впрочем, обладателей 8-го разряда было наперечёт, и они составляли «элиту» рабочего класса. Получить 8-й разряд было совсем не просто, и для этого было необходимо сдать экзамен специальной отборочной комиссии, в состав которой, помимо руководства подразделений самого предприятия, обычно входил представитель от «своего» министерства.
Все наши 15 ремонтников к тому времени уже были «шестиразрядниками», а когда, наконец, у нас появилась своя вышестоящая организация в виде «Госрадиотреста», нам, как представителям новейшей технически сложной профессии, разрешили присваивать наиболее квалифицированным ремонтникам два высших разряда.
Среди «нахальных» претендентов, пожелавших сразу получить 8-й разряд, минуя 7-й, оказалось кроме меня ещё двое, и в их числе — Жора Ильченко.
Жора, надо сказать, был личностью неординарной, резко выделявшейся из нашего круга. К нам в ателье он пришёл, демобилизовавшись из армии, где служил в одном из подразделений новейшего рода войск — радиолокации. Был он высокого роста, необыкновенно худой, а потому всегда сутулившийся. Говорил он очень редко и очень мало, обычно приходил на работу, забирал, не разглядывая, все наряды, сколько бы их ему ни давали, так же молча уходил, а назавтра приносил все наряды выполненными.
Я не помню ни одного случая, когда бы он вернул наряд с неотремонтированным телевизором. Но самым поразительным было его техническое оснащение. У всех нас неотъемлемой частью экипировки был здоровенный «чемоданчик», битком набитый лампами, электролитами, всевозможными «строчниками» и «блокингами» от разных моделей телевизоров, не говоря уже о резисторах, конденсаторах и прочей мелочёвке. А Жора умудрялся обходиться маленьким портфельчиком, в котором, кроме тестера и паяльника, практически ничего не было, разве что две-три наиболее «ходовые» лампы для ремонта гарантийных телевизоров. Что же касается телевизоров послегарантийных, Жора предпочитал заботу о подлежащих замене неисправных лампах и других деталях поручать самим владельцам телевизоров.
Теперь самое время рассказать о другой нестандартной личности в нашем небольшом и исключительно дружном коллективе. Такой личностью был наш новый главный инженер, пришедшей к нам в ателье по распределению после окончания института связи. Звали его Георгий Павлович Самойлов, и, возможно, многие ремонтники старшего поколения знают его по целому ряду книг на телевизионную тематику.
С первой же минуты его появления у нас за ним твёрдо закрепилось прозвище «американец». Оно было впервые произнесено вслух Жорой и настолько точно схватывало самую сущность Георгия Павловича, что уже невозможно было представить его отдельно от этого определения.
Стройный, подтянутый, всегда (в отличие от Жоры) безукоризненно выбритый, с тщательно вывязанным модным галстуком, идеально отглаженными стрелками брюк, он действительно выглядел американцем, какими мы в те годы представляли их себе, ориентируясь в основном на модные журналы. Последним штрихом в этом портрете были супермодные, на толстенной подошве, типично «американские» башмаки жёлтой кожи. На этом фоне даже его слегка (совсем чуть-чуть) гнусавая речь представлялась вполне «объяснимым» акцентом.
