— Какая прелесть!
Последовало долгое молчание. Можно было бы услыхать, как дышит Мальчик-с-пальчик.
— Я не могла заснуть этой ночью, — сказала девочка. Мальчик язвительно усмехнулся и подумал: «Тебе бы молочка, лучше всего материнского…»
— Не могла заснуть, все думала о котятах, — продолжала девочка и неожиданно спросила: — Как же ты их убил?
Паренек прикусил губу, соображая. Затем он ответил спокойно и обстоятельно, стараясь придать голосу как можно больше деловитой лютости:
— Отрубил головы топором. Это — в два счета. Тем более, что и топорище смазано. А мертвые тела бросил в топку котельной. Устроил им настоящий крематорий!
— Боже милостивый, как можно быть таким жестоким!
— Пустяки! Башку долой — шкуру на распялку!
— Довольно, не надо, не надо больше!.. Девочка зажала уши, едва не плача.
— А папа еще говорил, что у тебя были слезы на глазах!..
— Брехня.
— И что тебе было трудно убивать их.
— Топор — всегда топор, особенно если рукоять хорошо смазана.
— Изверг!
— Какой есть. За это мне и жалованье прибавили.
— Я тебя больше знать не хочу. Ненавижу такого разбойника.
— А мне все равно.
У девочки больше не было слов. Не оборачиваясь, она вышла из теплицы и всхлипывала:
— И такого изверга папа защищал!..
Мальчик спокойно продолжал втыкать колышки и подвязывать гиацинты. Вспомнив насмешливое замечание продавщицы, он произнес про себя:
— Надо пить много молока, чтобы не скучать по матери…
***
Безмолвный ветер чисто вымел вечернее небо, и высокий купол Вселенной наполнился тонким звездным туманом. Подмораживало. Но на чердаке котельной царила знойная жара.
По чердачной лесенке тихонько взбиралась девочка. Она решила положить конец дерзостям этого грубого мальчишки. С матерью она договорилась о мерах: теперь, когда хозяин уехал на неделю по делам, паренек поступит в полное распоряжение хозяйки. Мать и дочь составили для него длинный список смирения: мытье полов, чистка медной посуды, штопанье носков и ко всему непременные и внушительные уроки хорошего поведения!
Она уже сейчас хотела сокрушить юношу и заранее торжествовала, представляя себе, какая горькая ненависть отразится на его лице, когда он прочтет рабочее задание на завтра. Подкравшись тихонько к двери, она хотела было постучать, но томящая жажда мести отвергла все формальности. Хозяйская дочь без предупреждения открыла дверь и вошла. Туг, однако, все заготовленные фразы и едкие слова вылетели у нее из головы. С удивлением увидела она мальчика, который стоял на коленях в углу и тихо бормотал что-то непонятное задушевным, кротким голосом, напоминающим молитву старика:
— Зверь, говорят. Изверг. Убийца… Ну какой я убийца?! Нет, никогда… никогда!
В голосе мальчика звучали нотки растроганности. Девочка не смела шелохнуться. Наконец она попыталась незаметно притворить дверь, но петли скрипнули, нарушив молитвенный покой, и мальчик испуганно вскочил.
— Ты?.. Чего тебе нужно? Уходи вон отсюда! Убирайся!
Но девочка уже вошла в комнату, и не так-то просто было заставить ее уйти. То, что она увидела здесь, потрясло ее до глубины души. Приблизившись к мальчику, она взяла его за руки и виновато взглянула ему в глаза. При этом у нее навернулись слезы, и она, потупясь, пролепетала:
— Прости, прости меня, Дед… Я вижу, что ты вовсе не злой. Теперь я буду любить тебя…
Парень вырвался от нее и ответил нарочито грубо:.
— Ну, черт побери! Да не реви ты, взрослый человек. Слышишь, что я сказал: прекрати сейчас же эти слезы и… Лучше вот посмотри.
Вернувшись в угол и став на колени, он снова начал говорить нежные слова. Девочка опустилась на колени рядом с ним. Дрогнув сердцем, прижалась плечом к его плечу. Она смотрела, как завороженная.
— Ты их чем-нибудь кормил? — спросила Мэри, которая три года провела в Швеции и писала свое имя по-английски.
— Ну как ты думаешь! — воскликнул парень с чувством превосходства. — Они уже выдули почти целый литр молока, маленькие прожоры!
Потом он, сам того не замечая, положил руку на плечо девочки и с увлечением сказал:
— Завтра я им устрою ящик с песочком.
