— Старший (Я)! Передайте строй и ко мне, — уже на твердой почве очухался «сеньор-помидор».
— Капитан 3 ранга такой-то (Я). Принять командование строем. (Есть. Взвод, слушай мою команду, «Вольно!»).
И взвод пошел дальше, косясь на комбрига и механика.
— Командир БЧ-5 подводной лодки «К-247» капитан 3 ранга такой-то.
— Покажите носки.??? Механик поставил правую ногу на носок, приподнял штанину.
— Почему в фильдеперсовых носках при партикулярном платье?!
??? Непродолжительная немая сцена. Но механик был не из тех, кого легко можно чем-то ошарашить.
— Виноват, товарищ капитан 1 ранга!
— То-то, устранить.
???? Есть, товарищ капитан 1 ранга! Разрешите идти?
— Идите.
Строй с нетерпением ждал своего лидера перед камбузом.
— КГДУ-раз, покажите носки!
— ???? Вот совканолевые, уставные.
— Хм, как у меня. Комдив-раз, почему у вас КГДУ-1 в фильдеперсовых носках при партикулярном платье? Безобразие, устранить!
— Есть устранить. Разрешите после обеда?
— А как будешь устранять?
— Сменю носки или платье. А это комбриг так спросил? — прозрел интеллектуал КГДУ-1.
— Ну, да.
— Ну, гигант! Ну молодчина! — зауважали офицеры комбрига-самодура еще больше.
16.04.2002
Взялся за гуж — не говори, что не дюж.
(пословица)
Плавно Амур свои воды несет… а по нему вниз по течению столь же плавно несет необычный водный караван морской буксир, совершенно не напрягаясь, тащил открытый док типа «Амур», в котором было что-то старательно спрятано под маскировочными сетями. В корме дока ютился небольшой речной буксир.
Заканчивался сентябрь. Вода в реке и нерест лосося пошли на убыль. Было пасмурно, прохладно и пустынно. Иногда на берегу появлялся лось, иногда хозяин тайги медведь, а иногда — и сам хозяин округа, нанаец. Поглазев на непривычную картину, каждый из них величаво удалялся по своим делам: «Поздновато будет, однако…»
На плавучем же острове жизнь шла своим чередом, только в более быстром темпе, и центром ее был док и то, что в нем было спрятано. А скрывался под маскировочными сетями головной заказ — ПЛА проекта 671ртм, это которая «Виктор-3» по НАТОвской классификации. Экипаж вместе со сдаточной заводской командой сплавляли его в славное Приморье для укрепления обороноспособности нашей необъятной Родины, тогда еще — Союза.
Закончилась суета и суматоха швартовых испытаний и такого серьезного дела, как «отход». Впереди — гонка и горячность ходовых и Государственных испытаний. А теперь, на речке — самое время передохнуть и расслабиться, но энергичные партполитработники старательно отрабатывали свой кусок хлеба с маслом и беспощадно терзали народ собраниями, совещаниями, политинформациями и прочей белибердой.
Но — супротив природы не попрешь. А природа: бескрайний простор, тишь, глушь, безлюдье — все настраивает на философский лад. От вселенской тоски страшно хотелось чего-нибудь выпить. И заводская сдаточная команда глушила вовсю — благо спирта немеряно. Экипажу оставалось только облизываться. Правда, заслуженных подводников — командиров боевых частей и дивизионов — сдаточники с удовольствием приглашали в гости, и те оттягивались в меру сил и возможностей.
Командир второго электротехнического дивизиона, старый и утомленный службой капитан третьего ранга, бывалый подводник, вылез через люк своего отсека, уверенным движением поправил пилотку и сигарету за ухом и подозрительной походкой отправился в корму. Группа лейтенантов в курилке правой башни дока с любопытством наблюдала за действиями скитальца подводных орбит.
— Наверно, забыл, что мы не на плаву, и пошел в корму по малой нужде!
— Наверно…
Комдив тем временем перешагнул через закрытый кормовой люк, с тоской потрогал сигарету за ухом (курить на надстройке лодки не позволял этикет) и глянул за борт.
Перед глазами разверзлась бездна! Вместо водной глади у ног внизу смутно просматривалась гладкая стапель-палуба дока — с десятиметровой высоты…
От неожиданности комдив пошатнулся, его качнуло вбок, наклонило вниз, он взмахнул руками и…
Нет, трагедии не произошло. При взмахе хилые руки подводника наткнулись на натянутую сверху маскировочную сеть и вцепились в нее мертвой хваткой. Ноги в кожаных тапочках скользнули вниз по резине корпуса, и командир дивизиона уверенно повис на маскировочной сети, как флаг в мертвый штиль на кормовой надстройке. Причем, все происходило в абсолютном безмолвии: ни оха, ни аха, ни вскрика, ни мата. Через несколько секунд, сбросив оцепенение, группа лейтенантов через пожарный трап бросилась к комдиву. Но корпус лодки круглый, и до повисшего комдива просто так не дотянуться.
— Держитесь!.. Сейчас… Пояс страховочный принесем!..
Колебания висящего каскадера давно затухли, комдив с жутким спокойствием висел над пропастью, и на голосовую связь не выходил.
Через полчаса появился с трудом найденный и не менее трезвый боцман с цепями и страховочными поясами. Дотянувшись, одели страховочный пояс на комдива, а цепи пристегнули к страховочному устройству.
— Все, отпускайте руки! Слышите?
Слышать-то, вроде, слышит, да не отпускает. Держит! Подергали — зашатались стойки, поддерживающие маскировочную сеть. Не отпускает! Что делать? Самым сообразительным оказался командир электротехнической группы, он же — первый заместитель комдива в бою и труде. Сбегал за ножницами дотянулся кое-как, и вырезал дырки в сетке. Поймали комдива, а он в обморочном шоке, отнесли и уложили в каюте, установив наблюдение. Пальцы разжались и выпустили обрезки сети только через полтора часа. Проспал каскадер глубоким сном больше двенадцати часов — до следующего подъема Флага. Проснулся, как ни в чем ни бывало. А на восторженные рассказы о выдержке своей и выносливости небывалой отвечал небрежно и неподражаемо: «Да ты что? Ни хрена себе…»
У-у, коммунистка! или монголо-советский инцидент
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
(большевистский лозунг)
— Ну, твою мать, только этого мне не хватало на мою седую голову!
Командир кривил душой. За долгие годы подводной службы волосы начисто покинули командирскую голову, так и не успев поседеть. Правда, лысина слегка прикрывалась «вороньим гнездом» — этакой прической, где волосы для маскировки брались с висков и затылка. Командир экипажа атомной ПЛ возвращался в свой спальный вагон с пол-бутылкой водки, изъятой у матросов. Экипаж следовал на межпоходовую подготовку железнодорожным транспортом из Владивостока в Обнинск. Такое «счастье» свалилось на седую голову впервые. Обычно летали с Камчатки самолетом. А тут экипаж с головной лодки застрял в Приморье в Большом Камне. Наступил долгожданный отпуск, а за ним пришла директива, в которой вид транспорта смутно угадывался в лаконичной формулировке: «экипаж отправить в полном составе установленным путем… срок прибытия…» — поездом, короче.
Транссибирский экспресс «Россия» проносился по безлюдным Забайкальским просторам. Суматоха и неразбериха сборов, посадки и отправления позади. Подводники от души отметили отъезд, опохмелились и приутихли — пить больше нечего. Можно бы расслабиться и командиру — так нет, где-то в Улан-Удэ села в поезд(до Урала) женская делегация соцстран, возвращавшаяся из Монголии, и именно в тот СВ, где ехал командир. Расслабляйтесь, товарищ!
Отношение к женскому началу Инь у командира было достаточно своеобразным, что-то среднее между любовью и ненавистью. Причем, если первое чувство было несколько вынужденным, то второе — почти искренним. Слишком быстро взрослеющая дочь, Родина, Партия, жена, теща… все они постоянно требовали этой самой любви, заботы, внимания, долга и самоотдачи. С возрастом неумолимо наступал дефицит искренности, и чувства самопроизвольно превращались в прямо противоположные (закон единства и борьбы, помните?)
Командир был одет по форме — китель на тельняшку. Вызывал начальник поезда. Какая наглость! Наверняка там до этого успел побывать замполит и настучал о «слабостях» экипажа. А сам, как верный слуга партии — в кусты. Вот и пришлось выслушивать от этого паровозного извозчика о долге, чести, достоинстве и хороших манерах. Оказывается, эти бабы-коммунистки будут ходить в вагон-ресторан через вагоны с экипажем лодки. Потому надо принять меры… Тьфу.
Командир прошелся по вагонам и проинструктировал экипаж — всем сидеть в своих купе, носу не казать, не выглядывать даже. Нашел у матросов и изъял пол-бутылки водки, пригрозил арестом. Со смурным настроением и невеселыми мыслями вернулся в свое купе спального вагона. Ехал один.
В составе женской делегации были представительницы соцлагеря и стран социалистической ориентации — всего около пятнадцати единиц. Руководителем этой женской комсексбанды, естественно, была наша коммунистка — бой-баба лет сорока (коня на скаку остановит, в горящую избу войдет). Вынужденное соседство ее тоже озадачило. Знаем мы этих подводников! Как ни крути — мужики-то одни… А у нее контингент противоположного пола от тридцати до сорока, и тоже не железные пролетарки, из Монголии возвращаются. А ну как… соединятся?! Во избежание неожиданностей тоже сходила к начальнику поезда, познакомилась с подводницким замом и тоже проинструктировала своих комтеток. От такого сообщения азиатки — корейка, вьетнамка и камбоджийка-кампучийка — только робко глаза опустили; у монголки в зрачках застыли ужас и недоумение. А вот европейские «демократки» не испугались вовсе, и даже наоборот, оживленно галдя, начали краситься и ажурные колготки напяливать — мол, ничто человеческое нам не чуждо… Вот ведь стервы!
