Я решил сделать последнюю попытку:
— Послушай, шлемазл! — сказал я этому Рэксу. — У тебя хоть с твоим Шефом есть Контакт?
— Какой еще «контакт»?
— Телепатический, — терпеливо объяснил я.
— А что это такое?
— Ну, Он тебя понимает?
— Нам достаточно того, что я Его понимаю. Он приказывает, я делаю. А больше нам ничего не положено.
— Но ты можешь рассказать ему все, что я тебе говорил? — продолжал допытываться я.
— Стану я ему забивать голову всякими Кошачьими бреднями!
Вот тут я унизился до того, что не вмазал ему по рылу за такую в высшей степени оскорбительную фразу, а покорно попросил еще раз:
— Может быть, Ему это не покажется такими уж бреднями. Попробуй, Рэксик, а?..
— Какой я тебе еще «Рэксик»?! Ты как разговариваешь с полицией?! вдруг зарычал этот болван и рванулся ко мне.
Я сходу врезал ему пару раз по харе когтями и мгновенно очутился на крыше кабины.
— Эй, Кыся! Ты чего собачку обижаешь? — крикнул мне Водила.
Впервые в жизни мне дико захотелось выругаться страшным Человеческим матом! И чем грязнее — тем лучше… Мне захотелось выплеснуть на голову этой тупой полицейской Псине поток всех возможных и невозможных Людских матерных слов в самых чудовищных и тошнотворных комбинациях, которые я когда-либо слышал у нас в России!
Но матюги так и застряли у меня в глотке, потому что полицейские сказали всем «Гуте райзе!» — что-то вроде «Счастливого пути…», втащили своего озверевшего болвана Рэкса в машину и уехали. А мы с Водилой остались нос к носу с Лысым и Аликом.
Вот когда я понял, что нам с Водилой надеяться не на кого! Если мы не спасем себя сами, нас никто не спасет. Тем более, что в руке у Алика снова появился его большой пистолет.
Неожиданно в моей голове вдруг возник негромкий голос Водилы: «Не психуй, Кыся. Не дергайся. Как-нибудь выгребемся. Ты там сверху приглядывай за Аликом. Вдруг он стрелять захочет…»
Вслух же Водила сказал:
— Ну что, будем перегружать вашу пачку?
— Вот это молодец! — восхитился Алик. — А я уж думал, что тебя придется снова уговаривать.
И Алик выразительно помахал пистолетом.
— Пять штук на дороге не валяются. А если потом еще с каждого рейса так же… Как говорит мой Кыся — чего мне хвост задирать и зубы скалить? — ухмыльнулся Водила.
— Ах, у тебя еще и Кот говорящий?! Ну, ты грандиозный мужик!
Алик был удивительно артистичен! Он все время во что-то играл. В «милую мальчишескую беспечность» и «хорошее настроение» с дорожной полицией, в «восхищение» моим Водилой, в «простоту» и «рубаху-парня», в «располагающую открытость». Играл широко, легко, без пережима, целиком отдаваясь только что сочиненному образу.
Однако, с Лысым он был строг и неумолим. Но это тоже была своего рода игра — этакий маленький спектакль в расчете на трусливого и неумного зрителя.
Иногда он терял над собой контроль — всего лишь на секунду, и глаза его становились жесткими, слишком явно оценивающими каждое чужое движение, каждое слово, каждую интонацию. И я видел, что выстрелить он был готов в любое мгновение.
Ах, если бы он мог сам перегрузить эту дурацкую «фанерную» пачку с кокаином в сто семьдесят кило весом в свою «Тойоту»! Он бы просто не медля, по выражению Бармена, «отправил бы гулять по небу» и Лысого, и моего Водилу. В таком деле — лишние люди никому не нужны. Это мне еще по дороге Водила объяснил.
Я мотался по крыше кабины и по верху фургона, стараясь все время находиться над Аликом и его страшненьким пистолетом. Волей-неволей я пытался настроится на ЕГО волну, чтобы попробовать хоть как-то предупредить грядущие события. Мысленно я призывал на помощь все наше Кошачье-Котовое НЕОБЪЯСНИМОЕ — то, что дает нам возможность непонятным образом ПРИДВИДЕТЬ СЛУЧАЙ…
В чистом виде я этого так и не смог сделать — он был слишком сильной личностью для меня! Но внезапно я понял, что зато установил с Аликом какой-то странный, необычный, Односторонний Контакт. По принципу — я тебя вижу, а ты меня — нет. То есть, я для него оставался закрыт, а он для меня — будто голенький…
Я увидел, что он страшно нервничает! Не потому, что, как только кокаин будет перегружен в его машину, ему придется отправить на тот свет двух человек. Это дело привычное. Это, в конце концов, его профессия. А вот то, что обычная, паршивенькая дорожная полиция совершенно случайно заехала в эту идиотскую «Зону отдыха» и внесла в свой компьютер данные документов моего Водилы, Лысого, а вместе с ними и Алика, — вот это может грозить осложнениями. Естественно, после того, как найдут трупы этих русских.
Кстати, по пять тысяч долларов на трупах нужно будет оставить. Такие деньги — не стоят пачкотни. Как обычно, полиция отнесет это к разряду «внутренние разборки русской мафии». А деньги (если они, конечно, долежат у покойников до приезда полиции!) будут лишним подтверждением этой славной версии. Теперь такое стало в Германии столь привычным, что перестало быть сенсацией. Ну, мюнхенский «Абендцайтунг» напечатет фотографии застреленных и выдаст крупный бездарный заголовок: «Кремль протягивает щупальцы к Баварии!». Русскоязычная берлинская газетка «Европа-Центр» опубликует небольшую заметочку, подчеркнув, что у них в Берлине еще не то бывает!.. Наверняка, откликнется многостраничный и тоже русский Лос-Анджелесский альманах «Панорама» — у них здесь есть свой корреспондент. И все!..
На следующий день уже все об этом забудут, потому что в мире есть вещи поглобальнее — Босния, Чечня, землетрясения, наводнения, извержения вулканов, неонацизм и скандальные разводы принца Чарльза с принцессой Дианой или манекенщицы Клаудии Шифферс с фокусником Давидом Копперфильдом.
Алик же завтра утром сдаст товар кому надо, получит гонорар за доставку и устранение двух свидетелей, заберет свою маму и укатит с ней в Италию, в Лидо-ди-Езоло, где на пятнадцати километрах пляжной косы умудрилось расположиться пятьсот отелей любого калибра! Поди-ка, найди там Алика. Тем более, что они с мамой покатят туда совсем не с теми документами, которые зарегистрировал компьютер дорожной полиции. И уж, конечно, не на этой машине…
* * *
Он покажет маме Венецию — туда всего полчаса езды по хорошей дороге, покатает маму на гондоле по всем вонючим веницианским каналам, и гондольеры в одесских соломенных канотье с яркими лентами на тульях будут говорить маме — «синьора» и вежливо помогать ей сесть в гондолу и выйти из нее. Алик повезет маму на три знаменитых островка в Венецианском заливе — Бурано, Мурано и Торчелло. И вместе с нею будет восхищаться виртуозностью потрясающих стеклодувов, шататься по узеньким островным улочкам шириною всего в два-два с половиною метра…
Неделю тому назад на Мурано, именно на такой улочке, Алик застрелил какого-то иркутского не то градоправителя, не то банкира… Кто? Что?.. Этим Алик никогда не интересуется. Он получает заказ, аванс, один час летит из Мюнхена в Венецию, полчаса на катере до Мурано, еще полчаса на острове, а затем обратно.
Утром после завтрака с мамой вылетел, к обеду уже вернулся домой. Мама очень не любит, когда Алик опаздывает к обеду.
А двадцать пять тысяч долларов — «на дороге не валяются», как сказал этот здоровый русский шоферюга из Питера.
Вот его почему-то Алику жалко… То ли потому, что он с котом ездит, то ли еще почему. Но жалость для Алика — непозволительная роскошь, и он тут же отметает от себя это непривычное для него ощущение
Все-таки есть достаточно серьезная опасность, что Алика могут вычислить. Особенно, если это дело полиция не спустит на тормозах и за это возьмется «Крипо» — криминальная полиция. Там сидят ребятишки серьезные…
* * *
Ну, да Бог не выдаст, свинья не съест! Как говорится, овчинка стоила умылся и переоделся, я попытался зазвать его в фургон, чтобы показать ему
Из России пареньки-«исполнители» или, как их теперь стало модным называть — «киллеры», всего за три тысячи баксов в Америку летают. Плюс, конечно, дорога туда и обратно. А Алик только один аванс получил пятьдесят тысяч. Не долларов, а немецкими марок, но тоже неслабо. Особенно, если учесть, что завтра при расчете он еще столько же получит!..
Многих слов в мыслях Алика я не понял. За шесть лет своей сознательной жизни я, например, впервые услышал такое, как «абендцайтунг», «принц», «панорама», «венеция», «компьютер», «гондола», «виртуозность» и «неонацизм».
Но я понял главное — как бы Алик ни старался казаться спокойным и веселым малым с пистолетом в руках, нервно он был взвинчен до предела! И поэтому невероятно опасен.
А во-вторых, что бы Алик в эти минуты не болтал Лысому и моему Водиле о «дальнейшем сотрудничестве», он уже бесповоротно приговорил их к смерти. Прямо здесь, в десяти километрах от Мюнхена. В этой слабоосвещенной придорожной «Зоне отдыха»…
