А как просто все теперь. Без него.
Он вскочил со своего места и сунулся к девчонке-бариста. Как-то очень свирепо ткнул пальцем в витрину и рявкнул: «Печенье свежее? Давайте! Коробку. Видите, я заказал! Карту принимаете?»
К счастью, карту принимали, и, расплатившись, Роман, уже не глядя на Женю, пулей вылетел из кофейни, прихватив упаковку разноцветных макарунов. Не парижские пирожные, но какая теперь-то разница?
Словно десятибалльное землетрясение
Что бы ни придумывала Женя про их встречу с Романом, в одном совсем не ошиблась – она выбила почву у нее из-под ног. И теперь ей снова долго и упорно придется искать равновесие, чтобы не вспоминать каждые пять минут о стихийном бедствии, каким стал для нее Моджеевский. Ворвался в ее жизнь глобальным катаклизмом, и исчез, разрушив все, словно десятибалльное землетрясение.
Думать о чем-то другом не выходило. Женя снова и снова вспоминала сегодняшнюю встречу и те несколько месяцев, которые они провели вместе. Снова и снова она озадачивалась вопросами, которые с таким трудом заставила себя оставить в прошлом. А теперь к ним добавились еще и новые.
Зачем он приходил? Зачем он, черт побери, на самом деле приходил? В заботе о Юльке? Чепуха. Не сходится. Он, конечно, любит причинять добро. Уж эту его черту Женя знала слишком хорошо. Но можно подумать, его и правда волнует, что происходит с младшей Жениной сестрой!
Ответы не находились. Женя кружилась больным животным в замкнутом кругу собственных мыслей и вынужденно загоняла себя в прошлое. В их последний вечер. На ту проклятую вечеринку. Когда видела, когда чувствовала – что-то случилось. Но легкомысленно полагалась на то, что Роман всегда знает, как правильно. Впрочем, он действительно знает. И поступает сообразно. Ему было плохо – он принял правильное решение. Для себя. Сама Женька – допустимые потери для таких, как Моджеевский. Одной больше, одной меньше.
И только Юлька совершенно не вписывалась в эту концепцию. Зачем Роману беспокоиться о чужой для него девчонке? Глупо и не логично.
Понимая, что вновь идет по своим же собственным следам, Женя вздыхала, вертелась в постели и надеялась на спасительный сон. Но стрелки равнодушно отсчитывали часы, а она по-прежнему бродила в лабиринтах безответных вопросов.
Уже перед рассветом, когда все еще темно, но чокнутые птички начинают отчаянно орать под крышей, Женя смирилась с неизбежностью бессонной ночи и безрадостностью наступающего дня. Кроме того, о себе настырно напоминал желудок, в кои-то веки требуя еды.
Вечером, после того, как отец привез ее домой, она отказалась от ужина и под пристальным взглядом Андрея Никитича ускользнула в свою комнату, чтобы поутру на цыпочках прокрасться в кухню, где можно выудить из холодильника подходящие для бутербродов продукты и спустя десять минут устроиться на стуле с чашкой чая и телефоном. Все же стоило узнать, что именно так смутило Романа и при чем здесь вообще Юрага.
Второе стало очевидным сразу же, едва она заглянула в профиль сестры. Бывший коллега и нынешний сосед мелькал почти в каждом Юлькином посте. Из увиденного Женя сделала два важных для себя вывода. Артем читает лекции в Юлькиной группе, а сама Женька, отвыкнув от прелестей виртуала, пропустила, кажется, важное в жизни сестры. Но главное оставалось ею не понятым: связывает ли Юльку и Юрагу что-то еще? То, на что так упорно намекал Роман.
Женя снова полистала публикации мелкой в попытке разобраться, но ей отчаянно мешал собственный организм. В голове медленно нарастала боль, а голод уступил место тошноте. Проведенная без сна ночь не добавляла ни сил, ни бодрости. Спасибо Моджеевскому, продолжавшему оставаться стихией в Жениной жизни, навязывая свои правила. Или это потому что он стал ее главным мужчиной, к чьим словам хочется прислушиваться?
Женька глянула на часы – пора собираться на работу. Но черта с два после своего увлекательного времяпрепровождения вечером и ночью она сможет доплестись до университета, а не то что отсидеть там положенные девять часов.
И набравшись смелости (или наглости, тут как посмотреть), Женя решительно набрала Горбатову. Та после возобновления финансирования фонда Моджеевского несколько сменила гнев на милость и теперь полыхала праведным огнем на пару дней в неделю реже.
- Доброе утро, Евгения Андреевна! Что-то случилось? – услышала Женя после четвертого гудка и почему-то была уверена, что главдракон уже не то что не дома, но даже и не в дороге. А сидит в своей пещере и, таким нетривиальным способом взывая к совести окружающих, трудится во благо родного университета и ради закрытия финансового года. И даже Горбатовский вопрос прозвучал весьма укоризненно, будто она заранее знала, зачем Женя ей звонит.
- Любовь Петровна, - вкрадчиво проговорила Женька, – я очень плохо себя чувствую. Можно дома поработаю?
- Давление? – демонстративно попыталась проникнуться Горбатова.
- Ну да, давление, - подхватила Женя.
- Хм… угу… а что там почасовки? Всех внесли? Я учебному отделу давала распоряжение до пятнадцатого все сдать, позже не примем.
- Все сделали, еще вчера, - торжественно доложила Женя. – Домой не ушли, пока не разнесли.
- Хм… - чуток озадаченно пошамкал пастью главдракон, совершенно точно засекший накануне Женю с господином Моджеевским в кофейне напротив корпуса. Они столь горячо общались, что Горбатова едва отлепилась от витрины и пошла своей дорогой, чтобы не заметили. На фоне возобновленного финансирования и приглашения главного олигарха Солнечногорска на прием к ректору – это свидание казалось весьма пикантным. Еще пикантнее выглядело сегодняшнее недомогание госпожи Малич, но говорить об этом прямым текстом самой наблюдательной из всех наблюдательных рептилий было как-то не с руки. Потому она деланно строгим тоном предпочла уточнить:
- А стипендия? Наташа без вас справится одна?
- Конечно! – заверила Женя. – Вы не переживайте, Любовь Петровна. Я сегодня отлежусь, завтра буду. Все сделаем вовремя.
- Но мы же сможем предварительно посчитаться в пятницу? Или как? С учетом темы «Горизонт»? – не отставала Горбатова, жаждущая подробностей, но не представлявшая, как до них докопаться.
- И расчет обязательно сделаем, - Женя сейчас могла пообещать Горбатовой даже достать Луну с неба, только бы она ее отпустила. – С учетом всего.
- Хм… ну да… хорошо… с давлением шутить нельзя, с ним лучше отлежаться, - наконец проговорила Горбатова. – Вы уж… поаккуратнее там, Евгения Андреевна.
- Да, конечно, - энергично закивала Женька, от радости не соображая, что главдракон ее не видит. – Спасибо вам, Любовь Петровна.
Женя попрощалась, отключилась и снова сунулась в список контактов. Она набрала Юрагу и вновь вслушивалась в гудки, надеясь, что он не спит и что в Солнечногорске. Вот уже пара месяцев, как он жил на два города, и Женя об этом знала. Как и о том, что он работает в вузе, вычитывая какой-то предмет внешним совместителем. И эта работа ему даже нравится, пока он неутомимо подыскивает что-то всерьез и надолго. Но в Солнечногорске все, что «всерьез», принадлежит Моджеевскому. А то, что «надолго» - не всегда соответствует амбициям. На компромиссы, как это было с университетом, Артем уже не соглашался, однажды, во время очередной их прогулки, заявив, что на меньшее, чем «работа мечты» он уже не пойдет. Не в том возрасте, чтобы писать черновик собственной жизни.
Они теперь часто гуляли вместе. Так получалось. После памятной встречи в выходной день на набережной, когда Юрага шел с вокзала, он приложил все усилия, чтобы убедить ее на совместный променад уже на следующий день, в воскресенье. А там и до субботы недолго – всего лишь пять рабочих дней. Они наконец перешли на «ты» и перестали шарахаться друг от друга. Бродили по набережной, кормили птиц, обсуждали любимые книги и фильмы, которые у них часто совпадали. Оказалось, что оба неплохо разбираются в архитектуре, которую Артем «прощупал», еще учась в универе, когда участвовал в разработке проекта строительства, а Женя просто любила, с самого рождения живя в Гунинском особняке. С ним было… интересно. Даже весело. И он умел поднять ей настроение или согреть – угостив чашкой чаю в промозглый день. И еще – исправно возил ей те самые столичные пироги, пришедшиеся им по душе.
