Как странно: здесь за полярным кругом он, полуживой, сидит под снегом… А далеко, в Питере, его мать и отец, наверное, как раз сейчас говорят о нём или вспоминают. Мать он не видел с начала службы, а отец приезжал к нему в Воркуту, когда он лежал в госпитале с мениском. В памяти всплыла операционная. Он лежит на операционном столе и женщина врач, в маске и белом халате, проводит скальпелем по его колену. Под остриём скальпеля расползается в стороны не видавшая дневного света плоть… Он ничего не чувствовал, обколотый новокаином, но от вида разрезаемого тела ему стало нехорошо. Он издал сдавленный хрип, и врач, спохватившись, задернула у него перед лицом белую занавеску… Митяй замотал головой, прогоняя сон. Он снова кусал губы, грыз пальцы, хлестал себя по щекам и держался.
Борьба со сном – страшная битва. Так и хочется подержать глаза закрытыми только чуть-чуть, только на одно мгновение подольше. Отключиться на долю секунды и сразу назад. А поддашься слабости, закроешь глаза, и всё – смерть. Время шло. Пробивать дыру в крыше уже не было сил. Митяй медленно засыпал. Бей себя по щекам, не бей – есть предел человеческим возможностям. «Как глупо! Осталось служить всего-то полгода! Обидно…» Глаза слипались, Митяй проваливался в пустоту. Пальцев рук и ног он уже не чувствовал. Становилось тепло…
И тут, на грани жизни и смерти, в его замерзающем мозгу проснулась одна последняя искорка сознания. Митяй отчетливо, ясно понял, что продолжать сидеть в яме, пусть даже ещё одно самое маленькое мгновение, равносильно смерти. А он всем своим существом хотел жить. Ему было для чего жить! Собрав в онемевший кулак весь остаток своих самых последних сил, Митяй выбросил руку вверх, пробивая толщу нанесенного снега. В глаза ударил яркий солнечный свет. Через образовавшуюся дыру отчетливо было видно голубое небо и большое желтое солнце.
Закоченелый, в полуобморочном состоянии, он увидел перед собой это голубое небо и рванулся к нему, остервенело раскидывая во все стороны закрывавший небо снег. Выбравшись на поверхность, он, с трудом разгибая окоченевшие конечности, поднялся на ноги и, качаясь, огляделся вокруг. Он стоял в десяти метрах от казармы. Впереди, спиной к нему, выстроившись цепью, медленно шли солдаты. Длинными жердями они прощупывали снег, ища его тело. Они уже прошли его метров на тридцать.
Крикнуть что-либо у него уже не было сил. Митяй захрипел. Ноги его подкосились. Он повалился на снег и потерял сознание…
Очнулся Митяй в тёплой казарме, укутанный двумя шерстяными одеялами.
– Ну, ты, братан, даёшь, – сказал ему сидевший возле его койки черпак-узбек. – Пят часов тебя нет. Замерз, думал. Совсем готов уже…
Опухшее лицо Митяя просветлело, он улыбнулся: «Балтика не мерзнет, Балтика синеет», – с трудом шевеля искусанными губами, проговорил он.
– Я тут, слюший, иду, иду с палка, оглянул, а там сугроба разрытый и ты лежишь, как мёртвий… А ты совсем живой!
Митяй приподнялся на кровати и пальцами, с которых уже начала сходить кожа пожал узбеку руку:
– Спасибо, мужик, – хрипло проговорил он.
При обнаружении вспышки ядерного взрыва самое главное – это повернуться к нему спиной, чтобы сталь со штыка не капала на казенные сапоги.
К затерянному в снегах Заполярья посёлку нефтяников Харасавэй, приближался новый 1993 год. Для Митяя и его однопризывников это был их последний Новый Год на службе. Весной им предстояло увольнение в запас. По этому знаменательному поводу уже давно томилась за котлом в кочегарке надёжно скрытая от офицерских глаз двухсотлитровая бочка браги. Всё предвещало весёлый праздник.
– А может, братан, самогон сварганим? – предложил вдруг Митяю его закадычный друг Володя Шикера, коренастый здоровяк из Севастополя. – Мне эта брага уже вот где, – он выразительно провёл ребром ладони по горлу. – Голова от неё тяжелая.
– Раскатил губу, – добродушно протянул Митяй, – первач он, конечно, хорошо, только из чего змеевик делать будешь? Ты думаешь, тебе первому эта гениальная мысль в голову пришла? Было б из чего… давно б уже сделали, – и он обвёл грустным взглядом казарму.
Володя почесал затылок. Действительно, с тонкими трубками, необходимыми для изготовления змеевика, на точке были проблемы. Эх, жаль. Самогон очень бы в тему пришелся. Это факт. Ну, да ладно. Брага, значит, брага… Ему живо вспомнился прошлый Новый Год. Тогда деды выкатили целую бочку браги на всю казарму. Это был редкий случай – пить дали добро всем, даже духам. Гудели всю ночь. Не перепился тогда только ленивый. В конце вечеринки от бочки уже отползали.
– Помнишь, как мы в прошлый Новый Год погудели? – Володя повернулся к Митяю, улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям.
– А то! Тогда на утреннем построении два духа из строя прямо под ноги замполиту выпали. Такое разве забудешь!
Митяй усмехнулся, вспоминая перекошенное бессильной злобой лицо майора Станилэ. Его блуждающий взгляд в мечтательной задумчивости скользил по казарме. Тут в его мозгу как будто сверкнула вспышка молнии. Взгляд остановился на занавесках:
– Зёма, глянь-ка на светозащиту, – тихо проговорил Митяй рукой поворачивая голову друга в сторону окна.
Шикера посмотрел в указанном направлении и остолбенел. Тёмные светозащитные одеяла на окнах аккуратно висели на тоненьких дюралевых трубках!
– Да ты, гений!!! – от избытка чувств Шикера со всей молодецкой силы хлопнул друга по крепкой спине.
– Ну, ты руками-то поосторожнее, – добродушно буркнул Митяй. – Сейчас духов зашлю, пусть на верёвочки перевесят, – кивнул он на занавески.
На изготовление первого на радиолокационной точке Харасавэя самогонного аппарата ушло два дня. За день до Нового Года всё было готово. Изобретать велосипед нужды не было. Конструкция аппарата была до гениального проста. На электрическую плитку поставили пятилитровую железную банку из-под томатной пасты. Вверху банки проделали отверстие и вставили свернутый спиралью змеевик, ловко смастряченный из дюралевой трубки от занавесок. Герметично запаяли основные соединения, и аппарат был готов.
Готовый прибор разместили в радиолокационном посту Володи Шикеры. Его индивидуальный боевой пост располагался в ста метрах от казармы, рядом с вращающейся антенной локатора, в небольшом защитного цвета вагончике-кунге. На этом посту, во время своего боевого дежурства, Володя наблюдал на экране монитора за зелёными точками воздушных целей обнаруженных радаром и сообщал о них на КП (Командный Пункт), где дежурил радистом Митяй. Установив самогонный аппарат в укромном углу кунга, друзья вывели трубку змеевика через отверстие в стенке, на улицу, прямо в сугроб. Конец трубки они опустили в стеклянную банку.
Железную банку из-под томатной пасты заполнили брагой и включили плитку. Пар услаждая слух, заклокотал по дюралевой трубке из кунга на улицу. А там минус тридцать. Лучшего охлаждения для самогонных испарений и не придумаешь. Процесс пошел. За час набегала целая майонезная баночка чистейшего, как слеза, семидесятиградусного первача! Пальчики оближешь. Никто даже не ожидал, что всё так здорово с первого раза заработает. Володя Шикера, сидел на своем боевом посту и параллельно с ведением зеленых радарных целей внимательно наблюдал за температурой кипения браги, периодически регулируя нагрев плитки. Тут главное не прозевать. Отвлечешься и… будет как у Малоивана в кочегарке, так рванет, мало не покажется…
В новогоднюю ночь в кунге у Шикеры уже стояла, источая божественные ароматы, трёхлитровая банка первоклассного самогона. Всё было готово к празднику. Было около двух часов ночи. Так получилось, что сама новогодняя полночь уже прошла. Из-за издержек военной службы Митяй провел её на боевом дежурстве, на КП. Но это были мелочи. Впереди была ещё целая новогодняя ночь, которая обещала быть незабываемой. Сам Володя только что заступил на вахту и теперь ждал друга, который должен был зайти после смены с дежурства. Планировалось отметить по стаканчику в кунге, а потом Митяй должен был принести банку в казарму и повторить прошлогодний фурор, но уже на качественно новом уровне. Ребята были оповещены, и спать в эту ночь в казарме никто не собирался.
В это самое время Митяй, сидя на КП, отбивал ключом морзянку и с нетерпением поглядывал на часы… Скорей бы развод…
Наконец подошло долгожданное время смены вахты. Митяй снял наушники и, передав пост сменщику, направился к выходу. «Ну, сейчас оторвёмся!» – крутилась в мозгу озорная мысль. Он оглянулся по сторонам с нетерпением, ища глазами лейтенанта Гонгадзе, разводящего смены.
– Потерял кого-то, Федотов?
Хорошо знакомый хриплый голос заставил Митяя вздрогнуть от неожиданности. Он обернулся и нос к носу столкнулся с ехидно улыбающейся физиономией замполита части, молдаванина майора Станилэ. Это явление замполита народу ничего хорошего не предвещало. Митяй и Станилэ не любили друг друга. Не сошлись, как говорится, характерами.