Этот, из Варшавы был тоже не лыком шит и предпочел свалить ответственность на местных товарищей. Узнав, что до упомянутых Пшекор всего двенадцать километров, вызвался предоставить в распоряжение председателя свою машину с шофером. Председатель машину принял, но в качестве сопровождающего решил направить заведующего отделом культуры, а самому не ехать.
И тут пошли сплошные осложнения. Началось с заведующего отделом культуры, которого никак не могли разыскать. По слухам, он с утра был на рыночной площади. Послали за ним шофера, и тот тоже пропал. Розыски потерявшихся входили в обязанность специального отдела местной милиции, но в помещении милиции не было ни души. «Или тоже торчали на площади, или специально попрятались, — с горечью подумал председатель совета. — Скорее всего второе». Посланец ЦК, человек умный и опытный, твердо придерживался раз выбранной линии: не принимать личного участия ни в каких событиях, ни в какие конфликты не вмешиваться. Золотое правило! Вот почему представитель ведущей и направляющей и глава местной власти застряли в дежурке больницы, куда дежурная сестра, она же кузина жены предсовета, доставила в необходимом количестве укрепляющее и подбадривающее средство из запасов ординаторской. А на розыски затерявшихся выслали персонал морга.
«Опель» спортивного комментатора из гданьской газеты был машиной надежной, но с покрышками по всей Польше дело обстояло весьма неважно. Одну сменили в Пасленке, и это пока не доставило проблем. Однако в Нидзице уже пришлось обратиться в вулканизационную мастерскую. И только под двойным нажимом — мощным воздействием представителей прессы и значительной суммы наличными — удалось заставить рабочих мастерской залатать покрышку немедленно, а не через «недельку».
В восемнадцать десять, под Млавой, полетело третье колесо.
— Что ты понатыкал в свои покрышки? — ворчал на комментатора театральный критик. — Чем так мучиться, лучше бы купил новые!
— Попробуй купи! — раздраженно огрызнулся владелец «опеля». — Во-первых, бешеные деньги, во-вторых, не сразу найдешь подходящую оказию. Хорошо, мы живем в Гданьске, моряков достаточно, но не все корабли ходят в нужном направлении и не все моряки специализируются на покрышках, интересы у них самые широкие.
— Я сам видел, в «Стомиле» продавали, — упорствовал критик.
— Так ведь в государственном магазине еще дороже обходится. Официально очередь и в самом деле на сто миль, а в неофициальном порядке… Знаешь сколько бесплатных входных билетов на футбольный матч я раздал и фиг получил!
— А, вот почему ты так дрался за эти входные! Когтями выдирал, никому в редакции больше не досталось.
— А ты что думал? Мне самому они ни к чему. А за «данлопы» моряки еще и билеты на матч потребовали, ну я и старался.
— Для себя старался.
— Интересно, а в чьей машине ты сейчас едешь? Ведь не для себя стараюсь.
Сидя на обочине шоссе и глядя на пыхтящих над очередной проколотой покрышкой коллег, редактор задумчиво произнес:
— Знаете, о чем я сейчас думаю? Доживем ли мы до тех времен, когда в обычном магазине можно будет купить все, что душа пожелает? И не придется ко всем этим штучкам прибегать. Никакого тебе блата, никаких очередей. Приходишь, платишь денежки — пусть дорого, да зато без всяких хлопот, а ты еще и выбираешь товар, капризничаешь… Продавцы вокруг тебя суетятся, уважают…
— Фантаст! — прикручивая покрепче гайку, отозвался спортивный комментатор. — Размечтался! Может, у тех, что из космоса прилетели, так и живут, а нам и мечтать нечего.
— И в самом деле, о таком лишь в научно-фантастической литературе прочитаешь, — поддержал его начитанный литературный критик.
— Ну почему же? — удивился молчавший до сих пор фельетонист. — Я слышал, что, например, в Париже…
Пугливо оглянувшись на безлюдные поля, редактор поспешил перебить наивного коллегу:
— Ты бы поменьше рассуждал, побольше вкалывал.
— Да уже готово. Едем, — распорядился владелец «опеля».
Под Плонском опять пришлось обратиться к услугам шиномонтажа.
— И чего только люди не придумают, лишь бы без очереди обслужили, — ворчал старый мастер, которого по настоянию приезжих срочно вызвали на работу, оторвав от ужина в семейном кругу. — Теперь вот, оказывается, и космические пришельцы к нам прилетели! Выдумают же, на встречу с космитами спешат, а сами старую калошу вместо камеры подсовывают! Да ладно, ладно, сейчас залатаю, чего уж там, но где гарантия, что вот тут рядышком не лопнет?
— Поесть бы! — вслух мечтал критик. — Может, хоть в Варшаве удастся.
— Опять же фантаст!
— Все равно, где ты в такую пору поешь?
— Да хотя бы на Центральном вокзале.
— Ага, леденцы и засохшее яйцо в прокисшем майонезе. Ну как, все еще не потерял аппетита?
Критик вздохнул и ничего не ответил.
Первым в космический корабль поднялся пилот. Ему пришлось вдоволь настучаться своим оружием по боку вертолета, ибо автоматический подъемник, сняв свою тыкву, разлегся на полу и вздремнул, пока суд да дело. Пробудившись от стука, еще не совсем придя в себя, он немедленно приступил к своим обязанностям и, все еще лежа на полу, не высовываясь, принялся энергично крутить ручку подъемника. На глазах у изумленной публики лестница с вцепившимся в нее одним из марсиан величественно поплыла вверх. У пилота не было ни времени, ни возможности занять правильную позицию, и в вертолет он влетел горизонтально, головой вперед, свалившись на пол у своего кресла.
Не обращая на него внимания, тяжелоатлет поспешил опустить лестницу, чтобы поднять следующего. «Видно, что-то там у них случилось, раз так тарабанили, — в панике соображал он. — Жаль, выглянуть нельзя, чтобы посмотреть, что именно».
— Проще пана, да выпустите же из меня воздух! — кричал на него пилот. — Мне за штурвал надо сесть!
Автоматический подъемник не слышал отчаянных призывов, ведь он не надел своей тыквы с вмонтированными в нее наушниками, к тому же все внимание посвятил спасению собратьев по космосу, которым явно грозила неведомая опасность. Вот и второй из них оказался в вертолете.
Поднявшийся вторым художник услышал отчаянные призывы пилота, в очень неудобной позиции валявшегося на полу. Обе руки его оказались им же самим крепко прижатыми к стенке, встать сам он не мог, не мог и выдернуть затычку из сжимавшей его автомобильной камеры. В довершение несчастья голова его опускалась все ниже и совсем исчезла под креслом.
— Да скажи наконец этой обезьяне, чтобы наушники надел! — крикнул пилот художнику.
Интересно, как скажешь, если у того нет шлема на голове? А подъемник снова спешно опустил лестницу, готовясь спасать очередного пришельца.
Художник всегда отличался сообразительностью, вот и сейчас он нашел выход из положения. Поскольку под рукой ничего подходящего не оказалось, художник, собравшись с силами, ткнулся своим шлемофоном в оттопырившуюся заднюю часть тяжелоатлета. Из люка последний не выпал только потому, что крепко вцепился в ручку подъемника.
— Ты чего? — заорал он, сердито оборачиваясь, и только сейчас вспомнил, что общаться с пришельцами может лишь с помощью наушников. Схватив свою тыкву, он насадил ее на голову и сразу услышал отчаянные крики пилота.
— Воздух! — кричал тот не помня себя от ярости. — Да выпустите же из меня воздух, холера!
Смутившийся тяжелоатлет бросился выпускать воздух из художника, не поняв, кто именно просит его о помощи, но крики обоих космонавтов направили его на путь истинный. С трудом отыскав в пилоте нужный вентиль, парень с силой его дернул. Надо же, как хорошо надута камера! Тяжелоатлет поднатужился и дернул сильнее. Из пилота со свистом принялся выходить воздух. Сразу стало легче. Вот пилот смог повернуться на бок, вот сумел сесть в кресло.
Подъемник вернулся к своим прямым обязанностям. Быстренько втащил в вертолет консультанта с его машинкой для заметания листьев, вот на лесенке въехал в вертолет и сатирик.
— До чего же трудно первым высаживаться на Землю! — недовольно бормотал он. — Никогда больше ни в какой космос не полечу!
Последним втянули социолога, усталого, взопревшего, но чрезвычайно довольного. Реакция общественности на выдающееся событие так восхитила его, что он готов был остаться на гарволинской площади на всю оставшуюся жизнь, если бы не мучительный голод и другие физиологические потребности.
— Прекрасно, великолепно! — восклицал он. — Что за потрясающая реакция! И как все четко, выразительно! Жаль, что приходится улетать, они только разошлись, видели, даже пытались завязать с нами торговые отношения…
— А их доброжелательное любопытство! — вторил ему художник. — Во что бы то ни стало желали установить с нами контакты, демонстрировали своих животных, свои привычки и навыки…