– Ничего кроме пользы. Кем работать?
– Может быть, курьером.
– Хорошо, если получится. Я тут, знаешь ли, один станочек присмотрел – маленький но дорогой, точный. Если будешь сам себе что-то зарабатывать, смогу купить.
– Покупай, папа, не сомневайся. Завтра же пойду работать.
Утром следующего дня Гога отправился в школу. Не так, чтобы очень рано, – ко второму уроку. Выходя из парадной он столкнулся со специально поджидавшим там его Собакиным.
– О! Простите! Извините! – расшаркался иностранец, ломая язык на финский манер. – Но… какая обида! У фас совершенно разорвалась руба-шечка!..
Собакин нарочно порвал мальчику рубашку: ноготь его мизинца был остро отточен и покрыт сверхпрочным веществом. В случае необходимости он мог не только рвать одежду: изнутри, под плёнкой лака, находилась щепотка яда. Стоило только повредить эту плёнку, и малейшая царапина, сделанная этим ногтём, могла быть для человека или для животного смертельной.
Гога хмуро оглядел разорванную рубашку.
– Вот, возьми-те, – иностранец зашуршал купюрами в толстом бумажнике и протянул мальчику двадцать долларов. – Это есть маленькое компенсирование вашего ущерба. Прошу вас, не отказывайте, я очень, очень состоятельный человек.
– Я не отказываюсь, – пробормотал Гога, запихивая деньги в карман.
Он повернул обратно в парадную, чтобы зайти домой и переодеться.
Иностранец зашёл за ним следом и оказался с мальчиком в одном лифте.
– Девятый, – сказал Гога.
– Та! Тевятый. Я тоже.
– Так это вы вчера звонили?
– Та! Это я! Хокконен, «Голубая вода»!
– Папа на работе.
– Тогда… Вы не позволите мне сейчас воспользоваться вашим домашним телефоном? В моём, как особенно, села батарейка…
– Пользуйтесь.
Они зашли в квартиру.
Через окно парадной дома напротив за ними пристально следили двое в чёрном – бесшумные и безжалостные суперниндзи.
Глава пятая
ОЧАРОВАТЬ, СОБЛАЗНИТЬ, ЗАПУДРИТЬ
Собакин позвонил в свой собственный гостиничный номер и, никого там, естественно, не застав, быстро и внимательно осмотрел квартиру инженера. По обстановке, в особенности той комнаты, которую Иван Ильич оборудовал себе под мастерскую, он понял, что хозяин по своей натуре, скорее всего, чудаковатый изобретатель, и его вряд ли можно подкупить деньгами. Другое дело – его великовозрастный оболтус. Красотка в купальнике на полстены… За пачку зелёных долларов или за лживые девчоночьи глазки… Стоп. – Собакин замер и щёлкнул пальцами. – Сюда необходимо выписать красотку Сью. Русская девчонка, живёт в Америке лет восемь. Похоже, парень не избалован вниманием такого рода. Эта Сью, или как там её, Люся, по прозвищу Ехидна вила верёвки из очень, очень крепких ребят своего неблагополучного квартала…
– Вы тут ещё? Господин…
– Хокконен. Всегда к вашим услугам, молодой человек.
– Может, хотите что-нибудь купить? Сувенир?
– Нет… То есть, да, конечно, продайте мне что-нибудь.
– Один секунд.
Гога вошёл в комнату и начал хлопать дверцами шкафа, а Собакин заговорил с ним из прихожей:
– Знаете, на днях сюда приедет одна моя племянница – из Амэр-рики. Она русская, из Петерс-Бурга, в Амэр-рике она учится. Здесь, на родине у неё совсем никого нет. Могли бы вы с ней погулять, показать Москву?
– Симпатичная?
– О, та, та, очень симпатичная. Совсем чуть-чуть, годов на десять, старше вас. Все расходы я, разумеется, беру на себя. Не стесняйтесь в расходах, пусть девочка отдохнёт от напряжённой учёбы в этом… юнивёситэт. Вы согласен?
– Можно. А что вы сказали насчёт расходов?..
– О! Не сомневайтесь. Для полноценного отдыха моей двоюродной племянницы из Соединенных Штатов Амэр-рики мне ничего не жалко!
– Окей, замётано. Только вы теперь уже больше ни с кем не договаривайтесь.
И, продав иностранцу за двадцать долларов пустую треснутую матрёшку, Гога выпроводил его за дверь.
«Вот лопух, – сказал он, оставшись один и пересчитывая свалившуюся ни за что кучу денег. – Ещё и девчонку предлагает… лет на десять старше».
Выйдя на улицу, Собакин бросил матрёшку в помойный бак, сел на лавочку и, не откладывая на потом, позвонил в Сан-Франциско.
Не успел он сказать «алло» и представиться, как с другой стороны земного шара на него обрушился поток нецензурной брани из смеси русского, английского и испанского языков.
– Офицер Лоу, налоговая инспекция штата, – сказал Додж, воспользовавшись паузой, во время которой Сью набирала воздух в лёгкие.
– Что?.. – пролепетала она. – Что вы сказали?.. Простите, я приняла вас за Диего, одного, знаете ли, придурка из нашего квартала. А что вы, собственно имеете против моих правильных налогов, офицер? Если не возражаете, мы могли бы встретиться и спокойно обсудить…
– Стоп! – перебил её Додж. – Помолчи, Сью, хотя бы секунду. Я просто пошутил.
– А, это вы, мистер Додж. Не скажу, что я очень рада вас слышать. С таким омерзительным скрягой как вы, в жизни не приходилось иметь дела.
– Погоди, не бросай трубку. Заплачу всё, что обещал в прошлый раз, и дам вперёд ещё пятьдесят тысяч.
Люся-Сью мгновенно сбавила обороты.
– Пожалуйста, мистер Додж, повторите самые последние четыре слова.
– Авансом. Пятьдесят. Тысяч.
– Ага, теперь определённо расслышала. А что надо сделать? Убить президента?
– Ерунда, честное слово, просто отдохнёшь и получишь удовольствие. Знаешь, я ведь сейчас в России, в Москве. Хочу, чтобы ты завтра сюда приехала.
На этот раз в трубке промолчали.
– Эй! Алло! Такое дело, Сью, или как тебя там… Люся! Всего-то и дел, что запудрить мозги одному мальчишке.
– Очаруй его своим обаянием, Сеймур.
– Ладно-ладно, не набивай цену, красотка. Мальчишка лопух, секс видел только в своём долбанном компьютере. Или ты вылетаешь, или пятьдесят тысяч раз проклянёшь свою глупость и нерасторопность.
– Хорошо.
– Запомни, ты моя двоюродная племянница, студентка университета.
– А сам-то ты кто?
– Ах, да. Я – Хокконен, предприниматель из Финляндии. Фирма «Голубая вода».
– Как всё запутано. Ладно, папочка, как только к моему счёту, который в данную минуту составляет четырнадцать долларов и пятьдесят центов, прибавится пятьдесят тысяч, я в то же мгновение помчусь к тебе на крыльях дочерней любви.
– Племянница, Сью, чёрт бы тебя побрал, племянница!
– О’кей, племянница.
– И никакого дурацкого багажа.
Сью-Люся чмокнула в трубку и дала отбой.
После школы к Гоге забежал Боря Кроликов.
– Подумал? Согласен? – сказал он с порога.
– Ты только за этим поднимался? Я уже и так заработал.
– Ну ты живо-отное… – негодующе замычал Кролик. – Я ведь сказал, что горит. Человек нужен сегодня вечером.
– Мог бы позвонить.
– Нельзя по телефону.
Гога на минуту задумался. Деньги уплывут так же легко, как приплыли, по большому счёту они ничего не меняют. Работа ему нужна до зарезу.
– А сколько, ты говорил, платить будут?..
– Первый месяц двадцать, потом – тридцать уе за одну смену.
– За одну смену? А это со скольки до скольки?
– С одиннадцати… и как получится. Как обернёшься. У тебя велосипед на ходу?
– Да… Сегодня смажу и накачаю. А деньги как платят – каждый день? Сразу?
– Сразу, сразу. Быстрее соображай.
– Уговорил, рискну. Сколько литров кваса можно купить за двадцать уе?
– Чего?..
– Так, ничего, это я про своё… Рассказывай.
Глава шестая
МЁРТВЫЕ ДЕТИ НЕ РАБОТАЮТ
Вечером Гога по условному звонку выбежал из дома. Кролик ждал его у парадной, сидя в машине такси. Молча они доехали до нужного места.
Постояли, подождали несколько минут, когда пробьёт ровно одиннадцать.
Поднялись, встали у двери.
Дверь сама защёлкала и отворилась. Очевидно, их ждали и наблюдали за ними через окно. Они скользнули в тёмную прихожую, и Гога, по подсказке, бесшумно закрыл дверь, придерживая собачку замка. Завтра он должен будет делать всё сам.
Зажёгся свет. Перед ними стояла очень немолодая женщина в цветистом халате. Гога уже знал, что эту женщину зовут «товарищ Крупская», и что произносить это странное прозвище в её присутствии не следует. В зубах у товарища Крупской торчала дымящаяся папироса.
– Здрасьте… – прошептал Гога.
– Этот? – сказала женщина, разглядывая Гогу, словно это был не мальчик, а меховой воротник в комиссионном магазине. Голос у неё был низкий и надтреснутый.
– Этот, этот, – подтвердил Кролик. – Гога зовут, Георгий.
– Нинель, – представилась женщина. – Работать ума хватит? Имей в виду, мёртвые дети у нас не работают. Мёртвые – они в гробах лежат. Понял?
Гога снова сказал «понял», но от того, что он не понял и от волнения у него задрожали коленки.
