Валерий Смирнов - Крошка Цахес Бабель

Но как бы после всего сказанного ни называли мой родной язык, хоть одесским жаргоном или русским языком одесситов, на самом деле он является исключительно языком. И это не понты для приезжих: ведь у жаргона не бывает диалектов.

Мне приходилось одновременно ходить пешком под стол и под парусом на шаланде вместе с дедами, в том числе, родившимися раньше Исаака Бабеля. Просоленные деды дурили качалок, тягали ширманов и бубырей, чмыркали чируса, чулару и баламута, параллельно обучая меня, полушкета, не только вязать пистолеты на глосей, травить кодолу и добывать сарделек без люстры на махе пересиропленной воды. Однажды деды меня сильно хвалили словами, которые вы тоже вряд ли поймете. Потому что я залимонил балыка, и не просто балыка, а хан-балыка, клюнувшего на краба. То есть, говоря русским языком, поймал светлого горбыля. То было самое время для главной в моей жизни науки; балык и качалочки еще не перевелись у наших берегов, а я тогда умещался поперек банки. А когда вырос, бывал на рыбалке в разных краях. И неоднократно замечал, что местные рыболовы не понимают многих слов и фразеологизмов, которые я произносил машинально. Традиционно-одесское «Пропала рыба!» они воспринимали исключительно в прямом смысле слова, а не как повсеместно распространенное «Ни хвоста, ни чешуи!». Сегодня можно запросто составить словарь рыболовного диалекта одесского языка и даже включить в него некогда исключительно одесское слово «кукан», давно попавшее в русский язык.

Одни и те же слова в одесском языке и каком-либо его из диалектов могут иметь совершенно разный смысл. К примеру, упомянутое «залимонил» в рыбацком диалекте одесского языка означает исключительно «поймал», а в одесском языке — «изготовил». «Ботать» — старинный способ ловли сома исключительно на квок. Квок — специальное приспособление, издающее при ударе об воду звуки, привлекающие сома, отсюда и пошло выражение «ботать» (то есть «привлекать красноречием») в те далекие времена, когда россияне именовали квок «клокушей». Нынешние россияне давно позабыли за свою «клокушу», ловят исключительно на «квок», но при этом по сию пору убеждены, что ботать можно только по фене. Зато за наших фарочников лет двадцать пять назад пели даже в Нью-Йорке: «…а в нем таксисты и сидят мясистые, по-русски ботают кого там ни спроси». Выражение «хорошо торчать» может иметь значение «иметь стабильно солидные уловы», «отлично устроить свою жизнь», «много зарабатывать», «испытывать огромное удовольствие», «приторчать» — отдавать сильное предпочтение; влюбиться; очароваться. «Тарч», он же «тычка» — подставка для палки, то есть русскоязычной удочки. В одесском же языке «тарч» — блаженство, а «палка» — оргазм. Отсюда и берет начало старинная одесская присказка «Я поеду на рыбалку, брошу леску, брошу палку», не говоря уже за местный фольклор типа «Приходи ко мне на палку, муж уехал на рыбалку». Так что «пойти на рыбу» и «пойти на рыбалку» в одесском языке — две большие разницы.

При большом желании можно составить и объемный словарь портового диалекта, с его вошедшими даже в русский язык поговорками типа «Свистеть — не мешки ворочать». Учитывая, что когда-то россияне не знали, что означает в Одессе «свистеть», они заменили это слово иным, тем самым, что использовали и вместо старинного одесского слова «капец». Зато давным-давно попавшая в одесский язык портовая поговорка «Раз — и на канифас» в России пока неизвестна. А уж как не страдающие отсутствием чувства юмора портовые грузчики выдавали новые фразеологизмы в самом конце прошлого века, мне хорошо известно. Прошло тридцать лет, но прекрасно помню даже «Дело дерматологов». Так грузчики охарактеризовали коллективную кражу кожи с парохода (в русском языке — теплохода) «Ленинский пионер».

Да что там много говорить, если одесские менты, и те не ленятся регулярно производить новые слова и фразеологизмы. А потому, к примеру, «выкидышем» с недавних пор стали называть старого доброго терпилу, но только в том случае, когда его выбрасывают из собственного автомобиля перед угоном.

Редактор киевского мужского журнала «Джентльмен» Ян Медников рассказывал когда-то, что специально для своих знакомых бизнесменов солидного возраста покупает мои детективные романы. Потому что они прямо-таки торчат исключительно по поводу как бы возвращения в свою молодость. Во времена СССР на всей территории страны таких людей презрительно именовали делягами. В Одессе синонимом «деляги» было наше родное, собственноручно исполненное слово «делавар», и нужно было видеть с каким придыханием оно произносилось. Ведь делавар — это не заурядный фарцовщик, это самый настоящий цеховик (артельщик), воротила теневой экономики. Слово «фарца» и его многочисленные производные давно стали известны в России. «Фарца» берет начало от одесского слова «форец», которое наряду с бурженником или скакуном, было одним из названий по-одесски рабочей профессии. Что означает «бурженник» и иже с ним так и не смог постичь даже Александр Куприн, немножко знавший толк в наших колбасных обрезках.

Тихие незаметные старички, делавары еще легендарной школы двадцатых годов, были совершенно непохожи на новую поросль их коллег по главному жизненному увлечению. Ту самую, за которую в те годы держалась речь в одной из песен: «Срывает вихрь одесских ресторанов с карманов делаваров лишний вес».

Тогда эти старики казались мне безнадежно отставшими от реалий идущей вперед жизни. Один из них как-то ответил на мой вопрос: «А зачем мне машина, я куда надо без шума и пыли на трамвайчике доеду». И это говорил человек, который бы не сильно обеднел, прикупив один из таксопарков Одессы.

Одним из самых уважаемых в их среде был Шурик. Полтора метра роста и четыре класса образования. Его взгляд был самым настоящим рентгеном, и никакой Гарвард не помог бы вам соперничать с этим прирожденным финансистом. Коммерция текла в его жилах пополам с кровью. У Шурика была не голова, а дом советов. Он проработал всю жизнь, и ни разу не был под следствием. Даже во времена, когда на пивной пене поднимались состояния, на изготовлении перьев для ученических ручек можно было заработать расстрел. Слова катались во рту Шурика мелкими горошинами и вылетали грассирующими очередями. Его цветистая, переполненная метафорами речь была слаще любой одесской песни. А когда он и другие старики пускались в мемуары — вот это таки была песня. Именно у них я научился традиционной одесской речи: то плавно текущей, то стремительно-многословной и совершенно немыслимой без таки чересчур образного мышления. Гораздо позже, читая написанное до революции письмо одного из второстепенных, но реальных героев моего романа «Гроб из Одессы» Израэля Рахумовского, я поразился сходству манеры изложения и слов, которые слышал собственными ушами во второй половине двадцатого века. Вплоть до сакраментального «Ну, вы меня понимаете», употребленного Рахумовским в одном предложении, занимавшем почти целую страницу.

«Следствие ведут знатоки» некогда был самым популярным сериалом в СССР. Первая серия называлась «Черный маклер». Или, говоря по-одесски, «Шварцмахер».

Это же вам не «великий комбинатор». Делавары вспоминали, что этим словосочетанием любил себя именовать какой-то реальный то ли Моня, то ли Мотя, хотя по жизни он был обычный лепетутник-разводила, словом, люфтменш — и ни разу больше. Сеятелей деды раз через раз имели по старинке бичкомерами, и если бы они услышали это современное «батлхантер» вместо «бутылочника», полезли бы в карманы за валидолом.

Приемщик пустых бутылок имел в те годы всего три копейки со стеклянного горла, которые оборачивались автомобилем и круизом по Крымско-Калымской линии. Не подумайте плохого, в те годы эта известная за пределами Города исключительно как Крымско-Кавказская линия расценивалась круче, чем ныне кругосветное морское путешествие.

Тогда же в Одессе снова зазвучало слово двадцатых годов — «стукалки». В двадцатые их носили не от хорошей жизни. Цирк шапито: шикарные стукалки стали прямо-таки фельдеперсовой шузой, и в середине семидесятых я платил целых сорок рублей за эту продукцию, выпускавшуюся в подпольном цехе, расположенном в здании Одесского цирка. Зато туфли на манной каше с Раскидайловской, этот цирк Помэра, я бы не взял даром. Это же был самый настоящий какчественный товар, шахер-махер: то, что считалось сильным шахером за пределами Одессы, здесь таки было в порядке вещей — без лоха жизнь плоха. А если вспомнить за цыганские права, то есть водительское удостоверение, которое наряду с дипломом любого вуза или аттестатом зрелости хоть 75-й школы вам бы запалили неподалеку от Нового базара? Какие проблемы: любой каприз за ваши деньги. А легендарные трусы для купаться?

Перед очередной Юмориной, давно превратившейся в коллективную жмеринско-ширяевскую попойку на улицах Одессы, начальник управления по вопросам культуры и искусств Одесского горсовета Р. Бродавко в своем интервью, в частности, сказал: «…она говорит: «Я еду на 7-й километр купить трусы для купаться!». Это ломаный одесский язык, который рождает множество юмористических поворотов».