Он бросился записывать на память события и имена и дошел как раз до моряка Кафтана, когда в комнату с рыданиями ворвалась Импи-Лена. Женщина подошла к кухонному шкафу, с решительным видом схватилась за пузырек с лизолом и тихо произнесла:
– Прощайте… Я кончаю жизнь самоубийством.
Йере выхватил пузырек из ее рук.
– Дура! Что ты задумала, Импи-Лена?
– Отдай пузырек! Я не в силах больше жить.
«Еще один небольшой эпизод для моего рассказа», – подумал Йере. Он поставил пузырек обратно в шкаф и силой усадил женщину в плетеное кресло. По мнению Йере, хватануть лизола означало бы уж слишком сильно презирать жизнь, особенно когда человеку ничего другого уже не остается.
– Я не хочу препятствовать Импи-Лене уйти из жизни, – сказал Йере, – но для этого существуют иные способы.
– В Выборге хотя бы газ был, – прохныкала женщина.
– Он и в Хельсинки есть. Нужно только пробраться в кухню к кому-либо из знакомых.
– Повеситься не могу…
– Само собой разумеется. Труп будет отвратительный. А что Импи-Лена думает о выстреле?
– Нет, нет, – простонала женщина. – Да и ружья у меня нет…
– У меня есть.
Йере вытащил из кармана ключ, отпер им ящик своего письменного стола и вытащил оттуда небольшой пистолет.
– Этим можно все совершить абсолютно чисто. Все благородные дамы стреляют в себя. Такой пистолет создан специально для самоубийства.
Но Импи-Лена действительно решилась?
– Да… Я не пойду в тюрьму… Хочу умереть…
Йере подвинул свой стул к женщине.
– А завещание Импи-Лена уже сделала?
– Нет. И не сделаю.
– Сколько денег у Импи-Лены в банке?
– А тебе какое дело? – вспыхнула женщина, и на ее щеках появился румянец.
– Меня это, конечно, не касается, но сразу, как только Импи-Лена застрелится, я отправлюсь в банк.
– Немногим более сорока тысяч, – тихо ответила женщина. – Наследство…
– Не очень-то и много, но я проживу на них несколько лет. И за это время закончу роман.
– Ни одного пенни ты не получишь.
– Сберегательная книжка сразу же окажется в моем распоряжении, а остальное имущество достанется отцу. Вот так. Забирай пистолет. Палец кладется на спусковой крючок таким манером. Когда на него нажмешь, пистолет выстрелит.
Йере протянул пистолет женщине, но та не взяла смертельного оружия, а только презрительно посмотрела на мужчину и сказала:
– Мальчишка! Не нуждаюсь я в твоей помощи.
Импи-Лена быстрыми шагами выбежала на улицу, оттуда вошла в прачечную и ожесточенно принялась стирать белье. Она решила продолжать жить. Назло всем.
Статистика показывает, что брак предотвращает самоубийства, и, наоборот, безбрачие их инспирирует.
Йере думал о том, как бы поместить Импи-Лену в будущий роман, и решил объединить в один образ ее и Лидию. Фантазию писателя нельзя винить даже за самые ее неудачные свершения.
Когда Еремиас под вечер вернулся из города, через порог началось судебное разбирательство. Мнимые больные, как правило, получают удовольствие от своего пошатнувшегося здоровья, а у Аманды имелся настоящий повод притвориться больной. Она потребовала, чтобы Импи-Лена тут же выехала из дома, в противном случае расследованием дела займется полиция. На виске Аманды красовалась ранка от ушиба величиной с горошину. Тем не менее она ясно свидетельствовала о том, что ее ударили либо тупым, либо острым оружием. Для ее головы годились оба вида.
У Еремиаса не укладывалось в голове, каким образом из-за стирки его белья могла возникнуть потасовка с пролитием крови, словно во времена религиозных войн. Йере был вынужден просветить отца:
– Вопрос не в белье, а в тебе самом.
– Я не инспирировал спор между ними, – возразил Еремиас.
– И все-таки они дерутся из-за тебя. Женись на одной из них, и делу конец. Жизнь полна глупых поступков, следующих один за другим, любовь – это глупость на двоих.
– Довольно! – со злостью воскликнул Еремиас. – Включай твои дурацкие идеи в свои рассказики, а мне их не высказывай, сумасброд.
– Пожалуй, бываю им только во сне, – признался Йере.
Еремиаса разозлила дерзость молокососа. Негоже, когда дети начитают давать советы своим родителям, которые обладают опытом даже при совершении безрассудных поступков.
Но постепенно Еремиас поверил, что сын все же был в основном прав. Циники, видимо, близки к истине, заявляя, что между существом женщины и предположениями мужчины пролегает всего лишь одна рубашка.
Еремиасу было очень трудно решить проблему. Если он женится на Аманде Мяхкие, Импи-Лена уедет и выставит ему огромный счет, а также серьезное предупреждение о гибельности платежей в рассрочку. Если же он возьмет в жены Импи-Лену, им придется съехать из Гармоники и Аманда потребует выплаты всех долгов за аренду помещения. Самым же плохим было то, что он добровольно ни на ком не хотел жениться. Брак благословляет двух людей стать единым целым, но какая из супружеских пар была единой? К счастью, все они, все трое, находились в том возрасте, когда никому не нужно было опасаться тещи, которая обычно стремится стать членом семьи с правом решающего голоса.
Еремиас беспокойно расхаживал по комнате и больше не спрашивал никаких советов у сына. Наконец он отправился переговорить с Амандой и попросить ее простить Импи-Лену. Владелица Гармоники сидела на краю своей кровати с забинтованной головой и осторожно спросила:
– Правда ли, что она останется у вас только для исполнения обязанностей служанки? Я имею в виду – можно ли полностью доверять такой женщине?
– Сущая правда, – заверил ее Еремиас. – Все останется по-прежнему.
– А если она попытается стать хозяйкой?
– Нет, хозяйкой ей не бывать.
– Я только обратила кое на что свое внимание. Женщинам не всегда можно доверять.
– В данном случае можно. Да и я могу кое-что сказать.
– И я так думаю. Из нее хозяйки не получится.
– Нет… нет…
– Слишком худа.
– Да…
– Посмотрели бы вы на нее в бане. Очень неприятно, когда видишь спину. Она словно забор, сбитый из тонких планок.
– Да, да.
– Наверное, господину известно, что худые женщины сварливы?
– Да, сварливы.
– И поскольку господин сам несколько такой – дородный…
– Совершенно справедливо.
– Поэтому и не может взять в жены такую худобу.
– Не могу.
Возникла минута молчания. Аманда пошарила в шкафу, поставила на стол бутылку и рюмки и через час вынесла решение о судьбе Импи-Лены.
– Ладно, пусть пока живет.
Уже спустились сумерки, когда Еремиас появился дома и, сухо усмехнувшись, произнес:
– Никакого переезда не будет.
Йере, углубившись в свои писательские дела, не обращал ни на что внимания, а Импи-Лена уныло спросила:
– Значит, уезжать мне не надо?
– Я же сказал: никакого переезда не будет.
– Значит, теперь господин женится на Аманде? Еремиас хлопнул женщину по щеке и прорычал:
– Заткнись! Неужели сейчас в этой стране ликвидировали^ свободу выбора жить одному?
Йере оторвался от своих бумаг и вслух прочитал:
– Второй брак – это торжество приобретенного опыта.
– Что?
Редко Еремиаса Суомалайнена видели столь безгранично энергичным. Импи-Лена с восхищением смотрела на своего господина, который прямо вырос на глазах и стал полным достоинства. А Йере вспоминал Лидию Тикканен, забывшую ради него своего богатого князя. Прославим брак и останемся одинокими!
На следующее утро Сантра Харьюла пригласила Суомалайнена на день рождения Куста. Это было замечательное событие, крупнейшее из всего, что могла Денатуратная предложить своим жителям. Но до начала торжества Еремиас и Йере решили поработать. Сын углубился в воспоминания, а отец отправился на поиски новых заказов для заведения, увеличивающего фотоснимки.
Кусти Харьюла был на редкость своеобразным старикашкой. Да так и должно было быть, поскольку половину своей жизни он провел на другом полушарии земли. Уехал он лишь взглянуть на Америку, но разглядывал ее целых тридцать лет.
В Америке он встретил свою Сантру, у которой наиболее выдающимися частями пышного тела были грудь и живот.
Когда Кусти вернулся с Сантрой в свое бедное отечество, он прежде всего купил виллу вдовы Туртнайнен. И заплатил наличными. Такое гусарство было присуще Кусти.
– Они дешевые, как навоз, финские деньги. За тысячу баксов получаешь целый воз бумажек, – говаривал Кусти и дал всем понять, что он не просто болтает и бросается громкими словами.
И вот сейчас должен был состояться юбилей Кусти.
Он родился ровно шестьдесят лет тому назад, в день Уллы, и достиг того возраста, который стоит отпраздновать. Стол с кофе украшали торты и цветы, а также увеличенный портрет Кусти. Были приглашены гости, часть из них уже прибыла. В комнате сидели забойщик скота Мякипяя с женой, столяр Уутела, госпожа Вериляйнен и Тутисева-Ак-сели. В кухне расположились госпожа Линнус, Тену-Эва и Нурмиска. Последняя была массажисткой и раз в неделю посещала Сантру. Пока еще не прибыли семейство Торни-айненов, дед Юрванен, собеседник и ближайший сосед Кусти, а также почетные гости Еремиас и Йере Суомалайнены.
