Когда я через две недели спросил у приятеля про снимки, он искренне удивился. «Какие снимки? – спросил он, широко открыв глаза. – А-а, как же, как же… Ирочка, сбегай в чулан, разыщи карточки, дядя хочет посмотреть».
Я деликатно отказался…
Наконец Николай сказал, что пора ехать. Мы с сожалением поднялись с травы и пошли на посадку. И здесь Васю ждал приятный сюрприз: в окне встречной машины он увидел своего знакомого и радостно замахал руками. Машина проскочила, и Вася добрых двести метров мчался за ней. Наконец «Волга» остановилась, знакомый вышел, одолжил у Васи двадцать рублей и тут же отправился дальше. После этого Вася сел в машину и до обеда ехал молча, совершенно игнорируя наши сочувственные замечания.
ВАСЯ ГОВОРИТ: «СЕЗАМ, ОТКРОЙСЯ!»
Когда ангел-хранитель заносил в свою бухгалтерскую книгу мою судьбу, он, видимо, предусмотрел мне другую кончину. Во всяком случае, я уже два раза ехал на машине с Николаем – и до сих пор жив.
Николай – типичный флегматик, и это обстоятельство, казалось бы, должно было стать гарантией нашей безопасности. Но машина в его руках вела себя как мустанг, которому шутник ковбой насыпал под хвост горсть перца. То она неслась с дикой скоростью, увертываясь от встречных автомобилей и визжа всеми металлическими частями, то вдруг, обессилев, плелась мелкой рысью, вызывая презрительные насмешки бездельников псов, великих охотников полаять на машину. За каких-нибудь десять часов езды несколько автоинспекторов выполнили месячный план сбора штрафов. Однако к окончательному финансовому банкротству нас чуть не привела вздорная мысль, пришедшая в голову Тане. Ей неожиданно захотелось вести машину. И хотя я предупредил, что из этого ничего хорошего не выйдет, она угрозами и лестью добилась своего. Таня поменялась с Николаем местами и через сотню метров ухитрилась отдавить ногу поросенку, который мирно дремал у самого кювета. На визг пострадавшего выбежал из дачи хозяин, заспанный косматый детина с лицом тунеядца, который оценил нанесенный ему ущерб в десять рублей и потребовал наличные… Мы возмутились и предложили тунеядцу рубль. Пока шел торг, поросенок тихонько поднялся и, не обращая внимания на подмигивания хозяина, побежал нежиться в близлежащую лужу. Детина тут же, из уважения к нам, согласился на рубль, но было поздно: Николай дал газ, и под отчаянные вопли тунеядца машина рванулась вперед.
Пока Николай и Таня громким шепотом уточняли свои взаимоотношения, мы глазели по сторонам. Меня особенно заинтересовали рекламные стенды. Их было много вдоль дороги, и они были сделаны со вкусом, сделаны умными, инициативными людьми. Мимо нас бежали стенды, которые уговаривали покупать часы, вовремя вносить плату за электроэнергию, приобретать хрусталь и систематически водить собак на осмотр в ветеринарную лечебницу. А один стенд оказался настолько любопытным, что Николай даже притормозил машину.
На ринге, победоносно подняв руку в боксерской перчатке, стоял могучий парень с торсом Геркулеса. У его ног без всяких признаков жизни валялся тощий заморыш, которого Геркулес, видимо, одолел в честном бою. Ситуацию разъясняла надпись: «Ты хочешь быть таким, как он? Вступай в секцию бокса!»
Мы с Николаем понимающе посмотрели друг на друга, взялись за руки и тихо поклялись никогда не вступать в секцию бокса. Нам очень не хотелось стать таким, как тот бедняга, из которого сделали отбивную котлету.
Вообще, к рекламе я имею некоторые претензии. Какая-то она не такая. Плохая, что ли. В доказательство этого тезиса могу привести историю, которая случилась с одним моим приятелем.
Его погубила реклама. Двадцать лет он был стойким, как гранит, неприступным, словно вершина Эвереста. Он ни за что не хотел курить. В армии приятель вызывал всеобщее и глубокое осуждение друзей, не понимавших, как это можно предпочесть коробку печенья пачке махорки. Но что он мог поделать, если хорошая лирическая песня «Давай, закурим!» действовала на него так, словно Шульженко предлагала в знак солидарности и дружбы хлебнуть касторки.
И такого человека погубила реклама.
В одно дождливое, мрачное утро напротив его окна появился громадный щит. Жизнерадостный юнец выпускал изо рта пожарные клубы дыма. Одной рукой юнец держал сигарету, другой – повелительно указывал на слова:
НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО СИГАРЕТ «ПРИМА»!
Приятель почувствовал угрызения совести. Подумать только! Сколько лет он равнодушно проходил мимо сигарет «Прима»! Ему стало не по себе. Он впервые обратил внимание на то, что юнец в своем требовании не одинок. Над крышами домов неоновые искусители со знанием дела указывали, что именно надо курить. Но нигде он не увидел призыва ни в коем случае не отравлять свой организм никотином. Нигде он не нашел совета: «А я не курю – и вам не советую!»
Реклама сделала свое дело: приятель купил пачку «Примы». Зеленея и давясь, он теперь курит одну сигарету за другой. А когда жена его упрекает, он хрипит:
– Слава богу, что я стойко выдерживаю атаки рекламы, которая требует от меня еще и пить!
Вдали белела огромная неоновая лента: «Пейте шампанское!»
Впрочем, иной раз можно встретить и рекламу, сделанную с явным юмором. В один жаркий летний день проходя по переулку, я увидел большую толпу людей с бидонами. Это любители окрошки ждали цистерну с квасом. Через два часа я возвращался обратно. Толпа увеличилась вдвое, а цистерны все не было. Зато несколько рабочих приколачивали к забору двухметровый щит с яркой юмористической надписью: «Требуйте хлебный квас! Хорошо утоляет жажду, годится для окрошки! Требуйте и пейте хлебный квас!» Когда рабочие вбили последний гвоздь, приехала продавщица и сообщила, что кваса сегодня не будет…
Уже темнело, но я успел разобрать последний рекламный призыв: «Покупайте мороженое производства хладокомбината № 3 Главмясорыбторга!» Я дал себе слово отныне покупать мороженое только производства хладокомбината № 3 и прислушался к тому, что говорит Вася.
Конечным пунктом первого дня нашего путешествия Вася наметил пансионат для автотуристов.
– Пока мы будем принимать душ, ужинать и отдыхать, о нашей машине позаботятся в гараже, – разъяснял Вася. А ранним утром, восстановив свои силы, мы свернем на деревню Гусевку. Там председатель колхоза – знакомый моих знакомых. Где-нибудь за Гусевкой должна быть глушь или, на худой конец, подходящее для охоты болото.
Вася извернулся, достал карту и взволнованно сообщил:
– Сейчас будет мост, за ним поворот, а там – пансионат!
Мы дружно крикнули «ура» в честь пансионата.
– У меня ведь есть пароль – «Сезам, откройся!» – захлебывался Вася. – Стоит передать директору привет от Крыжовкиных, и нас примут, как родных! Крыжовкины – это директорские закадычные друзья!
Но Таня тут же охладила его. Она сказала, что вряд ли стоит приходить в восторг, когда друзья предлагают в качестве отмычки свою фамилию.
У нас еще была свежа в памяти одна грустная история. Однажды нам захотелось встретить Новый год в ресторане, и Танин приятель, журналист, предложил свои услуги. Он сказал: «Идите к директору, поклонитесь от моего имени – и вам обеспечен отличный столик!»
Мы так и сделали. Столик нам действительно дали, но официанты весь вечер аккуратно обходили нас, как чумных. Тщетно мы взывали к их совести, выпрашивая хотя бы кусочек черствого хлеба. Официанты сухо объясняли, что наш столик не обслуживается, поскольку он служебный. Мы ушли в час ночи, злые и голодные как собаки. Наутро все выяснилось. Оказывается, приятель Тани написал об этом ресторане фельетон, и директора должны были снять с работы.
– Смотрите! – взволнованно сообщила Таня. – Какая красота!
Нет, слово «автопансионат» здесь было не к месту. Перед нами был замок, прекрасный замок доброй феи из «Волшебных сказок», романтическое видение детства.
За решетчатой оградой в глубине парка стоял двухэтажный особняк. У его гранитных ступеней бились фонтаны, а огромные дубовые двери, на страже которых стояли два мраморных титана, были гостеприимно раскрыты. Казалось, они звали: «Мир вам, незнакомые путники! Входите сюда, где отдохновение ждет путешественников, затерянных в безбрежном шоссейном море! Входите сюда – и вам будет хорошо!»
Мы обменялись восторженными восклицаниями и по очереди пожали Васину руку.
– Сколько номеров взять? – сухо спросил наш руководитель, давая понять, что ему ни к чему эти поздравления, что впереди еще три недели и он просто устанет, если его будут поздравлять за все, что он для нас сделает. – Трех номеров хватит?
Все дружно закивали, и Вася пошел к дверям походкой человека, привыкшего к удачам. Мы гуськом двинулись за ним.
В огромном вестибюле стояло несколько вокзальных скамеек. На одной из них спала собака. Уборщица, забравшись на лестницу-стремянку, метлой снимала с потолка паутину. За конторкой зевал усатый администратор. Налицо было древнее противоречие между формой и содержанием. Выяснив, что директора нет и когда будет – он ей, уборщице, не докладывал, Вася направился к конторке.
