На северо-западном склоне между источником и лестницей Горюй возвышается Виселичный холм. От виселицы к площади Йоргена ведет узкая тропинка, так называемая «Тропа обреченных».
* * *
Предание о Йоргене гласит, что триста лет назад шайки разбойников непрерывно грабили город и его окрестности. Бедняки все больше нищали, а люди знатные, как это ни странно, все богатели и богатели. Они понастроили себе великолепные дворцы, которые буквально ломились от награбленного добра и драгоценностей.
И тогда благочестивый Йорген стал заступником простого люда. Он обнаружил, что городская знать вступила в тайные сношения с разбойниками, которые грабили народ. Почти все, что они отбирали у бедняков днем, ночью свозилось в подвалы и кладовые богачей. Йорген поднял голос в защиту простого народа; на улицах и площадях он гневно разоблачал вероломство знати и богачей.
Взбешенные богачи устроили заговор против Йоргена. Когда Йорген справлял свадьбу, они дождались ночи и окружили его дом, размахивая мечами и факелами. Однако молодой Йорген спрыгнул с брачной постели и вырвался из рук врагов. Нагой и окровавленный, он бежал вниз по северному склону горы, где теперь находится лестница Скорби, и исчез меж лачуг предместья Тополиный колодец. С тех пор его никто никогда не видел.
Разъяренные богачи нашли лишь окровавленный жилет Йоргена и повесили его на позорный столб, который и по сей день стоит на площади Капитула.
Но послушайте, что было потом! Наутро, когда взошло солнце, свершилось великое чудо: жилет исчез, а на его месте оказался дорогой, вышитый шелком свадебный плащ, весь забрызганный кровью.
И словно чья-то карающая десница вдруг опустилась на высокомерную знать и богачей; они покрылись язвами, стали тяжко болеть, а их маленькие дети умирали, исходя криком. Бессмысленно богачи призывали лекарей и знахарок: ничто не помогало.
И лишь тогда знатные господа поняли, какой страшный грех они содеяли. В роще, неподалеку от позорного столба, они воздвигли в честь святого Йоргена красивый собор и повесили в нем святой плащ. В соборе они устроили брачный покой и препроводили туда с великими почестями невесту Йоргена, дабы она ожидала там своего жениха. Потом были избраны семь знатнейших мужей города, которые образовали так называемый соборный капитул: они получили строгий наказ хранить плащ до того самого дня, когда святой изволит вернуться в свой родной город. И что же! Язвы исчезли, болезней как не бывало, и с той поры словно чья-то невидимая рука оберегает город от всяких напастей.
Безгрешной Йорген так и не вернулся домой, однако его невеста жила в соборе до самой смерти, и когда она испустила дух, самая прекрасная и благородная девица города стала невестой Йоргена и поселилась в соборе, ожидая возвращения своего жениха… Так продолжается и по сей день.
Любой год в день Йоргена святой, запятнанный кровью плащ выносится из собора для всеобщего обозрения. Об этом даже поется в песне:
Плащ лечит бедных и убогих
и от парши, и от чесотки,
от ран, порезов неглубоких,
от дряхлости и от сухотки.
* * *
Триста лет прошло с тех пор, как Йорген бежал из города. За эти триста лет Йоргенстад превратился в один из самых знаменитых центров паломничества.
Круглый год тысячи богомольцев стекаются сюда, чтобы поклониться святым местам, однако самая великая толчея здесь бывает в тот день, когда из собора выносят плащ. Пять курфюрстов и два кардинала со свитою оказали празднику честь своим присутствием, о чем свидетельствуют мемориальные доски, укрепленные на стенах постоялых дворов, где останавливались высокие гости. И да живет в веках имя старого епископа Домпапа, седовласого скальда Йоргенстада, который посетил праздник на восемьдесят девятом году жизни, а через полтора года скончался от трясучки!
* * *
Итак, на праздник святого Йоргена всегда собирались несметные толпы народу; однако в те годы, когда предстояло назначение новой соборной невесты, здесь творилось нечто совсем невообразимое.
В праздник, о котором идет речь в настоящей книге, и должно было произойти это знаменательное событие.
Высокое положение невесты святого Йоргена давало ей многие преимущества: брачные покои в соборе, постоянное место в церкви, золоченую карету и весь доход от поместья, расположенного к югу от Милицейской дороги. Когда невеста Йоргена ехала куда-нибудь в золоченой соборной карете, все вокруг замирало, а крестьяне и горожане соскакивали с повозок и почтительно стояли, пока ее святейшество проезжало мимо. Предназначению новой невесты предшествовали яростные стычки между знатнейшими семьями города. И не удивительно! Ведь у невесты Йоргена была лишь одна обязанность: жить в соборе и хранить целомудрие до самой смерти. Но не всем это удавалось. Как гласит история, у благородной Аннатомины фон Корпенштайн был найден в спальне кавалер. Обоих примерно наказали: легкомысленную Аннатомину и ее кавалера зашили в мешок и бросили в ров, который с той поры называют «Брачный пруд».
В дальнейшем подобные происшествия не повторялись, ибо невесту все чаще выбирали из числа умудренных годами старых дев, принадлежащих к самым аристократическим семьям.
Высокородные претендентки на руку и сердце святого Йоргена вели между собой ожесточенную, хотя и неприметную для постороннего глаза борьбу. Как следует из Записей, хранящихся в городском архиве, две благородные старые девы — Марта фон Скрэп и Мэтта Эддерворм испустили дух в один и тот же день, послав друг другу в знак дружбы отравленные вишни и другие маленькие знаки внимания.
Но как бы ни были сами по себе прискорбны эти факты, они ни в коей мере не умаляли славы и значения йоргеновских торжеств; пожалуй, даже наоборот, они придавали этим торжествам особый блеск, наполнявший радостью сердца как верующих, так и неверующих. В те времена, о которых повествуется в настоящей книге (семнадцатый год правления курфюрста Иоганна Жирного), Йоргенстад достиг вершины своей славы. В нем насчитывалось четыре церкви, двадцать три постоялых двора, семь публичных домов, четырнадцать гончарных мастерских, тридцать семь портновских мастерских, одна виселица и два кладбища, старое и новое, причем старое почему-то называлось «Девичий рай».
Однако с некоторых пор над городом нависла новая страшная опасность: сомнение, свободомыслие, скептицизм! А ведь для города, который живет только верою, нет ничего опаснее сомнения.
И эти роковые симптомы появились не среди паломников, крестьян или горожан, а среди задающей тон золотой молодежи, знатной, богатой и праздной.
Образовался небольшой кружок, члены которого собирались по вечерам в «башне», роскошном дворце главного секретаря на углу переулка Роз и переулка Первосвященников, старейшем и красивейшем здании города. И душой Этого кружка была дочь самого гроссмейстера, юная, гордая и прекрасная Олеандра.
Вечером, когда все добропорядочные горожане уже лежали в постелях, натянув перины до самого носа, и молились святому Йоргену, благочестивую тишину города вдруг нарушали смех и звон бокалов, доносящиеся из «башни».
Случайные прохожие нередко часами стояли возле «башни», слушая, как юные кавалеры и их дамы изощряются в остротах, издеваясь над паломниками, плащом Йоргена, невестой Йоргена и даже над самим святым Йоргеном.
Все это вызывало досаду и негодование многих почтенных горожан, и лишь из уважения к господам первосвященникам они старались не обращать внимания на проделки высокородных недорослей. И тем не менее за несколько дней до праздника святого Йоргена разразился скандал, который переполнил чашу их терпения.
Около полуночи вся честная компания провожала домой гордую Олеандру и ее сестру — веселую хохотушку Розу. Вскоре они подошли к гроссмейстерскому дворцу, стоящему на площади против статуи Йоргена. От выпитого все пришли в радостно-приподнятое настроение, а выпито было немало… Таг вот, стоя на каменном крыльце отчего дома, юная Олеандра обратилась к достопочтенной статуе с речью, в которой святого Йоргена называла старым чучелом, а паломников — идиотами. Затем благородные юноши и девы взялись за руки и, передразнивая кривобоких и увечных богомольцев, повели вокруг статуи хоровод. При этом они громко распевали старинный псалом:
Вымолви, о Йорген, нас любя,
что стало б с нами без тебя!
— Смотрите, проповедник идет, — шепнула Роза. — Он как раз вовремя.
— Это исторический миг, — сказала Тимофилла и рассмеялась.
Ночные сторожа, разумеется, не стали связываться со знатными шалопаями и презрительно ухмылялись, глядя на эту сцену. А развеселые молодые люди успокоились лишь после того, как пропели все двадцать пять куплетов псалма и отпустили положенное число острот насчет Йоргена и его будущей невесты (выбор у Йоргена был невелик: дочь казначея, хромая сорокавосьмилетняя Аврелия, и дочь хранителя плаща, пятидесятитрехлетняя Лобелия, у которой осталось только два зуба). Олеандра и Роза легли спать, а остальные кавалеры и девицы отправились по домам, в свои роскошные дворцы.
