Ознакомительная версия.
НО ТОЛЬКО НИКОМУ НАПИСАННОГО НЕ ПОКАЗЫВАЙТЕ. СРАЗУ ЖЕ ВСЕ ЭТО СОЖГИТЕ. РУКОПИСИ, СЛАВА ЕМУ, ГОРЯТ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Бледное лицо, подрагивая исчезающими контурами, медленно тает. Вслед за исчезнувшим лицом медленно гаснет Вселенная. Видеоролик заканчивается. Взмокший от пережитого ужаса Жека томится еще несколько неприятных для него минут в тревожном ожидании водопада следующих образов, но в этот раз эфир оглушительно молчит. «Фу-у-у, — облегченно думает Жека, — неужели все это прекратилось? Очень хотелось бы, чтобы это наконец произошло. Такая чушь свалилась на мою и без того расшатанную психику! Причём здесь какой-то Минаев? Я же Дюринг! А может, всё таки, Минаев? Тьфу, совсем запутался. Надо посмотреть, как в паспорте написано. А зачем? Пусть хоть горшком меня обзовёт, только в печку не надо… И как только я еще это всё выдержал?» Наконец Жека замечает, что от его недавней помывки не осталось и следа. Что-то противно захлюпало в правом паху. В левом паху ощущалось подозрительное онемение. Жеку вновь пронзает чувство глубочайшего омерзения и на этот раз не только от вида своей крайней плоти. Вся наружная часть его натруженного организма вдруг оказалась покрытой какой-то доселе неведомой зловонной слизью, представляющей собой смесь чего-то липкого и омерзительно омертвелого. Видимо, начала линять кожа. Старая кожа его прежней беспутной жизни. Жеку сильно тошнит. Он находит в себе силы встать и нетвердой походкой, болтаясь от стены к стене, снова идет в душ. «А может, и не чушь это была вовсе? Оценить все объективно ведь невозможно ничего нам. В силу нашего-то обычного состояния. Но надо же? В кои-то веки почти трезвый ведь был. Потому-то, видать, и привиделась такая вот жуткая жуть. Так что же делать? Срочно выпить еще пару литров вискаря? А как насчет последнего предупреждения? Было ли оно? Мучительно заныл сигнальный пах. Значит было! «Все, хватит, пора со всем этим завязывать, — обреченно-ожесточенно думает Жека — решено, заканчиваю с этой гадостной наукой, с маркетологией этой. Это ведь прямой путь на огнедышащую сковородку. Пойду-ка я лучше истопником. Тоже жарко, конечно же. Но не так. Это — не век при 3 500! Или же в какой-нибудь ЧОП охранником устроюсь. Буду там сутки через трое ворота открывать этим обдолбанным уродам. Женюсь на какой-нибудь бывшей шлюшке, которой тоже уже давно все это скотство надоело. А еще лучше на той шлюшке, с которой тоже уже успел поговорить этот надоедливый директор коварного такого ЗАО. Ну так, чтобы ничего лишний раз этой дуре не объяснять. Не вспоминать чтобы об этих кошмарных ужасах. Этот пульсирующий и рвущийся на части секретный пах. Женюсь и буду себе умеренно так выпивать по выходным. «Ни капли» — это он, конечно, хватил! Нельзя так резко. Да и не в той стране мы живем. Он, наверное, подумал, что раз у меня такая фамилия, значит я нерусский. Немец, какой-нибудь. Или еврей. Ошибочка вышла, господин хороший! Фамилии на Руси уже давно не имеют никакого значения. У нас давно уже все евреи по паспорту Ивановы. И их не смущает, что наци бьют обычно не по паспорту, а по лицу. И при этом еще стишки читают, дескать: «Узнаем жидов мы сразу по горбатым их носам и визгливым голосам!» А выпивать я все равно буду. Буду себе спокойненько какую-нибудь отстойно-дешевую «Гжелку» отхлебывать понемножку и закусывать домашними, засоленными этой же бывшей шлюшкой когда-то зелеными огурцами. А потому как хватит уже! Больно уж невеселая это перспектива. Подумать только, это аж 3500 градусов, да еще можно веком не отделаться и на парочку загреметь! Нет-нет — это уже явный перебор! Уж очень жарко это, больно и уж очень утомительно. Я на пляже, и то часу не могу вылежать. А поэтому и не надо никого раздражать и до такого беспредела доводить. Заставлять кого-то на себя так сильно тратиться. Не стоит эта овчинка выделки. И именно поэтому даже и не буду пытаться я ничего больше такого писать. Ни про каких престолонаследников, трахающих страшных баб с целью воспроизводства голубой крови. О чем же это я писал тогда? Не помню уже. Это теперь уже не важно. Важно то, что писать о таком я уже не буду. Да и вообще ничего писать я больше никогда не буду. Не только вот такого вот бредового, а вообще ничего. Даже SMS-ки больше никому ни одной никогда не отправлю. Буду только свои подписи на квитациях из ЖЭКа ставить. И не надо будет тогда ничего жечь. Экономия опять же. Теперь уж и для себя экономия вырисовывается. А в итоге — двойная. И не надо будить лихо, пока оно тихо. Тем более, что лихо-то, оно ведь уже не раз сквозь сон свой предупреждало…».
Жека решительно вытирает заметно посвежевшую под чистейшей люберецкой водой кожу, уверенно одевается, аккуратно упаковывая крайнюю свою плоть в специально сшитый для этого мешочек, и решительно выходит на свежайший люберецкий воздух. Некоторое время он по привычке впивается взглядом в предрассветную ночь. Ночь не обижается на Жеку-ночепивца и ласково-одобрительно смотрит на этого все еще обдолбанного идиота. Жека улыбается ночи и быстро идет навстречу намеченным переменам. Но сначала он должен зайти домой в свои комфортабельные люберецкие аппартаменты и хоть немного в кои-то веки все же тупо так поспать. Выспаться бы надо ему перед предстоящими свершениями. Не простое ведь это дело — свершения. И не каждый день они происходят.
Жека переходит железнодорожные пути по высокому недавно построенному мосту и мечтательно смотрит во всегда куда-то зовущую далекую даль. Его полный мечтаний взгляд неожиданно отвлекают мерцающие на старом люберецком кладбище хаотично блуждающие огоньки раскуриваемых косячков. «Ага, сволочи! Все никак не угомонитесь, наркоманы гребанные, — праведно-зло думает Жека, — я вам все 5 000 обеспечил бы! По старику Цельсию! Не пожалел бы я ужо на вас угля и дровишек вселенских! И веков бы, эдак, на пять не пожалел бы! Ничего-ничего! Все ведь оно до поры, как говорится, до времени. Попаритесь еще идиоты гребанные. Как я вас не-на-ви-жу!!!».
people — народ.
boy — мальчик.
girl — девочка.
telephone— телефон.
room-комната.
Ознакомительная версия.
