— Пусть это останется между нами, — таинственным голосом проговорил тот, — но они отправились в Веезен. На маневры? — с надеждой спросила миссис Хиткоут-Килкуун.
— Арестовывать саботажников, — ответил сержант.
— В Веезене?!
— Совершенно верно, — подтвердил сержант, — но не говорите никому, что я вам об этом сказал.
Миссис Хиткоут-Килкуун заверила его, что, конечно же, не собирается никому об этом рассказывать, и вышла на улицу. Такой поворот событий поразил ее. Она уже почти дошла до своего «роллс-ройса», когда внезапно осознала смысл и причины происходящего.
— О Боже, — простонала она и бросилась к машине, но оказалось, что ключи от нее куда-то запропастились. Она перерыла всю сумочку, но ключей не было. В состоянии полнейшего смятения и крайнего возбуждения она кинулась назад в парикмахерскую, но через пару минут вышла оттуда ни с чем. Пока она стояла в растерянности, не зная, как поступить, на улице показалось такси.
Миссис Хиткоут-Килкуун остановила его и плюхнулась на сиденье.
— В Веезен, и как можно быстрее, — проговорила она. Водитель обернулся к ней и отрицательно помотал головой.
— Не могу, мадам, — сказал он. — Туда семьдесят миль.
— Я заплачу двойную цену, — отчаянно произнесла миссис Хиткоут-Килкуун и открыла сумочку. — Вот, это за дорогу туда и обратно.
— Хорошо, — согласился водитель.
— Только, ради Бога, быстрее, — поторопила она. — Вопрос жизни или смерти!
Вскоре они уже тряслись по ухабистой дороге, ведшей в сторону гор. Вспыхивавшие впереди, на горизонте, всполохи молний свидетельствовали, что приближается гроза.
Вокруг полыхали молнии, первые крупные капли дождя застучали по крыше машины. Констебль Элс включил «дворники» и стал пристальнее всматриваться в сгущавшийся мрак. Он ехал, как всегда не заботясь ни о других участниках дорожного движения, ни о безопасности собственной жизни, не думая о том, что если с кем-нибудь столкнется, то в радиусе полумили вокруг не останется ничего живого. Элс предвкушал наслаждение, которое ожидало его вечером. Он возьмет свое за тот тон, которым на протяжении последнего года обращался к нему полковник Хиткоут-Килкуун. «Я ему покажу Харбингера», — думал Элс, и сердце его замирало в ожидании этого момента. К тому времени, когда он доехал до Веезена, уже опустилась ночь. Элс проехал еще немного по основной дороге, а затем свернул с нее к имению «Белые леди». Демонстрируя смелость, вызванную хорошим знанием того, как пьют в этом доме, он заехал прямо на задний двор и заглушил мотор. Чье-то черное лицо заглянуло в кабину. Это был Фокс.[72]
— А-а, Харбингер, — проговорил он. — Вернулся?
— Да, — ответил Элс, — вернулся.
Констебль Элс выбрался из фургона, обошел его и открыл задние дверцы. Потом обернулся и позвал: «Эй ты, кафир! Фокс, иди сюда!» Но ответа не было. Едва только Фокс увидел человека в форме южноафриканской полиции, как немедленно, повинуясь инстинкту самосохранения, которым он был наделен в полном соответствии со своим прозвищем, он изо всех сил рванул через сад и скрылся за деревьями. Неважно, что раньше он знал этого человека под именем Харбингер: Фокс умел чуять смерть, когда она оказывалась с ним рядом. Находившиеся в доме полковник Хиткоут-Килкуун и его гости оказались не столь проницательны.
«Интересно, что стряслось с Дафнией, — думал полковник, одеваясь к вечернему маскараду. — Вечно она опаздывает». Он посмотрелся в зеркало и почувствовал себя умиротворенным. Бледно-розовая жоржетка с длинными рукавами в форме колоколов и с завязанным сбоку черным бархатным поясом облегала его идеально, почти как перчатка. Прическу скрывала широкополая шляпа из итальянской соломки, черные бархатные тесемки которой были завязаны у него под подбородком, а с одной стороны полей, прямо над глазом, свешивалась вниз огромная распустившаяся роза. Туалет завершали белые шелковые чулки и обыкновенные туфли-лодочки. И чтобы не возникало никаких сомнений в том, кого именно изображает он в этот вечер, на маленьком муслиновом передничке была трафаретом сделана надпись: «Английская роза».
— Просто-таки самый настоящий Берри, — проговорил полковник и на всякий случай заглянул в одиннадцатую главу «Ионы и компании» проверить, не забыл ли он чего. Затем, прихватив вышитую бисером сумочку, спустился вниз к ожидавшим начала веселья гостям.
Я сегодня буду Щеголем, сказал майор Блоксхэм Маркизе, изображавшей Платан-под-мухой.
— Бесподобно, дорогой! — воскликнула пронзительно та.
Появление полковника Хиткоут-Килкууна, одетого под Берри в костюме «Английской розы», было встречено бурными аплодисментами. Полковник подождал, пока стихли раскаты хохота, и обратился к гостям с коротким вступлением.
— Как все вы знаете, — сказал он, — каждый год мы завершаем очередную встречу нашего клуба постановкой одного из самых выдающихся эпизодов из жизни Берри и компании. Сегодня мы разыгрываем одиннадцатую главу книги «Иона и компания», эпизод «день, когда Берри потерял свои мужские достоинства». Рад отметить, что в этом году нас собралось так много.
Сказав еще несколько слов о необходимости высоко нести знамя страны в самых удаленных уголках — что Маркиза восприняла как комплимент в свой адрес, — полковник попросил майора Блоксхэма включить проигрыватель и вскоре уже танцевал с майором танго.
— У Дафнии такие тесные платья, — пожаловался он после одного из резких поворотов.
— У Маркизы тоже, — ответил майор.
С улицы, из темноты, констебль Элс с интересом наблюдал через окно за происходящим. «Всегда хотел узнать, отчего он так помешан на розах», — подумал он, увидев полковника в новом свете.
Элс вернулся к фургону и занялся перетаскиванием в конюшню доказательств попытки полковника свергнуть правительство Южной Африки. К тому времени когда триста фунтов гелигнита были разложены по полкам, не видевшим прежде ничего, кроме смазки для седел, Элс начал уже сожалеть о том, что позволил Фоксу удрать. Положив наконец последнюю картонку с презервативами по соседству с взрывчаткой, Элс закурил сигарету и уселся в темноте подумать о том, что еще полезного он мог бы сделать.
Кажется, вечеринка удалась на славу, — донесся до него с террасы разговор толстяка и майора Блоксхэма, шумно и долго отливавших на клумбу с бегониями. Элс понял намек и затушил сигарету, однако слова, которые он услышал, навели его на новую мысль. Он потихоньку выбрался из конюшни и некоторое время спустя уже тащил по двору канистры с керосином, которые взял из хозяйственного сарая. Элс вылил содержимое канистр в винный погреб полковника, и керосин бесшумно растекся между бутылок с австралийским бургундским. Чтобы сделать образовавшуюся смесь еще более огнеопасной, он принес не сколько пачек гелигнита и тоже бросил их в погреб. И наконец, чтобы никто не мог уйти из дома, не оставив за собой надежных следов, Элс обильно полил лежавший у входной двери коврик раствором анисового семени, после чего забрался в свой фургон, отъехал к парадному въезду в имение и стал поджидать прибытия главных сил полиции. Он прождал там минут десять, однако никаких признаков полиции не было, и тогда Элс решил вернуться назад и посмотреть, как разворачивается вечеринка.
— Надо же как-то убить время, — проговорил он себе под нос, идя через сад. Видневшийся впереди особняк «Белые леди» был ярко освещен по случаю празднества, излучая вокруг атмосферу гордого одиночества и осмотрительной развязности. Танго сменилось следующим танцем. Полковник не танцевал, как и Маркиза, а майор Блоксхэм и толстяк спорили о том, что следует класть в коктейль, называющийся «гланды мартышки». Не обращая никакого внимания на устроенные полковником цветочные бордюры, Элс обошел в темноте вокруг дома и выбрал окно, через которое было отлично видно все происходящее внутри. Устроившись возле этого окна, он стал с интересом рассматривать «Английскую розу». В этот самый момент Маркиза подняла взгляд и увидела его.
Коммандант Ван Хеерден, ехавший во втором броневике, мучился мыслью о том, правильно или неправильно он поступил, дав Элсу триста фунтов взрывчатки и отправив его вперед. С одной стороны, Элс был единственным, кто знал расположение дома и других построек. С другой, думал коммандант, если бы Элс устроил там взрыв, звук донесся бы до нас. Немного утешала его и мысль о том, что было бы неплохо, если бы Элс не справился с порученной задачей. Тогда не понадобились бы никакие аресты, не было бы необходимости допрашивать потом обвиняемых, да и самого Элса не стало бы. Коммандант в очередной раз задавался вопросом, верно ли он поступил, прислушавшись к словам миссис Хиткоут-Килкуун. В конце концов он пришел к выводу, что как ни рассуждай, а особого выбора у него не было. Коль скоро ей хватило глупости рассказать мужу, что ему наставили рога, и коль скоро полковник грозился теперь убить сотрудника южноафриканской полиции, притом ответственного сотрудника, то за последствия этого полковник должен был винить только самого себя. Коммандант, правда, не помнил точно, говорила ли миссис Хиткоут-Килкуун о том, что ее муж грозился убить его; но комманданту было более чем достаточно и одного подозрения. Но самым главным было то, что личность полковника пришлась бы весьма ло вкусу Бюро государственной безопасности. После еврейских миллионеров, родители которых эмигрировали когда-то из Петрограда, БГБ из всех подозреваемых предпочитал англичан старого закала, сохранивших верность англиканской церкви. Нескрываемое презрение полковника к африканерам заставит умолкнуть голоса тех, кто мог бы счесть его полностью невиновным. А его участие в Сопротивлении в годы войны и знакомство со взрывчатыми веществами делали полковника именно тем типом подозреваемого, какой БГБ разыскивало на протяжении вот уже многих лет. Коммандант вспомнил об английском флаге, развевавшемся перед особняком «Белые леди». Одно это в глазах БГБ сделает полковника и его клуб сборищем предателей.
