Вернувшись в Арбатов и встретив старых друзей, Сэм предложил им основать акционерное общество.
— Все понятно. Извилистый путь интеллигента. Вот только не могу понять, зачем вам это претенциозное имя — Сэм? Наверняка у вас в паспорте стоит прозаическое Семен? А?
Вместо ответа молодой изобретатель «Галеаса» полез в карман и вытащил синюю с золотыми буковками на обложке книжечку.
— Паспорт гражданина Соединенных Штатов? — удивился Николай. — Каким образом он к вам попал? Ах, купили. Дайте посмотреть… Да, типографское искусство подделок у нас уже вышло на международный уровень. А кроме этой ксивы, надеюсь, у вас есть и документ, удостоверяющий, что вы гражданин нашей многострадальной страны? Есть. Все в порядке… Что же, остались только вы, — обратился он к молодому поляку. — Ничего не хотите сообщить о себе? Скромность украшает. Назовите хотя бы профессию.
— Водитель самоходу. Перший класс, чи не гарно? — обидчиво сообщил житель Варшавы, переходя на странную смесь русского, польского и украинского языков.
— Наш Казимир шофер такси.
— О, это прекрасно! В нашем предприятии участие механического экипажа крайне желательно. Ваше авто здесь?
— Залышав у Варшави.
— Оставили? Жаль. Оно бы очень пригодилось. А как это случилось, что вы, коренной арбатовец, стали подданным другой страны?
То, что по капле удалось выцедить из Ковальского, было типичной историей бывшего гражданина бывшей страны с бывшими закрытыми границами. Расставшись с юностью и проработав несколько лет в российской глубинке и на Украине, водитель такси неожиданно узнал, что границы страны отныне открыты. Мало того, он обнаружил, что по ночам ему снятся неизвестный город с мостами над медленно текущей рекой, статуей русалки с мечом в поднятой руке, красные островерхие крыши и толпа, говорящая на чужом, но волнующем языке. Поняв, что это Польша, шофер затосковал, а когда ему представилась возможность сменить гражданство, уехал.
— И что у вас там теперь? Офис, гараж, в котором стоят три «мазды»? «Мерседес-600» слишком бросается в глаза, — сказал Николай.
— Еден старый «понтиак», и тот еще не выкуповал у власцицеля, — признался варшавянин.
— Все ясно, потогонная система, работа двенадцать часов в сутки, капитализм навынос. Не грустите, Казимир, когда мы доберемся до хрустального яйца, у вас будет не одна машина, а целый автопарк. Гарантирую подземный гараж и двух сторожей-турок. Отчего вы не радуетесь? Почему на вашем аскетическом лице факира не отражается восторг по поводу будущего богатства?
Ковальский вздохнул:
— Не хче заводжич. Не хочу обманывать вас, господин Шмидт. Це все не по мне. Мне это не нравится. Для таких подий я не бардзо ехидный. Мне и «Галеас» не лычил. Я уеду.
И Казимир Ковальский с неожиданной твердостью сказал, что в северную столицу он поедет; так хорошо видеть старых друзей и слышать, как они мечтают о будущем; но на большее… В конце концов, какая разница, возвращаться ему в Варшаву через Москву или через этот северный холодный город? Пусть не обижаются друзья, но даже у железной машины стираются детали и ей не добже, не можно помочь никак.
— Итак, неожиданная потеря! Что делать, насильно мил не будешь. — Николай оглядел своих новых соратников. — А потом, может быть, именно так должен поступать каждый честный человек, даже если он был в числе учредителей крайне подозрительного общества. Обнажим головы, но час прощанья откладывается, мы берем вас, Казимир, с собою. Из северной столицы вы будете отправлены в Варшаву спецрейсом. Нежные стюардессы будут всю дорогу поить вас напитком «Зуко» и предлагать холодную курицу. А мы останемся на летном поле и долго будем провожать глазами улетевший лайнер. А теперь обращаюсь ко всем. Итак, мы начинаем искать хрустальное яйцо. Каковы наши шансы, господа? Шансы есть, но нельзя забывать, что наукой установлено — мы живем в мире неопределенностей. Даже бородатые физики не ручаются, где находится какой-то паршивый электрон. И тем не менее мы начинаем. Будем искать безделушку, стоимость которой больше, чем стоимость всех бесхозных товаров, лежащих на складах и в закромах Арбатова, Ростова и Одессы вместе взятых. Выезжаем завтра. Федор, побеспокойтесь насчет билетов.
Сказано это было так властно, что трое арбатовцев забыли — их новый знакомый совсем ничего не рассказал о себе, и бойкий Сэм, которого так и подмывало узнать, как их новому знакомому удалось выяснить местонахождение тайника, промолчал.
Между тем место, где спрятано хрустальное яйцо, глава новообразованного товарищества не знал. Не знал, но тем не менее имел основания рассчитывать на удачу: кое-что во время своего пребывания в северной столице он все- таки успел выяснить.
В день, когда он вернулся после посещения кино в гостиницу, Николай вскипятил у себя в номере с помощью самодельного электрокипятильника чай и, прихлебывая пахнущую бывшим Цейлоном, а ныне островом Шри Ланка жидкость, стал раздумывать. Город, в котором произошли события, вынудившие молодых родственников ювелира бежать, лежал за окном. След сокровища мог находиться где-то совсем рядом. С чего начать поиски?
Он развернул купленную на улице газету и между сообщением о том, что аргентинский президент разводится с женой, и статьей режиссера Захарова на актуальную театральную тему «Зачем Чио-Чио-сан мужской гульфик?» наткнулся на репортаж об открытии мемориальной доски на здании бывшего Государственного, а ныне вновь Императорского музея. Доску открыли там, где столетие назад случайный прохожий, толкнув под руку террориста, спас русского самодержца.
— Что значит оказаться в нужное время в нужном месте, — пробормотал Николай, — а тут толкаешь встречных всю жизнь и никакой прибыли. Что, если поискать следы хрустального чуда в этом музее? Ведь должен там кто-то знать, где разбросаны по свету многочисленные изделия ювелира и где коротали последние годы его наследники?
Не теряя времени даром, сын изобретателя многоместного мотоцикла направил свои стопы туда. Побродив среди египетских саркофагов и греческих фризов первого этажа, он проник в святая святых — в отдел, где сидят научные сотрудники. Назвавшись директором частной картинной галереи из Харькова, он спросил, нет ли среди присутствующих человека, который занимался бы изделиями Фаберже.
— Был такой, но ушел на пенсию. Юлия Борисовна, как звали старичка, который писал статью о Карле для «Британики»? — откликнулся молодой, рано полысевший искусствовед.
— Никодим Петрович Сыроземов, — отозвалась такая же молодая, но уже успевшая располнеть женщина. — Миша, а почему здесь посторонний?
— Я не посторонний, меня ждет генеральный директор, — быстро парировал гость. — Адрес. Не могли бы сообщить адрес этого Никодима?
— Частная галерея — это очень интересно, — шепнул ему лысый. — Могу предложить консультацию и посредничество. Продажа картин, питерский авангард, почище Лианозова, иностранцы так и рвут.
Пока он шептал, дама нехотя встала с места, достала с полки гроссбух и, с отвращением полистав его, сказала:
— Ропшинская, 32, квартира 26.
Взметнув фонтанчик пыли, книга захлопнулась.
— Ваше предложение меня очень заинтересовало, — таким же шепотом ответил Николай лысому знатоку авангарда. Тот сунул ему в руку визитную карточку, и директор харьковской галереи, посмотрев на часы, что должно было означать «Ваш генеральный вне себя от волнения», покинул обитель знатоков живописи и бегом отправился назад в гостиницу. Времени на посещение Ропшинской улицы в этот раз у него не было.
— Адрес, фамилия и имя-отчество, это называется координатами, — рассуждал сын лейтенанта, наблюдая в окно поезда, как уплывают назад шпили и ангелы бывшей столицы. — Отец не раз говорил: знания координат достаточно, чтобы поразить любую цель.
Глава пятая СТАРИЧКИ-ЖЕЛУДОЧНИКИ
Пассажиры скорого поезда, вышедшие на перрон затерянной в великой степи крошечной станции Арбатов, чтобы подышать свежим воздухом, вряд ли обратили внимание на четырех аборигенов, которые, подбежав к проводнику седьмого вагона — поезд стоял всего пять минут, — предъявили ему билеты и заняли по двое места в разных купе.
— Отчего не вместе? — пожаловался молодой Наседкин, который обнаружил в своем купе мать с грудным младенцем и еще одну соседку, которая ехала в столицу в надежде вылечиться у экстрасенса от нервных припадков и храпа. — Напрасно вы, господин Шмидт, послали за билетами Кочегарова.
— Были только такие, — мрачно возразил моряк. — Что, я не понимаю, конечно, вместе было бы лучше. А у вас кто попутчики? — Разговор проходил в коридоре.
— Два старче, — сообщил Ковальский, которому досталось место с председателем товарищества. — У нас в таких выпадках дают кондуктору на лапу.
