– И что же теперь нам делать? – растерялась Оля.
– Обращайтесь в суд! – последовал короткий ответ.
После годовой переписки с немецким судом тот вынес беспрецедентное решение вообще не пускать Попугаевых не только в Германию, но и в Шенгенскую зону! На следующий день после того, как Ольгу отшили, так и не выдав визу для въезда в страну, анкеты с заковыристым вопросом о вероисповедании… отменили! Вот оно «еврейское счастье» в действии! Но история, которая получила в народе название «Казус Попугаевой», еще долго гуляла в испуганных рядах получателей немецких виз. Узнав из источников, близких к семье пострадавших, о случившейся трагедии, а иначе всё произошедшее и не назовешь, мы пришли в консульство буквально на полусогнутых, но обратно уже выходили на прямых ногах, любуясь визами, сверкающими в паспортах! Делать глупости надо тоже умеючи и там, где это нужно, а то ненароком можно и сук обломить, за который и так держишься с большим трудом!
Оставался последний решительный шаг. Необходимо было выписаться. В те годы нас лишали прописки и мы фактически становились бомжами. Позже этот безжалостный закон отменили. Для выписки и прописки следовало посетить отделение тогда еще милиции и паспортный стол. Этот поход оставил неизгладимый след в моей душе! Едва я зашла в приемную милиции, как у меня, в буквальном смысле этого слова, просто потемнело в глазах, но отнюдь не от давления, а от бессчетного количества смуглолицых гостей нашего города из различных уголков Закавказья и Средней Азии. Было человек пятьдесят и среди них, кроме милиционеров и меня, больше ни одной белой физиономии! Позже, при посещении Великобритании, всё повторилось – бледнолицых мизер, большинство чернокожих, пакистанцев и индусов. А во Франции я обратила внимание на то, что белые в основном – это зарубежные туристы. Такое впечатление, что белокожая раса скоро и вовсе исчезнет с планеты Земля! Тревожный сигнал, однако!
В паспортном столе прямо передо мной стояла женщина кавказской национальности, желающая прописаться. В руках она держала штук двадцать паспортов. На вопрос паспортистки: «Откуда?», сказала, что из Грозного… Не потому ли теперь мы, россияне, чувствуем себя в своей стране почти гостями? Почему Россия превратилась в проходной двор, куда со всех концов стекается различный непонятный люд, имеющий лишь одно желание – поживиться за наш счет? Пропуск в Германию, например, строжайший! Сюда больно-то не пролезешь, и даже если есть настроение пригласить родственников, нужно показать свои доходы и доказать, что ты сможешь на свои деньги содержать приезжую родню. Почему же у нас всё так неорганизованно и расхлябанно? Может потому, что страна большая или ею бездумно управляют на местах?
Билеты купить смогли, а вот денег на первое время не было совсем. Перед отъездом, закрывая фирмы, нам пришлось заплатить все налоги – бешеную сумму – и от наличных остался только «пшик»! Уцелевшая после бандитских набегов недвижимость не продавалась, да и времени для этого совершенно не было. Но если счастье тебя нашло, то уже не отцепится. Хозяйка квартиры, которую мы снимали перед отъездом, купила остатки нашей мебели и отдала нам целых шестьсот долларов. Вот и все капиталы, но и этой удаче мы радовались, как дети! Мои родители устроили отвальную, и, как следует отметив предстоящий отъезд, поздно вечером, мы разошлись по своим комнатам. Утром предстоял наш рейс в Германию…
В последнюю грустную ночь прощания с близкими и родиной, где прошли все наши неосознанные и сознательные годы существования, я никак не могла заснуть. Перед глазами, как в ускоренной киносъемке, пробегали картины моего детства, юности, молодости, отрочества, удачи и неудачи, приобретения и потери и самые знаменательные события нашей жизни. Горло перехватил спазм, на глаза навернулись слезы, а сердце билось, как хронометр, отсчитывая секунды, минуты и часы до рокового шага, за которым – полнейшая неизвестность… Пусть в этой стране было всё: и счастье, и горе, но… – это моя страна, моя родина! Со слезами, печалью и тревогой в душе встретила рассвет. Нас ожидали объемный багаж и такси, которое уже стояло у дома. Ну вот и всё, прощай, Россия… Нет, все же… до свидания!
Международный аэропорт жил своей жизнью. Кипящий котел сомнений, радости, печали, ностальгии и…одной на всех надежды. Из Казахстана транзитом целым табором ехали в Германию русские немцы, упаковав свое хозяйство в огромные клетчатые челночные сумки. Их было очень много. Таможенники трудились не покладая рук. По сравнению с русско-немецкими колхозниками, мы выглядели скромными питерскими интеллигентами. Самым ярким свидетельством принадлежности к этой немногочисленной прослойке был наш двухкассетный магнитофон, который, как корона, венчал вершину багажа и являлся как бы апофеозом культурной крутости! С большим трудом распрощавшись с родителями, я, Лева и Элька, едва сдерживая волнение и слезы, почапали на таможенный досмотр. Бедный труженик таможенного фронта настолько обалдел от бесконечной череды забитых под завязку клетчатых баулов, что, когда подошла наша очередь, просто устало спросил:
– Есть какие-нибудь ценности?
Левка пожал плечами и ответил:
– Да есть там у девчонок по мелочи!
– Проходите, – сказал замученный страж интересов страны и пропустил нас не глядя.
А чего искать-то, если ничего достойного внимания нет! Мы прошли в зал ожидания. Как будто что-то почувствовав, я оглянулась и за прозрачной стеклянной стенкой увидела… плачущую маму с моей любимой мочалкой в руках, которую я забыла положить в багаж. Она плакала и растерянно показывала знаками, что хочет ее передать. Я тоже плакала, знаками отвечая, что уже поздно и ничего сделать нельзя. Так мы стояли и смотрели друг на друга, разделенные безжалостной стеной эмиграции, и мама так навсегда и осталась в моей памяти именно такой, плачущей и с мочалкой в родных руках…
Объявили посадку и, с трудом оторвавшись от мамочки, оставшейся в той, прошлой питерской жизни, мы побрели на посадку…в жизнь будущую. В самолете я вновь вспомнила героиню фильма блестящего режиссера П. Тодоровского «Интердевочка» Таню Зайцеву. Она летела за границу, триумфально глядя на постылую родину, а я…с безутешной тоской по ней…
Через пару часов самолет доставил нас в страну нашей мечты. Пройдя без проблем таможенный и паспортный контроль и погрузив на тележку свой жалкий скарб, мы вышли из здания аэропорта. Ступив на землю обетованную, моментально окунулись в безбрежное море совершенно чужих иностранных людей. Отовсюду неслась немецкая речь. Русских немцев, наших многочисленных попутчиков, уводили в специальные автобусы встречающие их сотрудники эмиграционных служб, лишь наше трио потерянно топталось на месте, не зная куда брести дальше. Еще раз внимательно рассмотрев инструкцию немецкого ведомства, мы прочитали название пункта назначения и должны были теперь узнать, как нам туда добраться. Шиковать на несчастные шестьсот долларов, взяв такси, не имели права, а посему решили подобраться к стоящим поблизости автобусам и получить нужную информацию.
Надо сказать, что из нас троих хоть какое-то представление о немецком языке имел лишь мой ребенок. Знания были весьма скудными и включали в себя только достопримечательности Гамбурга. Ну, а поскольку мы находились в Ганновере, то вряд ли они могли здесь пригодиться. У меня с этим иностранным языком дела обстояли еще хуже. Я знала всего три немецких выражения: «Хенде хох», то есть «руки верх», «Гитлер капут», дескать, конец тебе, Гитлер, и «Ахтунг» – «внимание», да и то эти знания были почерпнуты из многочисленных фильмов о войне, которые я смотрю вот уже двадцать пять лет своей жизни. О Левке и говорить нечего, он и на русском-то общается с переводчиком! И вот такой тупой безъязыкой компанией мы собирались путешествовать по незнакомой стране… Мрак, да и только! Я, правда, знаю французский, но ведь это не Париж, говорю на татарском, но мы же, в конце концов, не в Казани!
Толкая перед собой тележку с нашей багажной кучкой, мы робко подошли к близстоящему автобусу, чтобы попытаться выяснить дальнейший маршрут. Мудрить не стали, просто вошли в автобус, развернули нашу бумажку и ткнули пальцем в название города, куда нам предстояло прибыть. Водитель что-то залопотал на немецком, а мы с надеждой уставились на Эльку. По выражению ее лица стало ясно, что достопримечательности Гамбурга ей намного ближе.
– Ёшка, – обратилась я к дочери (это Элькино детское прозвище), – что он говорит, куда дальше-то ехать?
– Это… ну… вот… там… в общем… не знаю! – пролепетал испуганный ребенок.
Пришлось выйти из автобуса и приклеиться к товарищу, который собирался в него войти, и тут…начался бесплатный цирк! Сидящие в автобусе пассажиры вместе с водителем равнодушно ожидали развязки нашего глухонемого контакта. По ходу, наконец, Элька вспомнила слово «befindet sich», что означает глагол «находиться», и, вновь ткнув пальцем в название города в бумагах, мы втроем с надеждой посмотрели на бюргера. Вежливый все-таки народ немцы! Наши давно бы уже послали нас на три буквы, а от раздражения еще бы и по шее хорошенько дали!
