Он поставил перед возлюбленной ящик и как средневековый рыцарь склонился в низком поклоне, дескать, кушайте пожалуйста. Восхищаясь подвигом их обступили друзья, но неожиданно в толпе кто-то залихватски засмеялся. А через секунду лесная округа содрогнулась от безудержного хохота двух десятков глоток. Возлюбленная, стараясь справиться с приступами смеха, отчаянно вытирала кулачками слезы.
— Чего вы щеритесь? — приподнялся с колен добытчик меда и в тот же момент яркое пламя костра высветило огромную дырку в улье.
И он сам начал нервно хихикать. У ног девушки стоял не улик, а собачья будка с несколькими звеньями железной цепи…
1999 г.
Два десятка русских туристов, отправившихся в самое дешевое турне по Европе, скинули на пару суток в небольшом швейцарском городке. В том самом, который славился одной единственной достопримечательностью — лабиринтом. Гид постаралась сразу утешить публику тем, что аттракцион никому не позволит скучать, а самое главное — вход в него бесплатный.
Этот факт действительно утешил и женщин и мужчин. И пока первые, оставляя утеху на следующий день, отправились поглазеть на витрины и прилавки магазинов, вторые, основываясь на приобретенном опыте, побежали в супермаркеты. Там спиртное всегда продавалось чуть ли не вдвое дешевле, чем в пивных и кафе. А уж если брать оптом! Но почему «уж»? Брали-то по-нашему, в складчину. По-ихнему, значит, оптом. Выбирали винцо покрепче в бутылках побольше, и остановились на сорте, которое по крепости было так похоже на портвейн советских времен типа «Алабашлы».
Объединившиеся мужики идти с двумя ящиками «красненького» в двухзведочную гостиницу не решались, во избежание неприятностей с персоналом и своими боевыми подругами. Блудили с тарой до тех пор, пока ноги их не вынесли к тому самому единственному аттракциону в этом городке. Все сразу же вспомнили, что за пользование «достопримечательностью» платить не надо. А чтобы не таскать с собой оставшийся ящик, тут же около входа, начали резво подносить обернутые в пакеты бутылки к губам. Оставшееся «чернила» разложили по карманам и уверенно, под презрительные улыбки смотрительниц, которые почему-то были похожи на санитарок времен Первой Отечественной, миновали вход лабиринт.
Самый трезвый успел прочитать, что лабиринт — рукотворное произведение человека. Размещается на 10 тысячах квадратных метрах. Общая длинна коридоров — 3 километра. А плотные стены выращены из туи. Есть в этой горной стране такие деревья, которых, дабы доставить удовольствие туристам, высадили больше 25 тысяч штук.
Несколько отчаянных русских парней попробовали было пробраться через заросли туи, но исцарапав щеки и руки — хотя и были уже изрядно подшофе, тут же отказались от этой идеи.
Шагали по песчаным дорожкам, одной рукой отчаянно жестикулируя, другой поддерживая карман, где свято оберегались от чужих глаз швейцарские «фауст-патроны». Держались сплоченным коллективом, как могут держаться только русские туристы. При этом каждый знал дорогу к выходу. Может быть потому собрать в кулак единое, подвергшееся глубокому анализу мнение никак не получалось. Зато после каждой неудачи, это дело смазывали по глотку-другому и снова двигались дальше.
После двухчасового плутания самых слабых, словно раненых бойцов, поддерживали под руки. Но в самых крепких, соответственно, надежды на викторию все больше прибавлялось. Стали заламывать веточки туи, чтобы в процессе брожения по лабиринтам ориентироваться, где были, а где не были. Но надломы на деревьях почему-то не бросались в глаза.
«Правда» о бесплатности аттракциона была нарушена, когда к дружному российскому коллективу подошел гид — служитель лабиринта и предложил за умеренную плату вывести группу наружу. А если сильно требуется, то и к самой гостинице.
— Сколько? — спросил самый стойкий, с презрением и недоверием глядя на гида, словно швейцарец предложил за деньги выдать русскую тайну.
Швейцарец, лучисто улыбаясь, растопырил пальцы на обеих руках: «Тен долларс».
— А вот это видел! — самый стойкий под одобрительный шум плененных лабиринтом товарищей скрутил фигуру из трех пальцем, — Тен долларс ему захотелось! Да за эти тен долларс я целую неделю…
Он не договорил. Бестактный швейцарец тут же испарился, а все члены группы присели на корточки, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Вернее обсуждали только трое, остальные, облокотившись на стволы туи, думали с закрытыми глазами. Наконец, план был выработан: слабаков решили временно оставить на месте привала и, отыскав и запомнив путь к выходу, вернуться за ними. Так делали деды и прадеды во время освободительных войн.
Но поднявшись, и прошагав с полкилометра, даже самые стойкие поняли, что силы на исходе. Они даже не могли вступиться за своих товарищей, которых выводили с поля боя «санитарки» дружественной армии. Им оставалось только, собрав последние силы, не отставать от «сестричек». Через несколько минут все были на воле.
На другое утро мужская половина туристической группы наотрез отказалась от экскурсии в лабиринт. И когда дамы, подмалевав губы швейцарской помадой и надев свежекупленные колготки, отправились к месту аттракциона, мужики превозмогая боль в головах, единогласным решением утвердили гонца…
1999 г.
Игорек Шабуняев один раз в месяц напивался. В драбадан. Это значит до такого состояния, что полностью терял контроль и над собой и над окружающей средой. Нет, Игорька назвать алкоголиком — никак нельзя. Алкоголик чем отличается от пьяницы? Тем, что пьет и когда хочет и когда не хочет. А Шабуняев напивался исключительно раз в месяц. Так сказать, для снятия психологической нагрузки. Потому что работал Игорек Шабуняев железнодорожным диспетчером. Собачий труд. Если какая промашка, то два состава как врежутся лоб в лоб… Жуткое дело — работа диспетчера.
Но ладно с работой. На ней-то у Игорька все чин-чинарем. Мало того, ценит его начальство, как ответственного и внимательного специалиста. И даже глаза закрывает, когда у Шабуняева наступает день психологической разгрузки. 25 числа каждого месяца после смены Игорек с коллегами затариваются пойлом и начинают гудеть. Разгрузка длится до глубокой ночи. Затем, расцеловавшись на прощание, все рассаживаются по такси, которые их и развозят по месту жительства. Вот тут-то, когда машина останавливается около подъезда шабуняевской хрущевки, у Игорька и начинаются проблемы. Передвигаясь по лестнице исключительно на карачках, редко когда с первого раза Игорек попадает в свою квартиру на третьем этаже. То происходит недобор этажей, то перебор. Двери-то на лестничных площадках похожи как две капли воды. А разглядеть с «четырех точек» номер квартиры в состоянии близком к богатырскому сну — совсем невозможно. Бьется головой о дверь среди ночи Шабуняев в надежде занять свое теплое койко-место, а ему вдруг открывает старая ведьма, которая живет этажом ниже. Крик! Брань! Она, видите ли, таблетки сонные приняла! А что человек не может попасть в свою квартиру — ей глубоко наплевать.
Игорек собирает последние силы и, словно скалолаз, передвигается выше. Рука, колено. Рука, колено. Так шаг за шагом. Настойчиво и упорно. И снова шандарахает двери головой. «Кто там?» — слышится изнутри мужской баритон. И тут же женский голосок в ответ: «Это, скорее всего, мой любовник, Игорек. Сегодня же 25-е». Разбуженная девица с четвертого этажа ехидно улыбается, а её муженек берет Игорька за шиворот и направляет вниз по лестничной клетке. И опять перебор. Разгневанная старуха выскакивает с радиотелефоном и тыкает корявым пальцем в две кнопки — 02.
Ах, миленькая женушка Дашенька, вовремя запеленговавшая шум в подъезде! Сколько раз она вырывала Шабуняева из цепких лап милицейского наряда!
Утром Шабуняеву стыдно. «Сколько раз я стучался к бабке?» — спрашивает Игорек. «Три», — отвечает Дашенька. «А к этим, на четвертый этаж?» — «Два, — вздыхает жена, и в который раз просит, — Ты бы мне с работы звонил, когда выезжаешь. Я бы тебя около подъезда ожидала…» Шабуняев клянется звонить, но на следующий месяц опять происходит история с перебором-недобором.
В канун рождества Дашенька крепко спала, и вредной старухе удалось упрятать Шабуняева в милицейский уазик. Игорек вернулся поутру подавленный и разбитый. В голове наслаивались приказания самому себе. «Надо что-то делать! Что-то предпринимать! Надо же как-то исправлять патологию! Как?» Об отмене разгрузочных дней он и думать не смел.
— Эврика! — воскликнул Шабуняев чуть ли не в самое ухо понурившейся жены и, подпрыгнув с кухонной табуретки, подставил её под антресоль. В голову пришла замечательная идея.
В бытность учебы в железнодорожном техникуме отчебучили они с друзьями первоапрельский номер. Покрасили на станции рельсы черной краской и ухитрились переключить светофор на красный. Электричка остановилась. Машинист посмотрел вперед, на дорогу, а рельсов перед ним не оказалось. Черная пустота! Естественно у машиниста случилась истерика, движение на полчаса было парализовано. Скандал был страшный! Еще бы — дело подсудное. Но пронесло.
