быть! Зверь-санитар! Кто у вас теперь заместо меня?.. Никого. Лес запустили, реки захламили, дышать нечем!
А вы выпустите меня, я вам за год и флору и фауну девственными сделаю!
Меня беречь нужно, подкармливать. А вы? Мне же плохо здесь. Занесите меня в Красную книгу! Занесите!! Я же совсем могу исчезнуть, навсегда. Я же в неволе не размножаюсь.
Привилегии
Я тут познакомился с одним мужиком, он работает на самом верху, выше крыши. Ну, мне интересно стало, а такой мужик еще, душа нараспашку. Спросил его насчет привилегий.
Он так удивился. Говорит:
— Какие привилегии?
Я говорю:
— Сам не знаю. Болтает народ… Лечат вас, может, повеселев, чем нас?
Он говорит:
— Нас повеселее?! Вот ты, говорит, лег в городскую больницу, ты тоски не знаешь, в любой момент народу вокруг — не то, что умереть, заснуть не дадут. А у нас после обеда в домино сыграть не с кем.
Я спросил:
— Мрут, что ли, до обеда?
Он говорит:
— Не мрут, но с кем играть-то? У каждого отдельная палата. То есть, понимаешь, если тяжело заболел, горшка подать некому. «На фиг, думаю, мне такое лечение». Но все-таки допытываюсь:
— Есть же какие-то преимущества. В очередях не надо стоять, пайки у вас, заказы, дефицит — все на дом.
Он говорит:
— Смеешься, что ли? Зачем ты так смеешься жестоко? Это не преимущество, это — смерть. Жизнь — это движение! Это когда тебя то в кипяток, то в прорубь, то в очередь, то из очереди. Вот ты вышел из дома, извини за выражение, за нижним бельем. Ты предпоследнее постирал, а последнее порвалось. Вышел, выбежал— туда, сюда, вперед, назад — нигде ничего! Это — жизнь, ты весь в движении. И вдруг дают. Кинулся, растолкал всех — первый в очереди — «Да здравствует Советская власть!».
Несут — итальянское… не то тапочки, не то шляпы. Какая тебе разница? У тебя все равно ничего нет, ты — нищий. Это — жизнь! И тут начали продавать. У тебя глаза горят, кровь кипит. Кто-то слева взял сто штук по двойной цене, кто-то справа по тройной, кто-то еще что-то. И ты первый, но перед тобой кончилось. Горе! Слезы! Отчаяние! — «Долой Советскую власть! В гробу такие перемены!».
И тут еще несут, еще лучше… не то ползунки, не то лифчики. Какая тебе разница, ты — нищий. И ты тянешься, и хвать последнее. Все — радость, счастье, не зря жизнь прожил.
Сколько ты всего пережил, а вышел только за трусами. А выйди за мебелью. Ты сто жизней проживешь, пока достанешь табуретку.
Я так обрадовался, что у меня в квартире шаром покати, что мне еще жить и жить в очередях! Но вида не подаю, говорю:
— А оклады-то!
Он:
— Что оклады?
— Оклады-то подняли вам ни за что ни про что, за здорово живешь, почти в два раза.
Он говорит:
— Нам подняли?!. Это мы сами себе подняли. А что такое сами себе? Сам себе цветы купил или сам себе бутылку поставил. Это — одни расходы. Если бы кто-то тебе, а то ты сам себе. Мы в сильной растрате. Я каждый месяц сам себе как будто ящик коньяка ставлю.
Я перекрестился. «Слава тебе, господи, — думаю, — что нам не прибавили. И так концы с концами не сводишь, а тут бы точно по миру пошли».
И так мне его что-то жалко стало, этого мужика, седой уже, а чего он хорошего видел в жизни? Жена у него не работает, болеет с детства — дыхание неровное.
И я, значит, рядом — все при мне: в выходные работаешь — платят: покалечился на производстве — за электричество скидка; жена шьет, дочь шьет, теща вяжет, тесть бутылки сдает.
В общем, стою перед ним — как будто я у него в голодный год талоны на хлеб украл. Достал, что было: три рубля, сигареты «Астра», спички — все отдал.
Я к чему все это? Есть которые болтают про привилегии, народ мутят. Им бы фитиль вставить куда следует. Работала же комиссия, прямо сказал Примаков: «Нету никаких привилегий».
Чего мутят народ?.. Примаков же врать не будет.
Тунеядец
В медицине у нас толком ничего не изучено! У меня друга лечили от цирроза печени, а он загнулся от алкоголизма.
А возьмем аллергию. Одному цветок в радость, другой от него в обморок падает или ему от цитрусовых плохо… на рынке. Бывает, люди увидят много бумажных денег, и у них ноги подкашиваются — аллергия, болезнь века!
У меня вот — только подумаю о работе, все тело пятнами покрывается. Значит, что-то такое есть в организме! Какой-то он знак подает, сигналит.
Ты расшифруй, медицина! От денег же мне ничего, хоть сколько дай. Значит, каждому свое лечение.
Кому-то три раза в день цветок нюхать, кому-то надо не нюхать, а работать за троих. Мне, может быть, нужно три раза в день после еды давать по рублю. А у нас же!
Я им кровь, мочу — все собрал, говорю:
— Ну-ка, интересно, что там под микроскопом?
Они говорят:
— Ничего, нормально под микроскопом.
Значит, надо в обсерваторию, посмотреть, что телескоп скажет. Верно?
Они говорят:
— Телескоп изобрели, чтобы звезды наблюдать, а не ваше…
Как с людьми разговаривают! А я только подумаю о работе, на меня страх нападает панический. Значит, что-то такое есть в организме! Какая-то зараза сумела проникнуть!
Ну и что, что рентген не показывает? Может, у меня болезнь тоньше рентгена! Может, у меня нерв… за что-то зацепился. За сухожилие. Я не знаю, так говорю, первое попавшее. Я этому не учился. Не этому учился. Я вообще не учился. А у нас же!
Никто ничего не хочет делать. К глазнику пришел:
— Доктор, работу увижу — в глазах темнеет. Но не до конца. На солнце смотрю, что-то мутное есть.
Он говорит:
— Вам надо к терапевту.
Я к терапевту. Хитрее сделал: написал, что чувствую, на бумажке. Протягиваю ему:
— Это что по признакам?
Он говорит:
— По признакам это беременность.
Я говорю:
— Не может быть.
Он говорит:
— Не пугайтесь, ничего страшного. У половины человечества это бывает.
Я говорю:
— Это из другой половины.
Он говорит:
— Тогда вам надо к психиатру.
Вхожу к психиатру, говорю:
— Друг, выручай!
Он:
— Что с нами такое?
И за молоток. Чем лечат, а?! Ну, видит, я его опередить могу, молоток положил, начал гипнозом:
